Уйгурская письменность

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Уйгурская письменность — письменность уйгурского языка. В разное время и в разных странах для записи уйгурского языка использовались разные системы письма — староуйгурское письмо, арабское письмо, кириллица и латиница.

  • Староуйгурское письмо — в VIII—XIX веках
  • Арабское письмо — с XI века до 1930 года в СССР; по настоящее время (кроме периода в 1960—1980-е годы) в КНР
  • Латиница — в 1930—1947 годах в СССР; в 1960—1980-е годы в КНР
  • Кириллица — с 1947 года в СССР и СНГ; попытка в 1956—1957 годах в КНР

В настоящее время уйгурский язык имеет два официальных письменных стандарта — на основе арабского алфавита в КНР и на основе кириллицы в странах СНГ.





Письменности древнеуйгурского языка

Вопрос о преемственности древнеуйгурского и современного уйгурского языков является дискуссионным. Однако специалисты считают возможным выделять период функционирования древнеуйгурского языка как один из этапов развития уйгурского языка[1].

Древнеуйгурский язык использовал различные системы письма. Так, в V веке для его записи использовалось манихейское письмо[en], в V—VIII веках — тюркское руническое письмо, а с VIII века — староуйгурское письмо, развившееся из согдийского[1]. Также известны древнеуйгурские тексты записанные тибетским письмом, письмом эстрангело и центральноазиатским типом письма брахми[2].

После принятия уйгурами ислама с XI—XII веков староуйгурское письмо стало вытесняться арабским письмом. В целом этот процесс завершился к XVI веку, хотя отдельные документы написанные староуйгурском письмом датируются XVIII веком, а жёлтые уйгуры использовали его до XIX века[3].

Арабское письмо для записи уйгурского языка начало использоваться в XI—XII веках. До начала 1920-х годов уйгуры Китая и Средней Азии использовали 28 букв[3]:
ا ب ت ث ج ح خ د ذ ر ز س ش ص ض ط ظ ع غ ف ق ك ل م ن و ه ى

Письменность уйгуров Средней Азии

В начале 1920-х годов в СССР был поставлен вопрос о приближении арабского алфавита к уйгурской фонетике. По этому вопросу в уйгурской газете «Кәмбәғәлләр авази» развернулась полемика. Её результатом стал созыв в 1925 году 1-го уйгурского совещания работников просвещения. На этом совещании из алфавита были исключены буквы, отображавшие арабские звуки, чуждые уйгурскому языку и введены буквы для специфических уйгурских звуков: پ — [p], چ — [ʧ], ژ — [ʒ], گ — [g], ڭ — [ŋ], ئە — [æ], ئۈ — [y]. В новом алфавите стало 27 букв:
ئا ئە ب پ ت ج چ خ د ر ز ژ س ش غ ق ك گ ڭ ل م ن ۋ ه ئو ئۇ ئى ي

В 1930 году в СССР уйгурский алфавит на арабской основе был официально заменён на латинизированный алфавит[3]. Однако по факту даже в 1936 году выходившая в Ташкенте газета «Шәрқ һакиқити» частично печаталась арабским алфавитом[4].

В середине 1920-х годов в СССР развернулась активная кампания по латинизации письменностей. Не обошёл этот процесс и уйгурскую письменность. В феврале-марте 1928 года в газете «Кәмбәғәлләр авази» был опубликован ряд проектов уйгурского алфавита на латинской основе. В апреле-мае того же года на 1-й уйгурской лингвистической конференции, проходившей в Самарканде, был одобрен латинизированный алфавит из 31 буквы. В мае 1930 года 2-я уйгурская лингвистическая конференция в Алма-Ате приняла его без изменений.

Латинизированный алфавит уйгуров СССР:

A a B в C c Ç ç D d E e Ə ə G g Ƣ ƣ H h I i J j K k L l M m N n
Ꞑ ꞑ O o Ө ө P p Q q R r S s Ş ş T t U u V v X x Y y Z z Ƶ ƶ F f

Позднее для русских заимствований в алфавит была добавлена буква F f для обозначения соответствующего звука в русских заимствованиях[3].

В конце 1930-х годов в СССР начался процесс перевода алфавитов с латинской на кириллическую основу. Уйгурский алфавит был кириллизован одним из последних. Проект кириллического алфавита был опубликован А. Ш. Шамиевой в 1946 году, а 4 февраля 1947 года он был утверждён Президиумом Верховного Совета Казахской ССР. В алфавит были включены все 33 буквы русского алфавита, а также 8 дополнительных знаков (Қ қ, Ң ң, Ғ ғ, Ү ү, Җ җ, Ө ө, Ә ә, Һ һ), которые стояли в самом конце алфавита, после буквы Я я. В 1960 году порядок букв в алфавите был изменён и он принял нынешний вид[3]:

А а Б б В в Г г Ғ ғ Д д Е е Һ һ Ә ә Ж ж
Җ җ З з И и Й й К к Қ қ Л л М м Н н Ң ң
О о Ө ө П п Р р С с Т т У у Ү ү Ф ф Х х
Ц ц Ч ч Ш ш Щ щ Ъ ъ Ы ы Ь ь Э э Ю ю Я я

Буква ғ обозначает увулярный звонкий спирант, һ — фарингальный глухой, ә — широкий негубной гласный переднего ряда, җ — звонкую аффрикату [дж], қ — увулярный глухой смычный, ң — заднеязычный носовой сонорный, ө — губной полуширокий гласный переднего ряда, ү — губной узкий гласный переднего ряда. Буквы ё, ф, ц, щ, ь используются только в заимствованиях из русского языка[3].

Письменность уйгуров Китая

Уйгуры Китая до начала XX века также пользовались «старым» арабским письмом. В 1951 и 1954 годах это письмо было реформировано и, как ранее в Советском Союзе, было приближено к нормам уйгурской фонетики. Так, реформа 1951 года изъяла из уйгурского алфавита 8 букв для согласных — ﺙ [θ], ﺫ [ð], ﺡ [ħ], ﻁ [tˁ], ﻅ [ðˁ], ﺹ [sˁ], ﺽ [ðˤ], ﻉ [ʕ], а также ввела 6 букв для гласных — ا [ɑ], ئە [ɛ], ئي [e], ئى [i], قو [o, ø], قق [u, y]. Реформа 1954 года ввела небольшие изменения в начертание гласных. В мае 1954 года правительство Синьцзяна официально утвердило реформированный алфавит[5].

В августе 1956 года в Урумчи состоялась конференция по языкам и письменностям СУАР. На ней выступали как китайские учёные, так и их коллеги из СССР. Резолюция конференции указывала, что необходим перевод письменностей народов СУАР (в том числе и уйгурской) на кириллическую основу[6]. Проект нового алфавит был схож с тем, которым пользовались уйгуры Советского Союза, однако в нём, в отличие от советского варианта, отсутствовали буквы Һ һ, Ә ә, Ц ц, Щ щ, Ы ы, Ь ь, Ю ю, Я я, но присутствовала буква Ҳ ҳ[7]. Однако вскоре этот проект был свёрнут, так как в 1957 году Институт языков национальных меньшинств Китая рекомендовал нацменьшинствам переходить на латинский алфавит[8]. Окончательно вопрос о переходе уйгуров КНР на кириллицу был закрыт после выступления Чжоу Эньлая в январе 1958 года, когда он высказал утверждение, что национальные меньшинства Китая должны пользоваться письменностью, построенной на основе пиньиня. 25 марта 1958 года уйгурская кириллица в Китае была официально отменена[9].

В ноябре-декабре 1959 года на 2-й конференции по языкам меньшинств СУАР было решено ввести латинизированный алфавит для уйгурского языка. Он имел следующий вид[10]:

A a B b C c D d E e F f G g H h I i J j
K k L l M m N n O o P p Q q R r S s T t
U u V v W w X x Y y Z z Ƣ ƣ Ⱨ ⱨ Ⱪ ⱪ Ə ə
Ө ө Ü ü Ⱬ ⱬ Ng ng Zh zh Ch ch Sh sh

По политическим причинам введение нового алфавита было отложено, и лишь в октябре 1964 года Госсовет КНР утвердил его официально[11]. Однако начавшаяся вскоре «Культурная революция» вновь отложила внедрение нового уйгурского алфавита. Работа по внедрению латинизированного алфавита для уйгур была возобновлена в 1973 году, а с 1976 года этот алфавит был внедрён во все официальные сферы[12].

Однако уже в 1980 году арабское письмо для уйгурского языка было вновь допущено к употреблению. Наконец в 1982 году постоянный комитет Собрания народных представителей СУАР постановил отменить уйгурский латинизированный алфавит и вернутся к арабской графике[13]. К концу 1986 года латинизированный алфавит был полностью выведен из всех официальных сфер[14].

Современный уйгурский алфавит в Китае выглядит так[15]:

ئا ئه ب پ ت ج چ خ د ر ز ژ س ش غ ف
ق ك گ ڭ ل م ن ۋ ئو ئۇ ئۆ ئۈ ه ئې ئى ي

В ноябре 2000 года в КНР был принят вспомогательный алфавит на основе латиницы, разработанный Синьцзянским университетом — Uyghur Latin Yëziqi (ULY). Он приобрёл большую популярность в западных изданиях и в интернете[16]. Официального статуса он, однако, не имеет.

Uyghur Latin Yëziqi:A a, B b, Ch ch, D d, E e, Ё ё, F f, G g, Gh gh, H h, I i, J j, K k, L l, M m, N n, Ng ng, O o, Ö ö, P p, Q q, R r, S s, Sh sh, T t, U u, Ü ü, W w, X x, Y y, Z z, Zh zh

Сравнительная таблица алфавитов

Сравнительная таблица уйгурских алфавитов[3],[15]
Арабский (КНР, с 1982) Латиница (КНР, 1965-82) Кириллица (СССР, СНГ) Латинский (СССР, до 1946) Латиница-ULY МФА Арабский (КНР, с 1982) Латиница (КНР, 1965-82) Кириллица (СССР, СНГ) Латинский (СССР, до 1946) Латиница-ULY МФА
ئا A a A a A a A a a ق Ⱪ ⱪ Қ қ Q q Q q q
ئە Ə ə Ə ə Ə ə E e æ ك K k К к K k K k k
ب B b Б б B в B b b ڭ -ng Ң ң Ŋ ŋ -ng ŋ
پ P p П п P p P p p گ G g Г г G g G g ɡ
ت T t Т т T t T t t ل L l Л л L l L l l
ج J j Җ җ Ç ç J j ʤ م M m М м M m M m m
چ Q q Ч ч C c Ch ch ʧ ن N n Н н N n N n n
خ H h X x X x X x x ھ Ⱨ ⱨ Һ һ H h H h h
د D d Д д D d D d d ئو O o О о О о O o o
ر R r Р р R r R r r ئۇ U u У у U u U u u
ز Z z З з Z z Z z z ئۆ Ɵ ɵ Ө ө Ɵ ɵ Ö ö ø
ژ Ⱬ ⱬ Ж ж Ƶ ƶ J j/Zh zh ʒ ئۈ Ü ü Ү ү Y y Ü ü y
س S s С с S s S s s ۋ V v В в V v W w v
ش X x Ш ш Ş ş Sh sh ʃ ئې E e E e E e É é e
غ Ƣ ƣ Ғ ғ Ƣ ƣ Gh gh ʁ ئى I i И и I i I i i,ɨ
ف F f Ф ф F f F f f ي Y y Й й J j Y y j

Кроме того, уйгурский кириллический алфавит имеет ещё две дополнительные буквы, которые в других двух системах записываются двумя знаками каждая:

Кириллица Арабский
алфавит
Латиница-ULY
Ю ю يۇ yu
Я я يا ya

Напишите отзыв о статье "Уйгурская письменность"

Примечания

  1. 1 2 Г. С. Садвакасов Уйгурский язык // Языки Мира. Тюркские языки. — М.: Индрик, 1997. — С. 438. — ISBN 5-85759-061-2.
  2. Л. Ю. Тугушева Древнеуйгурский язык // Языки Мира. Тюркские языки. — М.: Индрик, 1997. — С. 55. — ISBN 5-85759-061-2.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 Г. Садвакасов Алфавит литературного языка советских уйгуров // Вопросы совершенствования алфавитов тюркских языков СССР. — М.: Наука, 1972. — С. 174-182.
  4. А. Т. Кайдаров Орфография уйгурского языка // Орфографии тюркских литературных языков СССР. — М.: «Наука», 1973. — С. 236-256.
  5. Zhou, 2003, p. 166.
  6. Москалев, 1981, с. 89-91.
  7. Zhou, 2003, p. 183.
  8. Москалев, 1981, с. 96.
  9. Москалев, 1981, с. 98.
  10. Zhou, 2003, p. 301-303.
  11. Москалев, 1981, с. 125.
  12. Москалев, 1981, с. 139.
  13. А. А. Москалев. Национально-языковое строительство в КНР (80-е годы). — М.: "Наука", 1992. — С. 69. — 183 с. — ISBN 5-02-017074-7.
  14. Zhou, 2003, p. 308.
  15. 1 2 [www.eki.ee/knab/lat/kblug2.pdf Uighur romanization] (англ.). Institute of the Estonian Language (23.09.2012). Проверено 14 декабря 2015.
  16. Waris Abdukerim Janbaz. [www.uyghurdictionary.org/excerpts/An%20Introduction%20to%20LSU.pdf An Introduction to Latin-Script Uyghur] (англ.). 2006 Middle East & Central Asia Politics, Economics, and Society Conference. Sept 7-9, University of Utah, Salt Lake City, USA. Проверено 14 декабря 2015.

Литература

  • Minglang Zhou. [books.google.ru/books?id=joE5ZASNCGYC&dq=multilingualism%20in%20china&source=gbs_similarbooks Multilingualism in China: the politics of writing reforms for minority languages 1949-2002]. — Berlin: Mouton de Gruyter, 2003. — ISBN 3-11-017896-6.
  • А. А. Москалев. Политика КНР в национально-языковом вопросе (1949-1978). — М.: «Наука», 1981. — 214 с.

Отрывок, характеризующий Уйгурская письменность

– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.