Уинстенли, Джерард

Джерард Уинстенли (англ. Gerrard Winstanley; 1609, Уиган, графство Ланкашир — 10 сентября 1676) — английский социалист-утопист XVII века, один из руководителей движения диггеров.

Биография

Родился в городе Уиган в семье торговца шёлка и бархата:Эдуарда Уинстенли. Джерард не получил систематического образования. С 1630 жил в Лондоне. Был учеником, затем членом компании торговцев готовым платьем, имел собственное предприятие в лондонском Сити. Когда вспыхнула война между парламентом и Карлом I, его симпатии были всецело на стороне первого; он щедро поддерживал парламентскую армию, пока тяжелые налоги не лишили его состояния. Разорившись, около 1643 стал работать по найму в графстве Суррей.

Начало его проповеднической деятельности относится к середине 1640-х гг., ко времени установления в Англии республики. Прибегая к мистической аргументации, Уинстенли в многочисленных памфлетах (начиная с «Нового закона справедливости», 1649) изложил своё социальное учение, составными частями которого являются «закон социальной справедливости», обоснование необходимости демократического аграрного переворота, проект «Свободной Республики». «Новым законом справедливости» Уинстенли назвал бесклассовое общество, не знающее частной собственности, денег, купли-продажи, работы по найму, имущих и неимущих. Установлению этого «закона» должен был предшествовать демократический аграрный переворот, предусматривавший право бедняков безвозмездно обрабатывать общинные пустоши, а также освобождение копигольда и превращение его во фригольд.

Осуществление аграрного переворота Уинстенли считал непременным условием победы республики над монархией. В 1649 Уинстенли возглавил выступление диггеров («истинных левеллеров», в отличие от последователей Лильбёрна), крайне левого крыла революционной демократии в период Английской буржуазной революции XVII века, которые выражали интересы городской и особенно деревенской бедноты и выступали за совместную обработку общинных земель. Выступление знаменовало кульминационный пункт развития революционно-демократического движения в Англии в середине XVII века. Уинстенли стал один из первых выразителей интересов экспроприированных народных масс.

Основал близ местечка Кобем колонию диггеров, ставшую первым в новой истории коммунистическим экспериментом. После разгрома колонии (весна 1650) Уинстенли написал своё идеологическое завещание — коммунистическую утопию «Закон свободы» (1652), в которой впервые отчётливо связал социальные идеалы коммунистического общества с чаяниями бедноты, а свободу гражданина характеризовал прежде всего как свободу от нужды. Сочинение проникнуто идеями «уравнительного коммунизма», который Уинстенли пытался претворить в жизнь мирными методами. В предисловии, в форме обращения к Кромвелю, автор дает резкую критику существующих порядков; в первых трех главах изложены теоретические рассуждения о свободе и о монархическом и республиканском образе правления; с четвертой главы начинается картина идеального общественного устройства. Главные черты его таковы: земля общая; в промышленности господствует домашнее производство; распределение происходит при помощи общественных магазинов; обучение и труд всеобщи и обязательны; центральная власть — в руках парламента, местная — в руках различных должностных лиц; войско и духовенство имеются, но обязанность последнего ограничивается просвещением народа, ибо религии, основанной на сверхчувственном, не существует; брак свободен и совершается без всяких формальностей; он обязателен в случае доказанной связи, приведшей к рождению ребенка; наказания, вплоть до смертной казни, существуют; высшие наказания постигают уличенных в купле и продаже; золото и серебро, как и у Мора, идут только на утварь.

Остаток жизни Уинстенли провел среди квакеров и частью проникся их воззрениями.

В обосновании своего социально-политического идеала Уинстенли не вполне освободился от теологии, но в основном перешел на позиции рационализма и трактовал теорию естественного права в духе решительного отрицания частной собственности. Материалистически истолковывал вопросы этики и морали. Черты реально существовавшего тогда в Англии способа производства сочетаются у Уинстенли с коммунистическим принципом распределения путём прямого продуктообмена. Политический идеал Уинстенли — последовательно демократическая республика.

С большой долей вероятности устанавливается влияние сочинений Уинстенли, и прежде всего его «Закона свободы», на так называемые кооперативные утопии Уильяма Ковелла «Декларация парламенту» (1659 г.) и Питера Корнелиуса Плокбоя «Путь, предложенный с целью сделать бедных этой нации счастливыми» ( 1659 г.). Имеются основания считать, что сочинения Уинстенли были известны и читались и в XVIII веке, в частности экземпляр «Закона свободы» был подарен Генри Филдингу.

Имя Уинстенли (в написании «Уинстлей») находилось на обелиске в честь социальных мыслителей в Александровском саду возле стен Московского Кремля.

В 1975 году в Великобритании к 300-летию смерти Уинстенли режиссёр Кевин Браунлоу снял черно-белый фильм «Уинстенли» («Winstanley»).

Произведения

На рус. яз. :

• The works…, lthaca — N. Y., 1941; в рус. пер. — Джерард Уинстенли. Избранные памфлеты / Пер. с английского Е. Г. Денисовой. М. — Л., 1950.
• [www.krotov.info/history/17/uinsten.html Джерард Уинстенли. Закон свободы]
• [www.library.cjes.ru/online/?a=con&b_id=483&c_id=5357 Памфлеты в: Прутцков Г. В. Ведение в мировую журналистику. Антология в двух томах]

На англ.яз. :

• [www.bilderberg.org/land/poor.htm A Declaration from the Poor Oppressed People of England] Winstanley & 44 others (1649) [www.rogerlovejoy.co.uk/philosophy/diggers/diggers1.htm backup]
• [www.rogerlovejoy.co.uk/philosophy/diggers/diggers2.htm The True Levellers' Standard Advanced] by Winstanley & 14 others (April 1649) [www.marxists.org/reference/subject/philosophy/works/en/winstanley.htm backup]
• [www.bilderberg.org/land/lawofree.htm The Law of Freedom in a Platform] by Gerrard Winstanley

Литература

• [revolt.anho.org/archives/1362 Барг М. А., Джерард Уинстенли — мыслитель, революционер и пророк]
• Барг М. А., Народные низы в английской революции XVII века, М., 1967 (лит.)
• [istmat.info/node/33817 Барг М. А. Социальная утопия Уинстенли]
• Дживелегов А. К. Уинстэнли, Джерард // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [istmat.info/node/33873 Павлова Т. А. Джерард Уинстэнли о путях перехода к новому строю]
• [istmat.info/node/33882 Павлова Т. А. Идеал человека в произведениях Джерарда Уинстэнли]
• [istmat.info/node/33901 Павлова Т. А. О зарождении коммунистических воззрений Уинстэнли]
• [istmat.info/node/33889 Павлова Т. А. Рантеры и Уинстэнли]
• Полянский Ф. Я. [www.booksite.ru/fulltext/mys/lye/cjn/omik/18.htm#109 Экономические взгляды мелкобуржуазных кругов и социальных низов. Утопический социализм Дж. Уинстэнли] // Всемирная история экономической мысли: В 6 томах / Гл. ред. В. Н. Черковец. — М.: Мысль, 1987. — Т. I. От зарождения экономической мысли до первых теоретических систем политической жизни. — С. 511-515. — 606 с. — 20 000 экз. — ISBN 5-244-00038-1.
• Самсонова Т. Н. Справедливость равенства и равенство справедливости. — М., 1996.
• Сапрыкин Ю. М., Социально-политические взгляды английского крестьянства в XIV—XVII вв., М., 1972.
• Стальный В., Утопия Дж. Уинстэнли, «Исторический журнал», 1942, № 3—4
• Уинстэнли Джерард / Барг М. А. // Ульяновск — Франкфорт. — М. : Советская энциклопедия, 1977. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 27).</span>

Отрывок, характеризующий Уинстенли, Джерард

В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.