Уингфилд, Уолтер

Уолтер Клоптон Уингфилд
Walter Clopton Wingfield
Уолтер Уингфилд на венгерской почтовой марке
Род деятельности:	военный, изобретатель
Дата рождения:	16 октября 1833(1833-10-16)
Место рождения:	Руабон, Рексем, Великобритания
Подданство:	Великобритания Великобритания
Дата смерти:	18 апреля 1912(1912-04-18) (78 лет)
Место смерти:	Лондон, Великобритания

Уолтер Клоптон Уингфилд MVO (англ. Walter Clopton Wingfield; 16 октября 1833, Руабон, Рексем, Уэльс — 18 апреля 1912, Лондон) — британский военнослужащий, известный как изобретатель и популяризатор лаун-тенниса.

Биография

Уолтер Клоптон Уингфилд родился в приходе Руабон (Уэльс), в доме своего деда — местного викария. Оставшись сиротой в 13 лет, Уолтер оказался на попечении деда и дяди. Брат деда, отставной полковник, способствовал принятию Уолтера в престижный 1-й гвардейский драгунский полк. В составе этого полка Уолтер Уингфилд сначала служил в Индии, где познакомился с будущей женой — Элис Лидией Кливленд, — а затем участвовал в кампании 1860 года в Китае и взятии Пекина.

Уингфилд вернулся в Уэльс в 1861 году, а шесть лет спустя переехал с семьёй в Лондон. После увольнения из гвардейского полка он поступил на службу в добровольческие части континентальной армии — в подразделение Монтгомериширских йоменов. В рядах этой части он дослужился до чина майора, полученного им в 1873 году.

В 1874 году Уингфилд запатентовал игру, напоминавшую старинный теннис, но с несколько иными правилами, а главное — предназначенную не для закрытых площадок и залов, а для травяных лужаек. Перенос игры с твёрдых полов на траву стал возможен благодаря двум обстоятельствам — появлению английского газона с коротко подстриженной травой и вулканизации, которая позволила выпуск резиновых мячей, отскакивающих практически от любой поверхности. Первоначальные правила новой игры, названной Уингфилдом «сферистика» (англ. sphairistike от греч. σφαιριστική, означающего игру в мяч), но вскоре переименованной в лаун-теннис (англ. lawn tennis, букв. теннис для лужаек), были опубликованы в феврале 1874 года. Они были заметно проще правил классического тенниса и содержали ряд отличий от действующих в настоящее время. Так, корт имел форму песочных часов, сужаясь к сетке от десяти ярдов (примерно 9 метров) до семи (6,4 метра), а сама сетка была натянута на высоте пяти футов (1,5 метра). Для подачи предназначалось конкретное место в пределах корта (а не на задней линии, как позже), а для победы в игре необходимо было набрать 15 очков, причём очко могла набирать только подающая сторона, как впоследствии в волейболе.

После вступления патента в силу Уингфилд начал продажу комплектов оборудования и брошюр с правилами сферистики. В первый год было продано более тысячи комплектов. Коробки с оборудованием отправлялись в Канаду, Индию, Китай и Россию, обладателем комплекта стал принц Уэльский, а также многочисленные члены Палаты лордов. Полный комплект стоил пять гиней, отдельные ракетки продавались по 15 шиллингов, мячи — по 5 шиллингов за дюжину, а книга правил стоила 6 пенсов.

Вскоре, однако, успешная коммерция столкнулась с появлением конкурентов, производящих простое оборудование самостоятельно, а затем внимание Уингфилда вынужденно привлекли другие проблемы. Семейная жизнь складывалась для него неудачно: трое его сыновей умерли ещё детьми, а у жены развилась душевная болезнь, первые признаки которой были заметны уже в 1874 году. В результате личных драм он потерял интерес к лаун-теннису и в 1877 году не стал продлевать патент на эту игру.

В 1890-е годы Уингфилд представил на суд публики ещё одно своё изобретение. Им была разработана новая модель велосипеда, которую он назвал «Бабочка». Для популяризации этой модели он организовывал индивидуальные и командные гонки, которые проходили под музыку, и в 1897 году издал книгу, посвящённую искусству велосипедной езды. В эти же годы Уингфилд, в течение десяти лет бывший вице-председателем «Всемирной ассоциации поварского и кулинарного искусства», основал новое кулинарное общество — Le Cordon Rouge. Он скончался в Лондоне в 1912 году; его душевнобольная жена Элис пережила его более чем на 20 лет и умерла в сумасшедшем доме в 1934 году.

Увековечение памяти и спор о приоритете

В 1976 году президент USTA Стэн Моллесс инициировал основание Исторического общества майора Уингфилда и одноименный клуб. В 1986 году историк Джордж Александер опубликовал его биографию. В домах Уингфилда на Белгрейв-роуд (где он проживал в 1874 году) и на Сент-Джордж-сквер (где он жил в последние годы перед смертью) были установлены мемориальные доски. В честь Уингфилда были выпущены почтовые марки в США (в 1981 году — в год столетия USTA) и в ряде других стран. В 1997 году имя Уолтера Клоптона Уингфилда было включено в списки Международного зала теннисной славы.

Посмертная слава Уингфилда омрачается, однако, тем обстоятельством, что в последнее время приоритет изобретения тенниса оспаривается. Хотя Уингфилд бесспорно был человеком, разработавшим систему правил лаун-тенниса, дошедшую до настоящего времени с относительно небольшими изменениями, он, вероятно, не был первым, кто попытался перенести классический теннис на травяные газоны. В современных изданиях, посвящённых истории тенниса, часто упоминаются имена Аугурио Перейры и майора Томаса Генри Джема, предположительно разработавших игру с подобными правилами раньше, чем Уингфилд — по словам самого Джема, на 15 лет раньше. Джем назвал свою игру пелотой по аналогии с народной баскской игрой, а Лимингтонский клуб дал ей новое название — «лаун-теннис», совпадающее с именем, присвоенным игре Уингфилда Мэрилебонским крикетным клубом.

Литература

• Bud Collins' Tennis Encyclopedia / Bud Collins, Zander Hollander (Eds.). — Detroit, MI: Visible Ink Press, 1997. — ISBN 1-57859-000-0.
• Heiner Gillmeister. [books.google.ca/books?id=hftxBcXOQxsC Tennis: A cultural history]. — London, UK: Leicester University Press, 1998. — 452 p. — ISBN 0-7185-0195-0.
• John Grasso. Wingfield, Walter Clopton // Historical Dictionary of Tennis. — Plymouth, UK: Scarecrow Press, 2011. — P. 310. — ISBN 978-0-8108-7490-9.

Ссылки

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/walter-wingfield Major Walter Clopton Wingfield]. Intenational Tennis Hall of Fame. Проверено 8 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DkGIjKgH Архивировано из первоисточника 17 января 2013].
• Warren Kimball. [www.usta.com/About-USTA/Organization/History/Wingfield_the_Mysterious/ Wingfield the Mysterious]. USTA. Проверено 9 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DkGHgzgF Архивировано из первоисточника 17 января 2013].

Отрывок, характеризующий Уингфилд, Уолтер

– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.