Сароян, Уильям

Уильям Сароян
Дата рождения:	31 августа 1908(1908-08-31)
Место рождения:	Фресно, США
Дата смерти:	18 мая 1981(1981-05-18) (72 года)
Место смерти:	Фресно
Род деятельности:	писатель
Награды:	Пулитцеровская премия (1940), «Оскар» за лучший литературный первоисточник (1944).

Уи́льям Сароя́н (англ. William Saroyan, арм. Վիլյամ Սարոյան; 31 августа 1908, Фресно, Калифорния, США — 18 мая 1981, Фресно, Калифорния, США) — американский писатель армянского происхождения. Продуктивный прозаик, обращался к самым различным жанрам и темам: от своей исторической родины («Армянин и армянин») до пацифизма («Приключения Весли Джексона»). Был удостоен Пулитцеровской премии (1940) за лучшую драму («Лучшие годы вашей жизни»), от которой отказался, а также «Оскара» (1944) за лучший литературный первоисточник («Человеческая комедия»).

Биография

Родился 31 августа 1908 года в семье поэта Арменака Сарояна и его жены Такуи, эмигрантов из города Битлиса (нынешняя Турция), где, по словам У. Сарояна, дальнейшая жизнь армян была невозможной. Детство провёл в г. Фресно (штат Калифорния).

Сароян начал свою трудовую деятельность с почтальона.

Героями его произведений всегда были простые и не очень счастливые люди, о которых он писал с теплотой, состраданием и надеждой на лучшее.

Признание пришло к нему после первого же сборника рассказов «Отважный молодой человек на летающей трапеции» (The Daring Young Man on the Flying Trapeze, 1934); герой одноименного рассказа — безработный, умирающий с голоду юноша.

Уильям Сароян написал более полутора тысяч рассказов, двенадцать пьес и около десяти романов (исчисление включает бумаги, найденные вокруг тела Сарояна, которые, однако, не тянут на роман). Одним из лучших его произведений считается частично автобиографическая повесть «Человеческая комедия» (The Human Comedy, 1942). Известны также романы «Приключения Весли Джексона» (Adventures of Wesley Jackson, 1946) и «Мама, я тебя люблю» (Mama I Love You, 1956) и другие.

В 1940 году вышел в свет сборник рассказов «Меня зовут Арам» (My Name Is Aram), в 1944 году — «Дорогой малыш» (Dear Baby).

Как драматург Сароян заявил о себе пьесой «В горах мое сердце» (My Heart’s in the Highlands, 1939), о непризнанном счастливце-поэте, юноше, все принимающем близко к сердцу, и старом актере и музыканте, с его мыслями о прошлом и будущем. В последовавшей за ней пьесе «Вся ваша жизнь» (Time of your life, 1939; русский перевод под названием «Путь вашей жизни») писатель в фантасмагорических сценах, разворачивающихся в таверне, живописует самых разных героев, каждый из которых имеет своё представление о счастье.

Начиная с 1935 г. Сароян четырежды побывал с Советской Армении, в 1964 г. посетил также город своих предков Битлис, о чём впоследствии (1975) написал пьесу «Битлис».

Заурядное любовное приключение — тема «Вечной нежной песни любви» (Love’s Old Sweet Song, 1940), повествующей об идиллическом знакомстве привлекательной старой девы из Калифорнии с неким коммивояжером и семейством из оклахомского захолустья.

Энтузиазм молодости, её порывы — то, что так любит изображать Сароян, — пронизывают пьесу «Прекрасные люди» (The Beautiful People, 1941).

В 1943 была поставлена пьеса «Уходи, старик» (Get Away, Old Man), в 1957 — «Пещерные люди» (The Cave Dwellers).

В 1972 Сароян опубликовал книгу воспоминаний «Места, где я проводил время» (Places Where I’ve Done Time).

Умер Сароян 18 мая 1981 года в его родном городе Фресно, где и был похоронен, но, выполняя волю писателя, оставленную в завещании, часть его сердца захоронили в Армении, у подножья Арарата, недалеко от которого находится озеро Ван, а там дальше — город Битлис — родина его родителей.

Одним из его военных друзей был Стэн Ли. По словам самого Ли, ещё в военные годы они вместе писали сценарии, а также снимали фильмы и видеорепортажи.

Сароян был близко знаком с Мэрилин Монро. Дважды был женат на Карол Маркус.

В 2014 году городской совет города Битлис утвердил переименование пяти улиц в исторической части города в Юго-Восточной Турции. Среди новых названий улиц есть и «Улица Уильяма Сарояна».

В 2015 году планируется открытие библиотеки в честь Уильяма Сарояна в городе Битлис, Турция.

Сочинения

Рассказы

• «Отважный молодой человек на летающей трапеции» (The Daring Young Man on the Flying Trapeze, 1934),
• «Вдох и выдох» (1936),
• «Андраник Армянский» (1936),
• «Маленькие дети» (1937),
• «Беда с тиграми» (1938),
• «Меня зовут Арам» (1940),
• «Рок Ваграм» (1951),
• «Весь свет и сами небеса» (1956),
• «Вельветовые штаны»,
• «Смех»,
• «60 миль в час»,
• «Откуда я родом, там люди воспитанные»,
• «Певчие пресвитерианской церкви»,
• «Первый день в школе»,
• «Читатель „Всемирного альманаха“»,
• «Гарри»,
• «Пианино»,
• «Поучительные сказочки моей родины»,
• «Бедный опалённый „араб“»,
• «Лето белого коня»,
• «Поездка в Ханфорд»,
• «Гранатовая роща»,
• «Старомодный роман с любовными стихами и всем прочим»,
• «Филиппинец и пьяный»,
• «Апельсины»,
• «Война»,
• «Парикмахер, у дяди которого дрессированный тигр отгрыз голову».

Пьесы

• «В горах моё сердце» (1939),
• «Лучшие годы вашей жизни» (1939, Пулитцеровская премия),
• «Пещерные люди» (1939),
• «Проходи, старик» (1944),
• «Эй, кто-нибудь» (1941),
• «Игроки в Пинг-Понг».
• "Голодные"

Романы

• «Человеческая комедия» (1943, рус. пер. 1955),
• «Приключения Весли Джексона» (1946, рус. пер. 1959),
• «Мама, я тебя люблю» (1956, рус. пер. 1970),
• «Папа, ты сошел с ума» (1957, рус. пер. 1964),
• «Мальчики и девочки» (1963).

Мемуары

• «Не умирать», 1963,
• «Дни жизни и смерти и бегства на луну», 1970,
• «Места, где я отбывал срок», 1972.

Фильмография

• 1967 — В горах моё сердце (режиссёр — Рустам Хамдамов)
• 1976 — В горах моё сердце (режиссёр — Левон Григорян)
• 2007 — Изгнание (режиссёр — Андрей Звягинцев)

Публикации

• The W. Saroyan reader. N. Y., 1958; Letters from 74 rue Taitbon, N. Y., 1968;
• I used to believe I had forever, now I’m not sure N. Y., 1969; в рус. пер. — 60 миль в час. Рассказы, М., 1958;
• Что-то смешное. Серьёзная повесть, «Литературная Армения», 1963, No 5-8
• Путь вашей жизни. Пьесы, М., 1966.

Литература

• Орлова Р., Добрый утешитель, в кн.: Потомки Гекльберри Финна, М., 1964
• Гончар Н., Точность детали и правда образа, «Литературная Армения», 1973, No 9,
• Floan N., W. Saroyan, N. Y., 1966.

Ссылки

• [lib.ru/INPROZ/SAROQN/ Сароян, Уильям] в библиотеке Максима Мошкова
• [psy.1september.ru/2001/01/11.htm «Вельветовые штаны»]
• Алексанян Е. Мост через все. Особенности и роль национальных-художественных реалий в творчестве У. Сарояна.
• [armeniangc.com/2013/08/my-ostaemsya-stranoj-saroyana/ Гарри Уолкер: Мы остаемся «Страной Сарояна»]

Отрывок, характеризующий Сароян, Уильям

– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.