Коллинз, Уилки
| Уильям Уилки Коллинз | |
| William Wilkie Collins | |
 Уильям Уилки Коллинз.Приблизительно 1871 год | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Место смерти: |
Лондон, Великобритания |
| Род деятельности: | |
| Подпись: |
|
Уи́льям Уи́лки Ко́ллинз (англ. William Wilkie Collins, 8 января 1824, Лондон — 23 сентября 1889, Лондон) — английский писатель, драматург, автор 27 романов, 15 пьес и более чем полусотни рассказов.[1]
Содержание
Биография
Уилки Коллинз родился 8 января 1824 года в Лондоне, в семье известного художника-пейзажиста Уильяма Коллинза.[1]. Получил домашнее образование, затем поступил в частную школу. Путешествовал с семьёй по Италии и Франции, изучая французский и итальянский языки.
В возрасте 17 лет окончил школу и по настоянию отца устроился стажером в фирму «Antrobus & Co», торговавшую чаем. Провел там пять лет, затем поступил в суд Линкольнз-Инн, начал изучать юриспруденцию, став в 1851 году членом корпорации адвокатов.
Его первый роман «Иолани, или Таити, как это было» был написан в 1843 году. Он был отвергнут издателем в 1845 году и был впервые опубликован в 1999 году.
После смерти отца в 1847 году Коллинз опубликовал свою первую книгу «Воспоминания о жизни Уильяма Коллинза, эсквайра». Первый роман «Антонина» был издан в 1850 году. В 1851 году познакомился с Чарлзом Диккенсом, с которым подружился на всю жизнь. Несколько работ Коллинза были впервые опубликованы в журналах Диккенса «Круглый год» и «Домашнее чтение». Они вместе написали несколько пьес и романов, первой из которых была пьеса «Маяк», пролог к которой написал Диккенс.
Свои лучшие работы Коллинз опубликовал в 1860-е годы, завоевав мировую известность. Коллинз умер 23 сентября 1889 года и похоронен на кладбище Кенсал Грин в Лондоне.[1]
Младший брат - Чарльз Коллинз, зять Чарльза Диккенса и иллюстратор ряда его произведений.
Творчество
Лучший и самый знаменитый роман Коллинза — «Лунный камень» (1868), часто считается первым детективным романом на английском языке: его отличает психологическая точность, сочетание логического, типично «детективного», мышления с романтическими мотивами; повествование попеременно ведётся от лица разных персонажей.
Детективный сюжет также играет важную роль в романе «Женщина в белом», 1860.
Поздние произведения Коллинза нередко имеют критическую направленность. Так, роман «Муж и жена» (Man and Wife, 1870) направлен против несовершенства брачного права; «Закон и женщина» (The Law and the Lady, 1875) — против принятого в Шотландии вердикта «вина не доказана»; «Душа и наука» (Heart and Science, 1883) — против обожествления науки, ведущего, например, к практике вивисекции. Героинями романов «Новая Магдалина» (The New Magdalen, 1873) и «Опавшие листья» (The Fallen Leaves, 1879) стали «падшие» женщины.
Избранные произведения
- «Королева червей» (The Queen of Hearts), сборник новелл (1855—1859, рус. пер. повести «Безумный Монктон», Brother Griffith’s Story of Mad Monkton или The Monkstons of Wincot Abbey, 2005)
- «Ленивое путешествие двух досужих подмастерьев» (The Lazy Tour of Two Idle Apprentices), роман (1857, совместно с Чарльзом Диккенсом)
- «Женщина в белом» (The Woman in White), роман (1860, рус. пер. 1957)
- «Лунный камень» (The Moonstone), роман (1866, рус. пер. 1947)
- «В тупике» (No Thoroughfare), пьеса (1867, , совместно с Чарльзом Диккенсом, рус. пер. 1868)
- «Закон и женщина» (The Law and the Lady), роман (1875)
- «Мой ответ — нет» (I Say No), роман (1884, рус. пер. 2012)
Экранизации произведений
- Женщина в белом (СССР, 1981, режиссёр Вадим Дербенев).
- Женщина в белом (Великобритания, 1982, режиссёр Джон Брюс).
- Лунный камень (Великобритания, 1996, режиссёр Роберт Бирман).
- Женщина в белом (Великобритания, 1997, режиссёр Тим Файвелл).
- Бэзил (Великобритания, 1999, режиссёр Радха Бхарадвай).
Уилки Коллинз в художественной литературе
Уилки Коллинз, наряду со своим близким другом и соавтором Чарлзом Диккенсом, фигурирует в псевдовикторианском триллере Дэна Симмонса «Друд» (Drood, 2009, рус. пер. 2010), где рассказывается об истории создания последнего, незавершенного романа Диккенса «Тайна Эдвина Друда» и таинственных происшествиях, сопровождавших последние пять лет жизни Диккенса. Повествование ведется от лица Коллинза, однако характерно, что читатель не может быть уверен в полной объективности рассказчика, поскольку даже современникам было общеизвестно вызванное хроническим ревматоидным артритом наркотическое пристрастие Уилки к опиуму, вызывавшее у него подчас сложные и кошмарные цветные галлюцинации. Следует иметь в виду, что персонаж Уилки Коллинз названной книги, резко отрицательный, абсолютно не идентичен своему прототипу, реальному историческому Уилки Коллинзу, и что книга Дэна Симмонса из-за вольных трактовок фактов жизни Коллинза ни в коем случае не может рассматриваться как надёжный источник информации о викторианском писателе.
Напишите отзыв о статье "Коллинз, Уилки"
Литература
- История английской литературы, т. 2, в. 2, М., 1955.
- Пирсон Х., Диккенс, М., 1963, с. 292—317.
- Ellis S. М., Wilkie Collins, Le Fanu and others, Freeport, N. Y., 1968.
- Marshall W. Н., Wilkie Collins, N. Y., 1970.
Примечания
- ↑ 1 2 3 [fantlab.ru/autor6317 Коллинз, Уилки] на сайте «Лаборатория Фантастики»
Ссылки
|
Коллинз, Уилки в Викицитатнике? |
|---|---|
|
Коллинз, Уилки в Викитеке? |
- З. А. Венгерова. Коллинз, Вильки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.gutenberg.org/browse/authors/c#a98 Произведения] на сайте Project Gutenberg.
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Wilkie Collins (англ.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий Коллинз, Уилки
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
