Уинклвосс, Кэмерон и Тайлер

Кэмерон Уинклвосс Тайлер Уинклвосс
Кэмерон Уинклвосс на Пекинской Олимпиаде
Личная информация
Полное имя	Кэмерон Ховард Уинклвосс Тайлер Ховард Уинклвосс
Оригинальное имя	Cameron Winklevoss Tyler Winklevoss
Гражданство	США США
Специализация	Академическая гребля
Дата рождения	21 августа 1981(1981-08-21) (42 года)
Место рождения	Саутгемптон, Нью-Йорк
Рост	196 см
Вес	100 кг

Кэмерон Ховард Уинклвосс и Тайлер Ховард Уинклвосс (англ. Cameron Howard Winklevoss, Tyler Howard Winklevoss; род. 21 августа 1981, Саутгемптон, Нью-Йорк) — близнецы, американские гребцы и бизнесмены. Их главными достижениями в спорте являются золото Панамериканских игр 2007 в восьмёрке с рулевым и выход в финал двоек на Пекинской Олимпиаде. Братья являются основателями социальной сети «ConnectU», долгое время они судились с Марком Цукербергом, настаивая на том, что он украл идею их сайта для своей сети «Facebook».

Биография

Братья Уинклвосс росли в Гринвиче, Коннектикут. Их отец, доктор Ховард Уинклвосс, преподавал актуарные расчёты в Уортонской школе бизнеса, а также владел собственной компанией. Кэмерон (левша) и Тайлер (правша) с 6 лет играли на пианино, и удивляли взрослых слаженной парной игрой на музыкальных инструментах или сборкой конструктора Lego. В 13 лет они освоили HTML и стали разрабатывать сайты для бизнес-проектов. Братья учились в гринвичских школах, увлекались классикой, древнегреческим и латинским языками. С 15 лет они начали заниматься греблей и организовали команду гребцов в своей средней школе. В 1999 году Уинклвоссы участвовали в юниорском чемпионате мира в Пловдиве, составив парную двойку.

В 2000 году они поступили в Гарвардский университет, где специализировались на экономике, продолжая заниматься греблей под руководством известного гребца Гарри Паркера. Во время учёбы братья были членами элитных студенческих клубов. В 2004 году они окончили университет с дипломами бакалавра искусств. В том же году они выиграли ряд американских соревнований и отправились в Европу, где участвовали в престижных регатах в составе восьмёрки. В 2007 году братья представляли США на Панамериканских играх в Рио-де-Жанейро, где выиграли золото в восьмёрке, и стали вторыми в четвёрке. Уинклвоссы составили американскую двойку на Пекинской Олимпиаде. Они сумели выйти в финал, но там финишировали последними с большим отставанием. В 2009 году братья поступили на магистра делового администрирования в бизнес-школу Оксфордского университета. В следующем году они участвовали в знаменитой регате против Кембриджа, где проиграли.

ConnectU

В декабре 2002 года братья и их сокурсник по Гарварду Дивья Нарендра задумали создать социальную сеть для студентов их университета и других престижных учебных заведений. Назвав её «HarvardConnection», они обратились к другу-программисту Санджаю Мавинкурве с предложением о технической реализации проекта. Приступив к работе, Мавинкурве весной 2003 года покинул проект, устроившись на работу в «Google». Партнёры нашли другого программиста, Виктора Гао, но тот по личным причинам осенью прекратил работу. В ноябре 2003 года братья и Нарендра наняли Марка Цукерберга, предоставив ему тексты разработанного программного кода «HarvardConnection». В течение следующих двух месяцев Цукерберг избегал контактов со своими работодателями, занимаясь тем временем вместе с Эдуардо Саверином созданием собственной социальной сети. 6 февраля 2004 года из университетской газеты «The Harvard Crimson» братья и Нарендра узнали, что Цукерберг запустил сайт thefacebook.com. Они обратились к администрации университета с претензией о краже интеллектуальной собственности, но администрация заявила, что дело находится вне её компетенции. Президент университета Лоуренс Саммерс порекомендовал им обратиться в суд.

Трио подало иск против Цукерберга, обвинив в краже идеи и программного кода. В мае того же года был запущен сайт «HarvardConnection», вскоре переименованный в «ConnectU». Позже этот проект стал тесно сотрудничать с файлообменной сетью «i2hub» Уэйна Чана, вместе они запустили несколько дочерних проектов под брендом «The Winklevoss Chang Group». В феврале 2008 года тяжба между «ConnectU» и Цукербергом завершилась закрытым мировым соглашением. В декабре 2009 года Чан обвинил Уинклвоссов в том, что они зарегистрировали патент № 20060212395 от 15 марта 2005 года (направленный на защиту цифровых авторских прав), не указав Чана его совладельцем. Также он заявил, что 50-процентная доля «The Winklevoss Chang Group» даёт ему право на половину компенсации Цукерберга. В 2010 году адвокатская контора, представлявшая «ConnectU» в деле против Цукерберга, огласила сумму соглашения — 65 миллионов долларов — и потребовала от нанимателя 13 миллионов за успешный исход дела, после чего была уволена. В мае выяснилось, что 65 миллионов были рассчитаны по значительно заниженной стоимости акций, и «ConnectU» потребовал от Цукерберга доплатить. В октябре 2010 года на экраны вышел фильм «Социальная сеть» о создании «Facebook», где братьев сыграл Эрми Хаммер: создатели не смогли найти близнецов, похожих на Уинклвоссов..

Отрывок, характеризующий Уинклвосс, Кэмерон и Тайлер

Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.