Уимблдон (футбольный клуб, 1889)

Эта статья — о футбольном клубе, существовавшем в 1889—2004 годах. О футбольном клубе, основанном в 2002 году, см. Уимблдон (футбольный клуб, 2002).

Уимблдон
Полное название	Футбольный Клуб «Уимблдон»
Прозвища	Донс, Уомблс, Банда Психов
Основан	1889
Стадион	Уимблдон Коммон (1889—1912) Плуг Лайн (1912—1991) Селхерст Парк (1991—2002)
Вместимость	15,876 (Плуг Лайн) 26,309 (Селхерст Парк)
Соревнование	Вторая лига
2012/13	12 в Вторая лига
Основная форма Гостевая форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1889 годуУимблдон (футбольный клуб, 1889)Уимблдон (футбольный клуб, 1889)

«Уимблдо́н» — английский футбольный клуб из Лондона. Образован в 1889 году. Наивысшим достижением клуба является победа в Кубке Англии 1988 года. Выступал в премьер-лиге Англии (ранее 1 дивизион) с 1986 по 2000 годы.

В 2002 было объявлено о переезде в город Милтон-Кинс, и клуб вскоре стал называться «Милтон Кинс Донс», сменив также цвета и эмблему. «МК Донс» ныне выступает в Чемпионшипе (2 дивизионе).

В 2002 году болельщики «Уимблдона», не согласные с переездом, сформировали в том же Южном Лондоне «АФК Уимблдон», который считают продолжателем «Уимблдона», взяв атрибуты старого клуба (название, сине-желтые цвета, эмблему с двуглавым орлом).

«АФК Уимблдон» за эти годы проделал путь из 9 дивизиона в Футбольную лигу (4-й дивизион).

История

Основание клуба и любительский период

Клуб был основан в 1889 году под названием «Уимблдон Олд Централ» в честь Старой Центральной Школы в лондонском пригороде Уимблдоне, в которой учились игроки. Первым матчем в истории клуба стала игра с «Вестминстером» (1:0). Уже через несколько лет «Уимблдон» выиграл Клепхэм Лигу, а в 1896—1897 годах «Донс» стали чемпионами Геральд Лиги. «Уимблдон» вновь победил в Клепхэм Лиге в сезоне 1900—1901 годов, прибавив к титулу два кубка. На встрече, проведённой 1 мая 1905 года, было решено убрать приставку Олд Централ из названия клуба. «Уимблдон» завоевал в 1906 году South London Charity Cup, однако в 1910—1912 годах чрезмерные долги не позволяли команде участвовать в турнирах.

«Донс» удалось стартовать через два года под именем «Уимблдон Боро», однако приставка Боро была удалена менее чем через год. Клуб базировался в микрорайоне Уимблдон Коммон и играл на различных местных стадионах до 1912 года, когда получил свой «дом» на много десятилетий вперед. Им стал легендарный «Плау Лэйн» (Plough Lane), построенный буквально на болотной грязи. «Уимблдон» присоединился к Афинской Лиге в 1919 году, а через два года перешёл в Истминскую Лигу.

1930-е годы были расцветом в любительской истории клуба. «Уимблдон» четырежды оказывался на вершине таблицы и выходил в финал Любительского Кубка Англии. Посещаемость «Плау Лэйн» редко опускалась ниже 10 тысяч, достигнув однажды 18.

После Второй мировой войны клуб вновь вышел в финал Любительского Кубка (1946/1947) и дважды становился вторым в Лиге в следующие несколько лет. В сезоне 1958—1959 годовов «Уимблдон» пятый раз в истории завоевал титул Истминской Лиги, а с 1961 по 1964 годы трижды подряд становился чемпионом. В это же время в 1963 году игрокам «Уимблдона» впервые в истории удалось выиграть Любительский Кубок Англии (в финале четыре гола забил Энди Рейнольдс, все — головой). За этими успехами последовало решение перейти в профессионалы и присоединиться к Южной Лиге, где «Донс» сразу же пробились из 1-го дивизиона в высший.

ФК «Уимблдон» произвел фурор в розыгрыше Кубка Англии 1974/1975 годов: начав соревнования с первого квалификационного раунда, «Донс» последовательно выбили «Брэкнелл Таун», «Мейденхед Юнайтед», «Уокингем Таун», «Гилфорд и Доркинг Юнайтед», «Бат Сити» и «Кеттеринг Таун», добравшись до третьего круга. Они стали первым клубом, не входящим в профессиональную лигу, которому удалось одолеть команду из первого дивизиона (ныне Премьер-лига), играя при этом в гостях. Жертвой «Донс» стал «Бёрнли» на своем стадионе «Тёрф Мур». В четвёртом раунде «Уимблдон» добился нулевой ничьей на знаменитом «Элланд Роуд» в матче с чемпионом Англии «Лидсом». Легендарный голкипер «Донс» Дикки Гай, который, кстати, в настоящее время является президентом «АФК Уимблдон», отразил пенальти от Питера Лоримера. Переигровка, прошедшая на «Селхёрст Парк» в присутствии 40 тысяч зрителей, завершилась победой более мастеровитого «Лидса» с минимальным счётом 1:0. После трех подряд титулов Южной Лиги «Уимблдон» был заслуженно выбран в Профессиональную Лигу Англии вместо «Уэркингтона» в 1977 году (раньше, в отличие от нынешних времён, Лига была закрытой). Все успехи «Донс» в этот период были связаны с именем главного тренера Алена Батсфорда.

Выход в лигу и прорыв в элиту

Сезон 1977/1978 годов, ставший для «Уимблдона» дебютным в Лиге, клуб завершил на 13-м месте в 4-м дивизионе. Батсфорда на посту главного тренера сменил Дарио Гради, под руководством которого клуб добился повышения в классе. Впрочем дебют в третьем дивизионе вышел неудачным, и «Уимблдон», выиграв только 10 игр в сезоне, опустился обратно в четвёртый дивизион. В следующем году «Донс» удалось вновь подняться в 3-й дивизион, но в конце сезона президент клуба Рон Нудс покинул клуб, прихватив с собой в «Кристал Пэлас» Дарио Гради. Команду возглавил бывший ассистент Гради Дэйв Бассет. Под его началом «Уимблдон» вновь вылетел из третьего дивизиона. В дальнейшем дела в клубе пошли на лад. За два следующих года «Донс» последовательно победили в четвёртом и заняли второе место в третьем дивизионе, забив в чемпионате 1983/1984 97 голов. Сезон 1984/1985 ставший для «Уимблдона» дебютным во 2-м дивизионе, клуб завершил год на 12-м месте, что было признано более, чем удовлетворительным результатом.

Следующий сезон «Уимблдон» начал с разгрома «Миддлсбро» со счётом 3:0, тем самым заявив о себе как о возможном претенденте на выход в высший дивизион. В последнем мачте сезона «Донс» обыграли «Хаддерсфилд Таун» и финишировали на третьем месте, пройдя путь от четвёртого дивизиона до элиты всего за четыре года, что является рекордом английского футбола. Проиграв в гостях свой первый матч в высшем дивизионе «Манчестер Сити», «Донс» победили в следующих четырёх и 1 сентября 1986 года возглавили таблицу. В итоге клуб закончил свой дебютный в высшем дивизионе сезон на шестом месте. После этого успеха Дэйва Бассета переманил «Уотфорд». Его преемником стал бывший менеджер «Бристоль Роверс» Бобби Гоулд. Именно в те годы к «Уимблдону» приклеилось знаменитое прозвище «Банда психов» (англ. The Crazy Gang) за агрессивный и жёсткий стиль игры. Особенно выделялся будущий многолетний капитан клуба и самый знаменитый игрок в истории «Уимблдона» — Винни Джонс, который буквально наводил ужас на звёзд английской лиги.

Звездым часом «Банды психов» стал розыгрыш Кубка Англии 1987/1988 годов, когда в финале оказался поверженным действующий чемпион «Ливерпуль». Решающий гол в конце первого тайма забил головой Лори Санчес, но подлинным героем стал Дэйв Бизант — первый голкипер в истории, отразивший пенальти в решающем матче Кубка Англии. Свидетелем величайшей победы «Уимблдона» стали 37 тысяч болельщиков клуба, пришедших на «Уэмбли». Единственной ложкой дёгтя стало то, что «Донс» не смогли впервые поучаствовать в Еврокубках — из-за трагедии на бельгийском стадионе Эйзель в 1985 году, где погибли 39 болельщиков, английские клубы были на 5 лет отлучены от Европейских Кубков.

В следующие два года «Донс» заканчивали чемпионат соответственно на 12-м и 8-м местах. В 1990 году Бобби Гоулда сменил Рэй Харфорд, пришедший из «Лутона». Новый тренер настоял на подписании за 300 тысяч фунтов Уоррена Бартона, который, наряду с Джоном Фашану, надел в итоге футболку сборной Англии.

Славные 90-е

В начале 90-х первый дивизион был преобразован в премьер-лигу, в результате чего ужесточились требования, предъявляемые к стадионам. Старенький «Плау Лайн» уже не соответствовал современным реалиям и «Уимблдону» пришлось переехать в соседний район Южного Лондона, где клуб арендовал на следующие 12 лет, принадлежащий «Кристал Пэлас», «Селхёрст Парк». Там прошли далеко не самые худшие для клуба 1990-е годы.

Рэй Харфорд неожиданно ушёл в отставку в октябре 1991 года и его заменил Питер Виз, однако всего на несколько месяцев, после чего команду принял на долгие и славные годы Джо Киннейр, руководивший до этого юношеской командой «Уимблдона».

Первый сезон в премьер-лиге (1992—1993) начался очень тяжело — клуб подошёл к Рождеству на 3 месте с конца, однако после Нового Года «Уимблдон» воспрянул духом и финишировал на 12 месте. В следующем розыгрыше «Донс» удалось повторить своё высшее достижение — 6-е место. В те годы в команду пришёл Робби Эрл, ставший в 90-е лидером клуба.

После 9-го места в 1994—1995 годах, «Уимблдон» первый и единственный раз в истории принял участие в еврокубках, но полноценным это выступление назвать никак нельзя. Во-первых, это был всего лишь Кубок Интертото, во-вторых, руководство не проявило никакого интереса к турниру, выставив даже не резервный, а молодёжный состав, за что разгневанные чиновники УЕФА наложили на «Донс» жесткие санкции.

В конце 1995 года клуб ждал очень непростой период, когда в декабре «Уимблдон» осел на безнадежном последнем месте, однако затем команда вновь ожила и финишировала в итоге 14-й. Сезон 1996—1997 мог стать величайшим в истории клуба. После трёх поражений на старте «Донс» опять записали в кандидаты на вылет, но не тут то было — далее последовал великолепный отрезок, и к Новому Году «Уимблдон» подошёл в тройке лидеров, удачно выступая в обоих кубках. Весной «Банда Психов» достигла полуфиналов Кубка Лиги и Кубка Англии. К сожалению, гонка за тремя зайцами закончилась неудачно. В марте произошёл обиднейший вылет в Кубке Лиги от «Лестера», также «Донс» начали сдавать позиции в чемпионате, сделав упор на полуфинал Кубка Англии против «Челси» (последние матчи клуб проводил полуосновным составом). Но «синие» не оставили «Уимблдону» никаких шансов, уверенно выиграв 3:0 — в итоге такая многообещающая кампания завершилась ничем.

Примечательно, что «Уимблдон», оставаясь одним из самых бедных клубов премьер-лиги, имел отличную футбольную школу, которая в в те годы считалась едва ли не лучшей во всей Англии. В конце 1990-х примерно половина игроков основного состава «Донс» была подготовлена в клубной академии. Это Нил Ардли, Нил Салливан, Джэйсон Юэлл, Крис Перри, Карл Корт, Дин Блэкуэлл. Ещё несколько футболистов находились на подходе к основе. Именно благодаря прекрасной подготовке собственных кадров «Уимблдону» удавалось долгое время держаться в премьер-лиге.

Чемпионат 1997—1998 получился довольно бесцветным — «Уимблдон» закончил его на 14 месте, потеряв при этом Винни Джонса, который ушёл в «Куинз Парк Рейнджерс», где вскоре закончил карьеру, выбрав небезуспешный путь актёра.

Зато следующий сезон вновь начался многообещающе. «Донс» шли в верхней части турнирной таблицы, одержав ряд ярких побед (особенно хочется отметить невероятный волевой выигрыш у «Вест Хэм Юнайтед» — 4:3, после 0:3), добрались до полуфинала Кубка Лиги, подписали у тех же «молотобойцев» отличного нападающего Джона Хартсона за рекордную сумму в 7.5 миллионов фунтов. Но вновь надеждам не суждено было сбыться. Злым гением «Донс» стал «Тоттенхэм», выбивший их из обоих кубков, но главное несчастье сезона произошло в марте 1999 года, когда Джо Киннейр перенес сердечный приступ и больше не вернулся на свой пост. Остаток чемпионата «Уимблдон» провёл отвратительно, скатившись на 15-е место.

Падение

Новые хозяева клуба, норвежские бизнесмены, пригласили на пост главного тренера своего знаменитого соотечественника Эгила Ульсена, который добился невиданных доселе успехов с норвежской сборной. Начало чемпионата под руководством Ульсена прошло ни шатко, ни валко — команда болталась рядом с зоной вылета, однако к Новому году дела пошли на поправку, и «Уимблдон» довольно надёжно закрепился в середине таблицы, но после победы на «Лестером» 13 марта 2000 года произошло необъяснимое падение. «Донс» проиграли 8 матчей подряд, а поражение от главного соперника в борьбе за выживание «Брэдфорда» 0:3 переполнила чашу терпения руководства, и Ульсен был с позором уволен. Матч предпоследнего тура против «Астон Виллы» вселил надежду, когда Джон Хартсон сравнял счёт на 90-й минуте игры, и перед решающим туром всё было в руках «Донс» — надо было просто выиграть в Саутгемптоне.

14 мая 2000 года до сих пор горькой занозой сидит в душах болельщиков «Уимблдона» — проигрыш 0:2, и клуб покинул премьер-лигу после 15 лет непрерывного участия в ней.

Переезд в Милтон Кинс и создание АФК Уимблдона

Следующие два сезона «Уимблдон» завершил в середине таблицы Чемпионшипа, но гораздо более грустные события происходили на другом фронте. «Уимблдон» находился в тяжелейшем финансовом положении, и летом 2002 года было объявлено о переезде клуба в Милтон Кинс — город, находящийся в 80 км от Лондона.

Консорциум Милтон Кинса предложил программу развития города, которая включала постройку гипермаркета, футбольного стадиона, отеля и автомобильного парка. Однако в Милтон Кинсе не было профессионального футбольного клуба; самая высокостоящая в иерархии футбольной пирамиды команда выступала в восьмом дивизионе, и девелоперы не могли утвердить строительство стадиона на 30 тысяч мест. Консорциум принял решение импортировать футбольный клуб из другого города, местные чиновники одобрили этот план. Лидер совета Норманн Майлз сообщил, что «город должен иметь профессиональную футбольную команду». Консорциум уже пытался перевезти «Лутон Таун» за год до этого, но данное решение было блокировано Футбольной Лигой из-за того, что «каждый клуб должен оставаться в собственном районе». После этого консорциум пытался договориться о переезде с клубом из Северного Лондона «Барнет», но вновь потерпел неудачу.

На некоторое время в их поле зрения появился «Куинз Парк Рейнджерс», находящийся в администрации, но и эта попытка закончилась с тем же успехом.

Тогда консорциум вновь направил свои взгляды на «Уимблдон» и руководство клуба оказалось восприимчиво к этой идее. Хотя фанаты яростно возражали против этих планов, президент «Уимблдона» Чарльз Коппел заявил в августе 2001, что клуб намеревается переехать в другой город. Фанаты «Уимблдона» организовывали различные акции протеста, но комиссия Английской Футбольной Ассоциации 28 мая 2002 года вынесла вердикт об одобрении переезда. Хотя АФА ясно дала понять, что решение окончательное и бесповоротное, это по-прежнему встречало яростное неприятие болельщиков.

Они создали летом 2002 года «АФК Уимблдон», который считают продолжателем «Уимблдона», приняв все атрибуты старого клуба (название, сине-желтые цвета, эмблему с двуглавым орлом). Клуб же из Милтон Кинса позиционирует себя, как новый, сменив название, цвета и эмблему, ни имеющие ничего общего с «Уимблдоном». Знаковое событие произошло в 2007 году, когда президент «МК Донз» Питер Винкельман вернул муниципальному округу Мертон, где был основан «Уимблдон», трофеи, завоеванные клубом, в том числе и знаменитый Кубок Англии 1988-го.

«АФК Уимблдон», начав с самых подвалов футбольной пирамиды — 9-го дивизиона в английской иерархии, прошёл за эти годы путь до Профессиональной Лиги Англии (4-й уровень).

Цвета

Наиболее известные и узнаваемые цвета клуба — сине-жёлтые. Первоначальные цвета были сине-белыми, хотя менялись несколько раз в следующие годы: полосатые коричнево-голубые футболки с синими шортами; зелёно-белые футболки и синие шорты; зелёные футболки и чёрные шорты; белые футболки с синими шортами и чёрно-зеленые футболки с чёрными шортами. Полностью синяя форма была утверждена в 1918 году, также на груди была вышита буква W. Начиная с 20-х годов игроки «Уимблдона» носили синие футболки с белыми рукавами и чёрные шорты с синими гетрами, пока в 50-х года чёрные шорты не были заменены на белые. Комбинация из синих футболок, синих шорт и белых гетр была введена в 1966 году, а через год форма вновь стала полностью синей. Белые гетры вернулись в 1970 году.

Сине-жёлтые цвета были впервые утверждены в 1975, но спустя сезон их сменила белая форма с вкраплениями синего и жёлтого. С 1978 по 1981 годы форма состояла из жёлтых футболок, жёлтых гетр и синих шорт. Наконец, с 1981 года окончательно введена знаменитая синяя форма с небольшим дополнением жёлтого. Лишь в 1993 году было сделано изменение, когда синий цвет стал гораздо более темным и следующий десяток лет «Уимблдон» был легко узнаваем по этой великолепной расцветке.

«МК Донс» выступает в бело-чёрных цветах, которые ничем не напоминают расцветку «Уимблдона».

«АФК Уимблдон» взял цвета «Уимблдона» (1981—1993).

Эмблема

Первой эмблемой клуба был герб муниципального округа Уимблдон, которым он являлся до объединения с другими районами в округ Мертон в 1965 году. Эта эмблема с двуглавым орлом находилась на футболках «Уимблдона» с конца 1920-х до середины 50-х, но затем была удалена, пока вновь не вернулась в начале 70-х. На выборах в Футбольную Лигу клуб принял собственную эмблему, также основанную на гербе района с двуглавым орлом. А с 1981 введена знаменитая сине-жёлтая эмблема.

«АФК Уимблдон» принял старую эмблему «Уимблдона» (до 1978 года). У «МК Донс» эмблема абсолютно не похожа на герб старого клуба.

Стадион

«Уимблдон» играл на различных стадионах своего района, пока в 1912 году не переехал на новую арену «Плау Лайн». Это был уникальный, полностью деревянный стадион, построенный буквально на болотной грязи. В 1930-е и 1940-е годы посещаемость нередко достигала 10 тысяч. Самая большая аудитория присутствовала 2 марта 1935 года, когда 18.080 зрителей пришли на матч Любительского Кубка Англии против клуба «ХМС Виктория». Однако стадион был несовременным и даже после быстрого восхождения клуба в элиту английского футбола «Плау Лайн» мало изменился с «любительских» времён клуба. Единственной модернизацией была установка освещения, впервые использованная 3 октября 1960 года в матче против «Арсенала» в кубке London Charity Cup.

Когда клуб был принят в Футбольную Лигу, «Плау Лайн» отвечал только минимальным требованиям. А после трагедии на стадионе «Хиллсборо» в Шеффилде, Лига ввела правило, согласно которому стадионы должны быть оснащены исключительно сидячими местами.

Руководство «Уимблдона» объявило о временном переезде в соседний район на стадион «Селхёрст парк», принадлежащий «Кристал Пэласу». Из-за того, что «Плау Лайн» находился рядом с двумя большими магистралями и также линией электропередач, его реконструкция обещала быть крайне затруднительной, но не невозможной. Клуб, тем временем, начал безуспешные попытки поиска нового места для постройки стадиона, пока не принял решение остаться на «Селхёрст Парк». Некоторое время «Уимблдон» успел поиграть в Милтон Кинсе на «Национальном Хоккейном Стадионе». Пока не был окончательно переименован в «Милтон Кинс Донс», который нынче играет на новом 22-тысячном «МК Стэдиум».

«АФК Уимблдон» выступает на небольшом стадионе «Кингсмедоу» в соседнем от Мертона районе Южного Лондона Кингстон-апон-Темс.

Рекорды и статистика

Рекорд по количеству матчей за «Уимблдон» удерживает Рой Лоу, который 644 раза надевал футболку клуба с 1958 по 1972 год. Рою также принадлежит рекорд по количеству матчей в чемпионате (433).

Лучшим бомбардиром в истории «Донс» является Эдди Рейнольдс, который забил 340 голов в 329 матчах между 1957 и 1966 годами. Также стоит отметить Яна Кука, отличившегося 297 раз с 1964 по 1977. Кук находится на втором месте и по количеству игр — 615.

Больше всего мячей в Футбольной Лиге наколотил в ворота соперников Алан Корк (145 голов в 430 матчах). Корку принадлежит и рекорд сезона (29 в 1983-84). Кенни Каннингем провел больше всех игр в майке сборной, будучи игроком «Уимблдона» — 16 игр в сборной Ирландии. Самым дорогим футболистом в истории «Донс» является валлиец Джон Хартсон, купленный в январе 1999 за 7.5 миллионов фунтов стерлинга. Карл Корт продан «Ньюкаслу» летом 2000 за 7 миллионов фунтов — это самая большая сумма полученная «Уимблдоном» за игрока.

Самой крупной победой после выхода в Лигу стал выигрыш 6:0 у «Ньюпорт Каунти» 3 сентября 1983 года. Самое крупное поражение — 0:8 от «Эвертона» 29 августа 1978. Наибольшая беспроигрышная серия в Лиге — 22 матча с 15 января по 14 мая 1984, серия без побед — 14, с 19 марта по 28 августа 2000. Самая большая победная серия в Лиге — 7 побед подряд с 9 апреля по 7 мая 1983.

30,115 зрителей наблюдали за матчем «Уимблдон» — «Манчестер Юнайтед» 9 мая 1993 года — это самая большая зрительская аудитория на домашнем матче «Уимблдона».

Главные тренеры

Первым главным тренером в полном смысле слова стал в 1930 году Х.Р. Уоттс. Док Дауден был назначен в 1946, и оставался на своем посту до конца сезона 1954—1955. Лиз Хенли сменил Даудена и стал тренером «Уимблдона» на долгие 16 лет, выиграв с клубом Любительский Кубок Англии, четыре титула Истминской Лиги, перед получением статуса профессиональной команды и переходом в Южную Лигу. Однако в 1971 ушёл в отставку и его место занял Майк Эверитт, который сначала был играющим тренером.

Спустя два года Эверитт ушёл в Брентфорд и августе 1973 новым тренером назначили Дика Грэма. Однако Грэм пробыл на своём посту лишь до марта 1974. Место главного тренера оставалось вакантным до июля того же года, когда пришёл Ален Батсфорд. С ним «Уимблдон» добился невероятных успехов, трижды подряд победив в Южной Лиге.

Вскоре клуб был выбран в Футбольную Лигу. Спустя полсезона в Лиге Батсфорд покинул кресло тренера. Его сменил через три дня Дарио Гради, остававшийся во главе команды до 1981 года. На его место был назначен Дэйв Бассетт, выведший клуб в элитный дивизион перед уходом в «Уотфорд». Бобби Гоулд провел три года, как главный тренер «Донс», выиграв Кубок Англии. После его ухода пришёл Рэй Харфорд, проведший в клубе чуть больше одного сезона. Далее назначили Питера Уита, однако всего на несколько месяцев, когда его сменил, сначала временно, а потом на постоянной основе Джо Киннир. Он пробыл на своем посту до марта 1999 года, когда перенес инфаркт.

Летом 1999 в клуб пришёл знаменитый норвежец Эгил Ульсен, однако за два тура до конца его уволили, когда «Уимблдон» потерпел восемь поражений подряд. После вылета из премьер-лиги командой два сезона руководил Терри Бартон. «Уимблдон» при нём дважды заканчивал год недалеко от плэй-офф, после чего Бартон был уволен. Стюарт Мердок руководил клубом до появления «МК Донс». Тренером «АФК Уимблдона» в настоящее время является Нил Ардли.

В таблице показаны тренеры «Уимблдона». Тренеры «АФК Уимблдона» здесь — АФК Уимблдон#Главные тренеры

Статистика включает в себя только матчи Чемпионата и Кубка

Имя	Национальность	От	До	Maтчи	Поб	Ничьи	Пор	Поб %
Х.Р. Уоттс	Англия	1930	1946
Док Дауден	Англия	1946	август 1955	375	186	64	126	49,6
Хенли, ЛизЛиз Хенли	Англия	август 1955	5 апреля 1971	869	468	156	235	53,9
Эверитт, МайкМайк Эверитт	Англия	5 апреля 1971	6 августа 1973	120	49	26	45	40,8
Дик Грэм !Дик Грэм	Англия	18 августа 1973	16 марта 1974	45	16	14	15	35,6
Батсфорд, АлленАллен Батсфорд	Англия	Июль 1974	2 января 1978	231	131	51	49	56,7
Гради, ДариоДарио Гради	Англия	5 января 1978	24 января 1981	171	63	47	61	36,8
Бассетт, ДэйвДэйв Бассетт	Англия	31 января 1981	17 июня 1987	303	144	74	85	47,5
Гоулд, БоббиБобби Гоулд	Англия	26 июня 1987	18 июня 1990	142	57	43	42	40,1
Харфорд, РэйРэй Харфорд	Англия	18 июня 1990	7 октября 1991	56	20	17	19	35,7
Питер Уит	Англия	7 октября 1991	19 января 1992	17	1	9	6	5,9
Джо Киннир	Ирландия	19 января 1992	9 июня 1999	364	130	109	125	35,7
Ульсен, ЭгилЭгил Ульсен	Норвегия	9 июня 1999	1 мая 2000	43	11	12	20	25,6
Бартон, ТерриТерри Бартон	Англия	1 мая 2000	25 апреля 2002	108	39	39	30	36,1

Достижения

«Уимблдон» был очень успешным клубом даже перед выборами в Футбольную Лигу, выиграв 8 титулов Истминской Лиги (включая три подряд с 1962 по 1964 годы) и три титула Южной Лиги (с 1975 по 1977). В активе клуба также имеется Любительский Кубок Англии и множество других кубков. На высшем уровне «Донс» продолжали коллекционировать достижения: Самым выдающимся был выигрыш Кубка Англии 1988, который сделал «Уимблдон» всего лишь вторым клубом, завоевавшем и Кубок Англии, и Любительский Кубок Англии. Такого же достижения добился «Олд Картузиан», но это было в XIX веке.

Турнир		Года
2 дивизион (сейчас Чемпионшип)	повышение	1985/86
3 дивизион (сейчас Лига 1)	повышение	1983/84
4 дивизион (сейчас Лига 2)	чемпион	1982/83
	повышение	1978/79, 1980/81
Кубок Англии	победитель	1988
Любительский Кубок Англии	победитель	1963
	финалист	1935, 1947
Football League Group Trophy	финалист	1980/81
Англо-Итальянский Кубок	финалист	1975/76
Южная лига	чемпион	1974/75, 1975/76, 1976/77
	2-е место	1967/68
Истмийская лига	чемпион	1930/31, 1931/32, 1934/35, 1935/36, 1958/59, 1961/62, 1962/63, 1963/64
	2-е место	1949/50, 1951/52
Афинская Лига	финалист	1920/21

Легенды «Уимблдона» (игроки)

Винни Джонс Робби Ирл Джон Скэйлз Стив Галлерс Маркус Гэйл Нил Салливан Джон Хартсон Эйвинд Леонардсен Алан Кимбл Кенни Каннингем Нил Ардли Деннис Уайз Уоррен Бартон Найджел Уинтербёрн Ханс Сегерс Дин Холдсуорт

Дэйв Бизант Дикки Гай Глен Ходжес Карл Либерн Алан Корк Джон Фашану Крис Перри Дикки Гай Лори Санчес Эфан Экоку Карл Корт Эдди Рейнольдс Майкл Хьюз Уолли Даунесс Рой Лоу Ян Кук

Статьи

• [www.sports.ru/tribuna/blogs/nizyfutbola/52835.html?comments=1/ Банда Психов]  (рус.)
• [blogs.futbol-1960.ru/authors/conference/242968.html/ АФК Уимблдон — Клуб миллиона тренеров]  (рус.)

См. также

• Милтон Кинс Донс
• АФК Уимблдон

Ссылки

• [www.afcwimbledon.co.uk/ Официальный сайт «АФК Уимблдон»]  (англ.)
• [www.mkdons.premiumtv.co.uk/ Официальный сайт «МК Донс»]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Уимблдон (футбольный клуб, 1889)

– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!