Уичерли, Уильям

Уильям Уичерли

William Wycherley

Уильям Уичерли (англ. William Wycherley, ок. 1640 — 1 января 1716) — английский драматург эпохи Реставрации.

Биография

Уильям Уичерли родился около 1640 года; происходил из богатой и знатной семьи. Учился во Франции. Юрист по специальности.

Во время второй войны с Голландией Уичерли был во флоте и участвовал в разгроме неприятеля при Лоустофте (июнь 1665). Писать начал Уичерли рано; ещё будучи во Франции, он в 1659 году написал свою первую комедию «Любовь в лесу, или Сент-Джемский парк» (Love in a Wood, or St. James’s Park), которая была поставлена на сцене лишь в 1671 году (изд. 1672). В следующем году (1672) была поставлена комедия «Джентльмен танцмейстер» (The Gentleman Dancing-Master, 1673). С большим успехом прошли комедии «Провинциалка» (The Country Wife, написана в 1672, поставлена в 1675) и «Прямодушный» (The Plain Dealer, написана в 1665, поставлена в 1677), на которых зиждется известность Уичерли. В 1704 году Уичерли выпустил сборник посредственных стихов (Miscellany poems).

Произведения Уичерли чрезвычайно ярко отражают жизнь аристократии в период её окончательного разложения. Развращённость высших слоев общества (включая и представителей буржуазии) изображается писателем с крайним натурализмом. Лучшая комедия Уичерли «Прямодушный», написанная под непосредственным влиянием «Мизантропа» Мольера, даёт неприглядную картину низости и испорченности, царящих в свете. Не следует видеть в Уичерли сознательного критика общественных пороков, так как на самом деле писатель искренно увлекается циничными описаниями изображаемой им среды; этой среде Уичерли ничего не противопоставляет; его излюбленный герой Мэнли («Прямодушный») по существу выделяется лишь грубой прямотой, будучи в остальном не лучше других выводимых писателем типов. Достоинствами комедий Уичерли является их занимательная фабула и мастерски сделанные диалоги. На творчестве Уичерли сказалось также влияние испанской комедии интриги и итальянского фарса.

Интересные факты

Возможно, именно Уильям Уичерли является создателем слова «nincompoop» (простофиля). Оксфордский словарь английского языка утверждает, что он в 1672 году впервые употребил слово «happy-go-lucky» (шалопай, бесшабашный, беззаботный человек).

Библиография

• Прямодушный. [Статья А. Аникста, пер.К.Чуковского], М., Искусство, 1968.
• Деревенская жена, М., 1981.
• The Complete works, ed. by M. Summers, 4 vls, L., 1924.
• The Country wife a. the Plain Dealer, ed. by G. B. Churchill, Boston, 1924.
• The Country wife, ed. with a critical introd., notes and appendices, by V. Todd — Naylor, Northampton, 1931.
• Harlitt W., Lectures on the English comic writers, L., 1819 (переиздавалась).
• Klette I., W. Wycherley’s Leben und dramatische Werke, Münster, 1883.
• Perromat Ch., W. Wycherley, Sa vie, son oeuvre, P., 1921.
• Churchill G. B., The originality of W. Wycherley (Schelling Anniversary Papers, by his Former Students), N. Y., 1923.
• Connely W., «Brawny» Wycherley, L., 1930.

Ссылки

• Венгерова З. А. Вичерли, Вильям // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Луков Вл. А. [around-shake.ru/personae/4037.html Уичерли Уильям]. Информационно-исследовательская база данных «Современники Шекспира» (2012). Проверено 9 сентября 2012. [www.webcitation.org/6AY0f5Hed Архивировано из первоисточника 9 сентября 2012].

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Отрывок, характеризующий Уичерли, Уильям

Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.