Уистлер, Джордж Вашингтон

Джордж Вашингтон Уистлер
George Washington Whistler
Портрет работы Генри Инмана
Инженер, создатель Американских мостов (Санкт-Петербург)
Дата рождения:	19 мая 1800(1800-05-19)
Место рождения:	Форт-Уэйн, Индиана
Дата смерти:	7 апреля 1849(1849-04-07) (48 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Награды и премии:	орден Св. Анны 2-й ст.

Джордж Ва́шингтон Уистлер (англ. George Washington Whistler; 19 мая 1800, Форт-Уэйн, Индиана — 7 апреля 1849, Санкт-Петербург) — американский железнодорожный инженер.

Биография

Его отец был офицером американской армии, комендантом Форт-Уэйн в тогдашней территории Индиана, и дал имя своему младшему сыну в честь первого президента и верховного главнокомандующего армии США.

Окончил Военную академию США в Уэст-Пойнте (1819), был военным топографом. После командировки в Англию для повышения квалификации приступил к строительству железных дорог в штатах Огайо и Массачусетс.

В начале 1840-х годов возникла задача изыскания и строительства первой российской двухпутной дороги общего пользования. Николай I высочайше решил использовать высокую инженерную квалификацию и обширный изыскательский опыт Уистлера, приобретённые им на строительстве американских железных дорог. К этому решению русского царя сподвиг Франц Антон фон Гестнер – строитель однопутной железной дороги общего пользования Санкт-Петербург-Павловск-Царское Село.

Владельцы компании «Шлюзы и каналы» в Лоуэлле, штат Массачусетс, в корторой Уистлер строил железные дороги до перехода на русскую службу, учитывая опыт и знания специалиста, установили ему плату 3 тысячи долларов в год; это были весьма значительные по тому времени деньги. Кроме того, компания предоставила его семье бесплатно комфортабельный дом в Лоуэлле. Этот дом сохранился, и в нём размещается Whistler House Museum of Art (Художественный музей дома Уистлера), посвящённый сыну инженера.

В 1842 году был приглашён Павлом Мельниковым в Россию по поручению императора Николая I для консультирования постройки Николаевской железной дороги. Оценив его услуги в 12 тысяч долларов в год, российское правительство перекупило специалиста. Инженер сразу же, проявив свойственную ему энергию, активно приступил к работе.

Николаевская железная дорога

По приезде в российскую столицу летом 1842 года ему удалось добиться расположения императора — Уистлер славился своими манерами: полной достоинства манерой держать себя, умением точно и ёмко аргументировать свои предложения, а также прекрасным знанием языков и чувством юмора.

При строительстве дороги активно использовались американские методы и американское дорожно-строительное оборудование. Кроме того, инженер привёз с собой в Россию чертежи моста новейшей по тем временам системы американского изобретателя Уильяма Гау. Эта конструкция была использована в постройке деревянных Американских мостов через Обводный канал в Санкт-Петербурге.

См. также: Американский мост и Система Гау

Тщательно изучив трассу и природные условия на ней, вопреки имевшимся возражениям, в докладе графу Клейнмихелю, он настоял на прокладке колеи шириной 5 футов (1524 мм). Приведя тщательное обоснование своего предложения, Уистлер изложил в своём докладе требуемую ширину колеи и эпюру пути (число шпал на 1 километр пути). Эти параметры впоследствии стали едиными для всей ширококолейной железнодорожной сети Российской империи.

Проект дороги был закончен в 1843 году, а в 1844 году началось строительство дороги. Ещё в 1842 году были основаны Северная дирекция строительства дороги (ею руководил П. П. Мельников), и Южная — (Н. О. Крафт).

Полное проектирование двухпутной дороги длиной 685 км (с полным техническим обеспечением, включающим в себя подвижной состав, ремонтные, эксплуатационные и станционные службы) было выполнено за семь лет. На дороге было возведено 272 больших сооружения и 184 моста, из которых два были спроектированы лично Уистлером.

Император Николай I высоко оценил труд американского инженера, и предложил ему поселиться в России. За усердие на русской службе он наградил специалиста орденом Святой Анны второй степени в 1847 году.

Пассажирское движение на магистрали было торжественно открыто 25 сентября 1850 года, дорога была сдана в эксплуатацию 1 ноября 1851 года. Подвижной состав для дороги поставила американская фирма Т. Винэнс, Д. Гаррисон и Иствик, но он изготовлен был на российских заводах. При этом паровозы сразу строились двух типов — пассажирского и грузового.

Закат жизни и смерть

В 1840-х годах в восточных и южных районах России свирепствовала эпидемия холеры. После того, как стало ясно, что она постепенно приближалается к столице, Уистлер отправил свою семью на русском пароходе в Англию, беспокоясь о её здоровье. Его семья благополучно прибыла в город Гулль 12 июля 1847 года.

В 1848 году Уистлер взял на себя очень много работы, следствием этого стало то, что он переутомился, и вынужден был взять отдых, но с началом зимы он вернулся к работе. В начале ноября инженер заболел холерой, и к весне выздоровел. Болезнь не прошла бесследно и Уистлер оставался очень слабым, и 9 апреля 1849 года умер от сердечного приступа.

Отпевание прошло в Англиканской (Епископальной) церкви Санкт-Петербурга. При поддержке императора тело Уистлера было перевезено на барже в Кронштадт, и оттуда на американском судне оно было отправлено в Бостон. Тело инженера было помещено в церковь Святого Павла, и окончательное захоронение было совершено на кладбище Гринвуд в Бруклине (Нью-Йорк). Прах американского инженера, связавшего две российские столицы железной магистралью, покоится рядом с захоронением его первой жены Мэри.

Прочее

Для продолжения работ из США был приглашён инженер, майор Томпсон Браун, который продолжил строительство дороги и довёл работы до конца.

Дети

• Сын Уистлера от первого брака Джордж Уильям стал российским инженером-путейцем, жил и работал в России до своей смерти в 1869 году.
• Сын инженера [books.google.com/books?id=goiJnvVyTo8C&pg=PA23&dq=whistler+%22second+wife%22+1834&as_brr=3&sig=ACfU3U0U2Q4PraxeEhht94xg5nBEaWQmww#PPA23,M1 от второго брака] Джеймс Уистлер (1834-1903), обладавший художественными способностями, по предложению Николая I обучался в Петербургской Академии художеств за казённый счёт. Он стал величайшим англо-американским художником своего времени.

Имя

Уистлер, по русской традиции был переименован. Русские обращались к нему «Егор Вистлер», что упоминается в некоторых документах, связанных с его пребыванием на русской службе. Эти документы хранятся в Российском государственном историческом архиве (Санкт-Петербург).

Оценка деятельности современниками

«Перечень биографий Вест Пойнта»:

Он взял на себя тяжёлую задачу, большую даже, чем строительство наибольших египетских пирамид.

— Американский генерал-майор Джордж В. Куллом, (оценка работы Уистлера в России)

Другие проекты Уистлера

Кроме железной дороги Уистлер занимался другими проектами.

Кронштадт

Руководил также строительством фортификационных сооружений, Морского арсенала и доков.

Санкт-Петербург

Приложил свой опыт и знания к проектированию моста из железных конструкций через Неву (Благовещенский мост, переименован в 1855 году в Николаевский, в 1918 году — в мост лейтенанта Шмидта, с 2007 — снова Благовещенский). Мост был открыт для движения уже после смерти Уистлера — 21 ноября (4 декабря) 1850 года.

Конструировал металлическую крышу Михайловского манежа.

Архангельск

Занимался планом улучшения судоходства по реке Северная Двина в районе Архангельска.

Отрывок, характеризующий Уистлер, Джордж Вашингтон

– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, – писала она, – и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.