Уитгифт, Джон

Джон Уитгифт John Whitgift
Архиепископ Кентерберийский
Портрет Джона Уитгифта. Неизвестный художник, Национальная портретная галерея (Лондон).
Епископское посвящение	1577
Интронизация	23 октября 1583
Конец правления	29 февраля 1604
Предшественник	Эдмунд Гриндал
Преемник	Ричард Бэнкрофт
Другая должность	Епископ Вустерский (1577-1583)
Умер	29 февраля 1604(1604-02-29) Ламбет
Похоронен	Кройдонская церковь
Джон Уитгифт на Викискладе

Джон Уитгифт (англ. John Whitgift; Гримсби, Северо-Восточный Линкольншир, 1530 или 1531—Ламбет, 1604) — епископ Вустерский (1577-1583), 73-й архиепископ Кентерберийский (1583—1604).

Биография

Джон Уитгифт был старшим сыном Генри Уитгифта из Грейт Гримсби, (Северо-Восточный Линкольншир) и Энн Дайнвелл, точных сведений о дате его рождения не сохранилось.

Ранние годы

Джон Уитгифт начал своё образование при монастыре Уеллоу, настоятелем которого являлся его дядя по отцу, аббат Роберт Уитгифт; под его влиянием Джон продолжил обучение в лондонской школе святого Антония. Согласно мнению большинства исследователей, в тот период он впервые проявил неприятие католицизма, отказавшись посещать мессы, и был отослан назад к своей семье. Позднее он поступил в Куинз Колледж Кембриджского университета, но в 1550 году перевёлся в Пемброук Холл мастером которого являлся протестантский епископ Николас Ридли; тьютором Уитгифта стал Джон Брэдфорд (впоследствии и Ридли, и Брэдфорд трагически погибли в правление королевы Марии). В 1554 году Уитгифт получил степень бакалавра искусств. В 1555 году он был избран фелло колледжа Петерхаус и, несмотря на приверженность протестантизму, сохранял эту должность в течение всего правления королевы Марии, получив степень магистра искусств в 1557 году. В том же году колледж посетил архиепископ Кентерберийский кардинал Реджинальд Поул, ревностно утверждавший в стране католическое вероисповедание, но вице-канцлер Кембриджского университета Эндрю Перн, ранее убедивший Уитгифта не эмигрировать по примеру других протестантов, теперь оградил его от расследования и впоследствии стал близким другом Уитгифта.

Церковная и университетская карьера

После воцарения королевы Елизаветы и возобновления Реформации Уитгифт в 1560 году был рукоположён в диакона, позднее — в священника, а затем, в том же году — стал одним из капелланов епископа Или Ричарда Кокса и ректором церкви в Тевершеме (Кембриджшир). В 1563 году он получил в Петерхаусе степень бакалавра теологии и стал профессором богословия леди Маргарет. В 1566 году Уитгифт получил должность университетского проповедника, в 1567 году получил степень доктора теологии и должность королевского профессора богословия. В том же году, будучи уже старшим фелло колледжа Петерхаус, был избран мастером колледжа Пемброук, но через три месяца оставил должность и стал мастером кембриджского колледжа Святой Троицы. Здесь он получил общенациональную известность, вступив в противоборство с радикально настроенными фелло колледжа, в первую очередь с пуританином Томасом Картрайтом. В 1570 году были введены новые университетские статуты, остававшиеся в силе до 1853 года; их авторство приписывается преимущественно Уитгифту. Статуты расширяли полномочия глав университетов и в первую очередь были использованы для удаления пуритан из профессуры, в частности — упомянутого выше Картрайта. В 1572 и 1573 годах были опубликованы ответы Уитгифта соответственно на первое и второе «Порицание парламенту», излагавшие пресвитерианские требования к официальной церкви и государству.

В 1577 году Уитгифт был рукоположён на Вустерскую епископскую кафедру и оставил работу в Кембридже. Вустерская епархия была центром католического противодействия Реформации. Главными проблемами епископа стали такие формы сопротивления, как отказ от посещения англиканских богослужений и участие многих знатных и влиятельных дворян в тайных католических мессах (за организацию последних, в частности, был подвергнут тюремному заключению Джон Эдвардс). В 1581 году Уитгифт стал автором ответа епископов на выступления Уолтера Майлдмэя с обличениями пороков Англиканской церкви.

Архиепископ Кентерберийский

6 июля 1583 года умер архиепископ Кентерберийский Эдмунд Гриндал, де-факто лишённый полномочий королевой Елизаветой. 23 октября 1583 года освободившуюся кафедру занял Уитгифт. Его возвышение было встречено с озабоченностью пуританами, включая их сторонников в Тайном совете. Уже 29 октября 1583 года по епархиям была разослана программа неотложных действий, подготовленная новым архиепископом при содействии нескольких его сторонников из числа епископов и поддержанная королевой. Она включала пункты об ужесточении преследования католиков (в том числе за отказ посещать англиканские богослужения), проверку уровня квалификации приходских священников и более тщательный отбор кандидатов для рукоположения, и в общем получила одобрение протестантской общественности. Разногласия возникли в связи с требованием ко всем священнослужителям дать подписку о согласии с положениями так называемых «трёх статей» (признание церковного верховенства королевской власти, истинности 39 статей англиканского вероисповедания и Книги общих молитв). Последнее требование было совершенно неприемлемо для пуритан и вызвало с их стороны противодействие (за отказ принять названные требования около 200 священнослужителей были отрешены от должностей).

2 февраля 1586 года Уитгифт увеличил своё влияние при дворе, став членом Тайного совета. В июне того же года архиепископ добился распоряжения Звёздной палаты о передаче ему и епископу Лондонскому Джону Эйлмеру контроля над типографиями. Распоряжение наделяло означенных лиц правом определять количество печатных прессов, а также, при участии Stationers Company и Церковной комиссии, контролировать содержание материалов, разрешённых к публикации. В 1586 году, в период угрозы со стороны королевы Марии Стюарт, Уитгифт вошёл в состав парламентской комиссии, призванной обеспечить безопасность королевы Елизаветы. В 1587 году он добился вето королевы на парламентский билль, ограничивавший возможности архиепископа Кентерберийского использовать положение о присяге при вступлении в должность против пуританского духовенства.

В 1588—1589 годах в Англии нелегально распространялись сатирические памфлеты анонимного автора, напечатанные на типографских прессах Роберта Уолдгрейва и направленные против англиканских епископов и лично архиепископа Кентерберийского; эта серия сатир известна под общим названием «трактатов Марпрелата». Уитгифт одобрил план Бэнкрофта об организации литературного ответа на выпад своих противников, но одновременно развернул кампанию репрессий против владельцев подпольных типографий. К осени 1590 года решениями Высокой комиссии и Звёздной палаты многие лидеры пуритан, включая Картрайта, были лишены имущества и духовных званий, а также подвергнуты тюремному заключению, но к 1592 году большинство из них вышли на свободу, хотя и подвергались определённым ограничениям. Тем не менее, видный пуританин Уильям Хэккет был казнён в 1591 году по обвинению в измене. К 1593 году против пресвитериан в полной мере были задействованы Звёздная палата и другие королевские суды (Эксчекерский и Канцлерский), что поставило эту протестантскую фракцию в положение подпольной организации.

В 1600 году при поддержке королевы Уитгифт отстаивал в парламенте независимость церковных судов, в 1601 году он решительно поддержал Елизавету во время мятежа Эссекса, а в 1603 оставался рядом с королевой до самой её смерти и проводил обряд отпевания покойной в Вестминстерском аббатстве.

Уитгифт вошёл в состав совета, провозгласившего короля Шотландии Якова новым монархом, и направил ему письменный отчёт о состоянии Англиканской церкви, а 25 июля 1603 года провёл обряд его коронации. В январе 1604 года архиепископ принял участие в созванной новым королём конференции епископов и пуритан во дворце Хэмптон-корт, хотя руководство епископской делегацией фактически захватил епископ Лондонский Ричард Бэнкрофт.

Спустя месяц после этой конференции архиепископ Уитгифт простудился, а через несколько дней перенёс удар во время обеда в Уайтхолле и умер в Ламбете 29 февраля 1604 года, 27 марта он был похоронен в Кройдоне, в часовне святого Николая внутри местной церкви.

Литература

• Штокмар В. В. Очерки по истории Англии XVI века. — Ленинград: Издательство Ленинградского университета, 1957. — 158 с.
• Carpenter E., Hastings A. [books.google.ru/books?id=ee0-EsYR9aEC&printsec=frontcover&dq=Cantuar:+The+Archbishops+in+Their+Office++%D0%90%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B:+Edward+Carpenter&hl=ru&sa=X&ei=0cJCUu_1Auj74QTl9ICICQ&ved=0CDEQ6AEwAA#v=onepage&q=Cantuar%3A%20The%20Archbishops%20in%20Their%20Office%20%20%D0%90%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B%3A%20Edward%20Carpenter&f=false Cantuar: The Archbishops in Their Office]. — Continuum, 1997. — 607 p. — ISBN 9780826430892.
• Collinson P. [books.google.ru/books?id=LS74CFBPqt8C&printsec=frontcover&dq=Elizabethans++Patrick+Collinson&hl=ru&sa=X&ei=LwBHUuS9LOmG4ASKpYEo&ved=0CDAQ6AEwAA#v=onepage&q=Elizabethans%20%20Patrick%20Collinson&f=false Elizabethans]. — Continuum, 2003. — 280 p. — ISBN 9780826430700.
• Strype J. [books.google.ru/books?id=YRoyAQAAMAAJ&printsec=frontcover&dq=Whitgift&hl=ru&sa=X&ei=2XNGUvHdGciI4gSiyICADw&ved=0CHYQ6AEwCQ#v=onepage&q=Whitgift&f=false The life and acts of John Whitgift, Book 1-3]. — Clarendon Press, 1822. — 621 p.
• Whitgift J. [books.google.ru/books?id=79U0QeifKSMC&printsec=frontcover&dq=Whitgift&hl=ru&sa=X&ei=2XNGUvHdGciI4gSiyICADw&ved=0CC4Q6AEwAA#v=onepage&q=perne&f=false The Works of John Whitgift]. — Nabu Press, 2012. — 614 p. — ISBN 9781277062076.

Ссылки

• William Joseph Sheils [www.oxforddnb.com/view/article/29311?docPos=1 Whitgift John]//Oxford Dictionary of National Biography

Отрывок, характеризующий Уитгифт, Джон

– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.