Эдингтон, Уильям

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Уильям Эдингтон»)
Перейти к: навигация, поиск
Уильям Эдингтон
William Edington<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Надгробие в Уинчестерском соборе</td></tr>

епископ Уинчестера
9 декабря 1345 года — 6 или 7 октября 1366 года
Интронизация: 14 мая 1346 года
Церковь: Католическая церковь
Предшественник: Адам Орлетон
Преемник: Уильям Уайкхем
 
Смерть: 6 или 7 октября 1366 года
Бишопс-Уолтэм
Похоронен: Уинчестерский собор

Уильям Эдингтон (англ. William Edington; скончался 6 или 7 октября 1366 года) — английский епископ и государственный деятель. Епископ Уинчестера с 1346 года до смерти, хранитель Гардероба с 1341 по 1344 год, казначей с 1344 по 1356 год и, наконец, лорд-канцлер с 1356 до ухода из королевской администрации в 1363 году. Проведённые Эдингтоном административные реформы — особенно в области королевских финансов — имели далеко идущие последствия и внесли вклад в эффективность английской армии на ранних стадиях Столетней войны. Как епископ Уинчестерский начал перестройку Уинчестерского собора и основал Эдингтонский монастырь, церковь которого сохранилась до наших дней.





На королевской службе

Родителями Уильяма были Роджер и Эмис из Эдингтона неподалёку от Уэстбери, Уилтшир. Хотя в некоторых источниках утверждается, что он получил образование в Оксфорде, свидетельств этому нет[1]. Его первым патроном, однако, был канцлер Оксфорда и королевский советник Гилберт Миддлтон. После смерти Миддлтона в 1331 году Эдингтон поступил на службу к его другу Адаму Орлетону, епископу Уинчестера. Через Орлетона способности Эдингтона привлекли внимание короля Эдуарда III, и в 1341 году король назначил его хранителем Гардероба. Это была важная должность: пи нахождении короля с армией Гардероб играл роль военного казначейства, и Эдуард противостоял любым попыткам ограничить эту королевскую прерогативу.

Вероятно, король был впечатлён работой Эдингтона: в 1344 году он был назначен казначеем и оставался на должности двенадцать лет — необычно длительный срок[2]. Это была непростая работа — в середине 1340-х годов страна находилась в тяжёлом экономическом положении. Кампании начала Столетней войны требовали больших средств, и казна оказалась в долгах. Отказавшись выплачивать долги, король потерял общественное доверие и испытывал трудности с получением новых займов. Эдингтон видел необходимость в предоставлении Палате шахматной доски возможностей надзора над всеми королевскими расходами. Контроль над тем, как король использует ресурсы, не подразумевался — Эдуард бы сильно возражал против такого шага; это была просто попытка сведения всех доходов и расходов. Это было по большей части достигнуто к началу 1360-х, что показывает способности и энергию Эдингтона как администратора[2]. В 1356 году он был назван канцлером и оставался на посту до ухода из государственной политики в 1363 году[3], возможно, из-за проблем со здоровьем.

Церковная карьера

Эдингтон также обладал рядом церковных бенефициев. Управлял несколькими приходами в Нортгемптоншире: сначала в Коттингеме, затем в Даллингтоне и с 1322 года в Мидлтон-Чини[4].

В 1335 году Орлетон пожаловал Эдингтону приход Черитона в Гэмпшире, а в 1335—1346 годах он был мастером госпиталя Святого Креста в Уинчестере. Король также вознаградил своего способного слугу; в 1341 году он получил право на пребенду с Лэйтон-Манора (Линкольн), к 1344 году — с Нетеравона (Солсбери), а к 1345 году — с Путстона (Херефорд)[1]. Такое разнообразие для того времени не было необычным. Его главное продвижение по церковной лестнице, однако, случилось в 1345 году, когда папа римский — по просьбе короля — назначил его главой диоцеза Уинчестера. Это была самая богатая епархия Англии, считалось, что её превосходит лишь архиепархия Милана[1].

Монахи Уинчестера уже избрали одного из своего числа, но их решение было отменено, и в 1346 году Эдингтон был посвящён в епископы Уинчестера. Большую часть времени он проводил в Вестминстере при дворе, а не в своей епархии, но некоторые епископские обязанности исполнял: он использовал престол как возможность для непотизма, но также начал широкие работы по перестройке нефа собора. В 1351 году он основал августинский монастырь в родном Эдингтоне, где произносились молитвы за него самого, его родителей и брата[5]. Большая часть монастыря была разрушена, но церковь дошла до наших дней.

В мае 1366 года, в качестве последнего знака королевской благодарности, Эдуард поспособствовал избранию Эдингтона архиепископом Кентерберийским. Эдингтон, однако, отказался, сославшись на ухудшение здоровья. Через пять месяцев, 6 или 7 октября 1366 года, он скончался в Бишопс-Уолтэм[en] и был захоронен в Уинчестерском соборе.

Напишите отзыв о статье "Эдингтон, Уильям"

Примечания

  1. 1 2 3 Davies, 2004.
  2. 1 2 Ormrod, 1990, pp. 88–9.
  3. Fryde, E.B., Greenway, D.E., Porter, S., Roy, I. Handbook of British Chronology. — Third revised. — Cambridge: Cambridge University Press, 1996. — С. 86. — ISBN 0-521-56350-X.
  4. Jackson, Canon JE. [archive.org/stream/wiltshirearchaeo20arch/wiltshirearchaeo20arch_djvu.txt Edingdon Monastery] // The Wiltshire Magazine. — 1882. — Т. XX.</span>
  5. [www.british-history.ac.uk/vch/wilts/vol3/pp320-324 Victoria County History - Wiltshire - Vol 3 pp320-324 - House of Bonhommes: Edington] (англ.). University of London. Проверено 21 августа 2016.
  6. </ol>

Литература

  • Davies, RG. Edington, William (d. 1366) // [www.oxforddnb.com/view/article/8481 Oxford Dictionary of National Biography]. — Oxford: Oxford University Press, 2004.
  • Ormrod, WM. The Reign of Edward III. — New Haven & London: Yale University Press, 1990. — ISBN 0-300-04876-9.

Отрывок, характеризующий Эдингтон, Уильям

Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.