Райт, Маурисио

Маурисио Райт
Общая информация
Полное имя	Уилбер Маурисио Райт Рейнольдс
Родился	Сан-Хосе (Коста-Рика), Коста-Рика
Гражданство
Рост	191 см
Позиция	защитник
Информация о клубе
Клуб	Эредиано
Должность	главный тренер
Карьера
Клубная карьера*
1991—1997	Саприсса	? (?)
1997—1999	Комуникасьонес	22 (2)
1999—2000	Сан-Хосе Эртквейкс	36 (3)
2000—2001	Нью-Инглэнд Революшн	40 (3)
2001	Эредиано	18 (1)
2002—2003	АЕК	25 (0)
2003	Гуанчжоу Фули	3 (0)
2004—2006	Эредиано	24 (3)
2007	Саприсса	1 (0)
Национальная сборная**
1994—2005	Коста-Рика	67 (6)
Тренерская карьера
2007—2010	Брухас
2011	Пунтаренас
2011—2012	Перес Селедон
2012	Депортиво Малакатеко
2014—2015	Картахинес
2015—н.в.	Эредиано
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 19 января 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах, откорректировано по состоянию на 19 января 2016.

Уилбер Маурисио Райт Рейнольдс (исп. Wílber Mauricio Wright Reynolds; 20 декабря 1970, Сан-Хосе, Коста-Рика) — коста-риканский футболист, защитник, известный по выступлениям за «Саприссу» и сборную Коста-Рики. Участник Чемпионата мира 2002 года в Японии и Южной Корее.

Клубная карьера

Райт воспитанник клуба «Саприсса» из своего родного города. В 1993 году он завоевал Кубок чемпионов КОНКАКАФ, а также помог клубу выиграть чемпионат Коста-Рики. В 1995 году Маурисио повторил своё достижение. Летом 1997 году он перешёл в гватемальский «Комуникасьонес», в 1998 и 1999 годах Райт дважды стал чемпионом Гватемалы.

В 1999 году он переехал в США, где на протяжении трёх лет выступал в MLS, за «Сан-Хосе Эртквейкс» и «Нью-Инглэнд Революшн». В 2001 году Маурисио вернулся на родину, где недолго выступал за «Эредиано», а после уехал в Грецию. Новым клубом Райта стал афинский «АЕК». Он помог клубу занять третье место и уехал в Китай в «Гуанчжоу Фули», но сыграв всего три матча Маурисио вернулся в Коста-Рику. До 2007 года он выступал за свои бывшие клубы «Эредиано» и «Саприссу», в котором и завершил свою карьеру.

Международная карьера

1 декабря 1995 года в товарищеском матче против сборной Белиза Райт дебютировал за сборную Коста-Рики. Кубок Америки 1997 года стал первым крупным турниром для Маурисио в составе национальной команды.В 1998 году он принял участие в Золотом кубке КОНКАКАФ. На турнире он сыграл в матчах против сборных США и Кубы. В 2000 году Райт во второй раз защищал цвета сборной на Золотом кубке КОНКАКАФ. Он принял участие в поединках против Канады и Тринидада и Тобаго.

В 2002 году Маурисио сыграл на Чемпионате мира в Японии и Южной Корее. Он принял участие в поединках против сборных Китая, Турции и Бразилии. В поединке против китайцев он забил победный гол.

В 2003 году Райт в третий раз принял участие в Золотом кубке КОНКАКАФ. На турнире он сыграл в поединках против сборных Канады, Кубы, Сальвадора, Мексики и США.

В 2004 году Маурисио принял участие в Кубка Америки в Перу. На турнире он сыграл в поединках против сборной Чили, Парагвая, Колумбии и Бразилии. В поединке против чилийцев он отметился забитым мячом. В 2005 году он в четвертый раз сыграл на Золотом кубке КОНКАКАФ. На турнире он сыграл во встрече против Кубы.

Тренерская карьера

После окончания спортивной карьеры Маурисио Райт занялся тренерской деятельностью. Он возглавлял ряд коста-риканских команд, а также гватемальское "Депортиво Малакатеко".

В сезоне 2009/2010 Райт привел к победе в коста-риканской Аппертуре клуб "Брухас".

Достижения

Командные

«Саприсса

• 1 Чемпионат Коста-Рики по футболу — 1993
• 1 Чемпионат Коста-Рики по футболу — 1995
• Обладатель Кубка чемпионов КОНКАКАФ — 1993
• Обладатель Кубка чемпионов КОНКАКАФ — 1995

«Комуникасьонес

• 1 Чемпионат Гватемалы по футболу — 1998
• 1 Чемпионат Гватемалы по футболу — 1999

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/mauricio-reynolds-wright/78784 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)

Отрывок, характеризующий Райт, Маурисио

Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.