Уйгурские восстания XX века

Серия восстаний коренного народа Восточного Туркестана — уйгуров против китайской власти в XX веке, в ходе которых были созданы два государственных образования.

Восстания под предводительством Тимура Халпы

Уже в начале XX века волна восстаний прокатилась по Уйгурии. Уйгуры восставали в Кагарлыке, Яркенде, Хотане. Серьёзные выступления произошли в Кумуле в 1912—1913 годах. Восстание возглавил Тимур Халпа. В восстании также принял активное участие Ходжа Нияз. Однако вскоре оно было подавлено, а Тимур Халпа и лидер восставших жителей города Турфан, которые намеревались примкнуть к кумульцам, Мухитдин, были убиты.

Восстания 30-х годов

См. также: Тюркская Исламская Республика Восточный Туркестан

Война 1931-34гг., Кумульское восстание, Хотанский эмират и ТИРВТ

Восстание уйгуров началось в 1931 году, в районе г. Кумул (Хами). Руководителями восстания были Ходжа Нияз хаджим и Юлбарс-хан; их поддержал генерал-дунганин Ма Чжунин. В апреле 1933 года в результате военного переворота к власти в Синьцзяне пришел полковник Шэн Шицай, который произвел себя в генералы (позднее он станет генерал-полковником) и провозгласил губернатором. Пытаясь сбить накал национально-освободительного движения народов региона, он обнародовал программу, суть которой заключалась в обещании ряда политических и экономических свобод.

В 1932 году в Хотане, уйгурское население под руководством братьев Богра и Сабита Дамуллы поднимает восстание, свегнув китайскую власть, повстанцы создают Хотанский эмират. Летом 1933 года в Кашгаре Сабит Дамулла и Мухаммад Имин Бугра объявили о создании независимой Восточно-Туркестанской Исламской республики. Первоначально предполагалось назвать государство «Исламская Республика Уйгурстан», однако принимая в расчет интересы других тюркских этнических групп, проживающих в Восточном Туркестане, решили изменить название государства. 12 ноября 1933 года была созвана Национальная ассамблея, принята Конституция, появились государственный символ — флаг (белые полумесяц со звездой на светло-синем фоне) и национальная валюта.

На помощь Шэн Шицаю из Советского Союза, не желающего как усиления Японии, так и создания у себя под боком мусульманского государства, была переброшена так называемая Алтайская добровольческая армия. При попытке захвата Урумчи бомбардировка советской авиации привела к тому, что войска Ма Чжунина были рассеяны. Его мятеж был окончательно подавлен в 1935 году.

Восточно-Туркестанская республика была упразднена. Премьер-министр Сабит Дамулла и некоторые министры были арестованы, препровождены в Урумчи, где и были убиты. Некоторые лидеры, такие как Мухаммад Имин Бугра и Махмут Мухити эмигрировали в Индию. Позднее Кашгар был захвачен отрядами Ходжи Нияза, и фактически ТИРВТ продолжило существовать под руководством генерала Махмута Мухити и его 6 уйгурской дивизии. Ходжа Нияз был назначен заместителем губернатора. Позднее его тоже репрессировали.

Война 1937г, восстание 6 уйгурской дивизии

В 1937 году началось восстание 6-й уйгурской дивизии под руководством Абдул Нияз Камала и Кичик Ахуна (Махмут Мухити вынужден был иммигрировать). Восставшие двинулись в сторону Урумчи. Решающее сражение произошло в районе городов Корла, Карашар. Объединенные китайско-советские войска разбили восставших. Затем последовали широкомасштабные репрессии по всей Уйгурии. Однако местное население не прекращало борьбу. Совместными усилиями советских воинских частей (Нарынская и Ошская войсковые группы) и подразделений Шэн Шицая мятеж уйгуров и дунган был подавлен. Комбриг Николай Норейко докладывал: «К 5 декабря из 36-й дунганской дивизии убито и взято в плен 5 612 человек, ликвидировано из числа взятых в плен 1 887. Захвачено 20 орудий, 1 миномет, более 7 тысяч винтовок. Из 6-й уйгурской дивизии убито и взято в плен около 8 тыс. человек, из числа пленных ликвидировано 607 человек». Позднее численность «ликвидированных» возросла. [www.uighury.com/news/print:page,1,95-iskander-amanzhol-delovaja-nedelja-25.html]

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Ходжа Нияз

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Абдул Нияз Камал, командир 6-й уйгурской дивизии

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Хотанские повстанцы

• 

  Сабит Дамулла

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Офицеры 6-й уйгурской дивизии

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Мухаммад Имин Богра

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Йолбарсхан

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Офицеры 6-й уйгурской дивизии

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Турфанские повстанцы

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Уйгурские повстанцы

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Уйгурские повстанцы

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Правительство ТИРВТ

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Уйгурские повстанцы

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Уйгурские повстанцы

Синьцзян подчинялся китайскому правительству Чан Кайши только номинально, имел собственную валюту, и что примечательно, её стабильность обеспечивалась Госбанком СССР. Что касается белогвардейцев, то частью они погибли в боях, частью — были завербованы советской разведкой или перешли на службу Шэн Шицаю. Позднее русская дивизия, сформированная из них, вопреки рекомендациям СССР была расформирована, Папенгут был обвинен в заговоре и расстрелян. Вместе с ним было казнено более 40 белых офицеров. Шэн Шицай будучи с визитом в Москве, попросил дозволения вступить в ВКП(б). И в 1938 году заместителем начальника Разведуправления РККА ему был вручен партийный билет за № 1859118.[www.uighury.com/news/print:page,1,95-iskander-amanzhol-delovaja-nedelja-25.html]

Преданность Шэн Шицая высоко оценивалась Москвой. Его просьбы о поставках оружия, боеприпасов, продовольствия удовлетворялись полностью, в Хами был построен авиастроительный завод, где собирались истребители И-16 (позднее его демонтируют и вывезут обратно). Истинной причиной советской поддержки Шэн Шицая были стратегические интересы. К этому времени в Синьцзяне были обнаружены большие запасы урана, вольфрама, сурьмы, олова, никеля, тантала.

С началом Второй мировой войны, ориентация губернатора, китайского генерала Шэн Шицая поменялась. Переметнувшись на сторону китайских националистов — сторонников партии Гоминьдан, он тем самым вызвал недовольство СССР. В связи с этим Советский Союз начал поддерживать национально-освободительное движение народов Восточного Туркестана.

Восстания 40-х годов

См. также: Восточно-Туркестанская Республика

Лето 1943 года отмечается всплеском антисоветских настроений в Синьцзяне. Началась передислокация верных Гоминьдану воинских частей. К окончанию Великой Отечественной войны их численность в Синьцзяне составила 100 тысяч человек, в основном ханьцев и дунган.

В 1943 году при содействии советской разведки была создана организация свободы Восточного Туркестана «Азат Ташкилаты». 8 ноября 1944 года подпольный Военно-Революционный комитет, заседавший в городе Кульдже, объявил о начале вооруженного восстания. Приказом Берии в декабре 1944 года был образован Отдел специальных заданий НКВД СССР. Главными задачами перед ним ставилось руководство и оказание помощи национально-освободительному движению мусульман Синьцзяна. Тогда же из числа местных жителей была сформирована группа людей прошедших спецподготовку в районе Медеу. Затем она была заброшена в Синьцзян, где приступила к созданию партизанских отрядов. Командиром одного из них был уроженец Джаркента татарин Фатых Муслимов, позднее он занял ответственный пост в военном ведомстве Восточно-Туркестанской республики.

За несколько дней все стратегически важные пункты Илийского Края были освобождены от гоминьдановцев. Китайские гарнизоны были уничтожены. Вышедшие на помощь из Урумчи китайские войска были рассеяны. В тесном содружестве действовали представители всех некитайских национальностей. 12 ноября 1944 года с городе Кульдже торжественно была провозглашена Восточно-Туркестанская Республика(ВТР). Территориально она охватывала три из десяти округов Уйгурии — Илийский, Тарбагатайскнй, Алтайский. Президентом республики был провозглашен маршал Алихан тура (узбек по национальности). Его первым заместителем стал уйгурский князь Хакимбек Ходжа, заместителем — представитель знатного казахского рода — Абулхаир Торе.

В апреле 1945 года была сформирована Национальная армия Восточного Туркестана, её командующим стал советский генерал-майор Иван Полинов. Его курировал «Иван Иванович» — генерал-майор НКВД Владимир Егнаров. Начальником штаба — генерал Варсонофий Можаров (раньше служил в армии Дутова), заместителем командующего армией был назначен уйгур Зинун Таипов. Командирами дивизий — казах Далелхан Сугурбаев (выходец из Монголии), русский Петр Александров и киргиз Исхакбек Монуев (в некоторых документах он фигурирует как Муниев). Оспан Ислам-улы был назначен губернатором Алтайского округа, но между ним и правительством сразу же начались трения, и он отказался выполнять его приказы.

Вхождение Синьцзяна в состав КНР

Хотя провозглашенная республика одержала ряд серьёзных военных побед, и была готова освободить оставшиеся округа Уйгурии, её судьба была предрешена. Дело в том, что пункт 3 Приложения к договору о дружбе и сотрудничестве, заключенного между Китаем и Советским Союзом в августе 1945 года (подписан В. М. Молотовым и министром иностранных дел Китайской республики Ван Шицзе) касался Уйгурии. В нём говорилось, что «относительно развития Синьцзяна Советское правительство заявляет, что согласно статье V договора о дружбе и сотрудничестве, оно не будет вмешиваться во внутренние дела Китая»

Разумеется о наличии этого секретного приложения уйгурские лидеры ничего не знали. Вследствие этого они под нажимом Москвы вынуждены были сесть за стол переговоров с представителем Гоминьдана. Причем делегацию возглавил один из известных уйгурских деятелей Ахметжан Касими, так как президент республики Алихан Тура был вывезен на территорию Советского Союза.

Одновременно с началом переговоров между Гоминьданом и КПК начались переговоры о прекращении огня в Синьцзяне. Правительство Чан Кайши на них представлял генерал Чжан Чжичжун, ВТР — министр иностранных дел, вице-премьер Ахметжан Касими. Кстати, его «курировал» резидент НКВД в Кульдже. Шли они долго и трудно. Летом 1946 года вступило в силу «Соглашение 11 пунктов». Было сформировано коалиционное правительство, во главе которого стал Чжан Чжичжун, а его первым заместителем стал Ахметжан Касими. Не просуществовав и года, оно распалось.

После окончательной победы КПК над Гоминьданом в середине августа 1949 года во главе делегации ВТР Касими выехал из Кульджи в Пекин через Алма-Ату и Иркутск на заседание Народного политического консультативного Совета Китая. Скорее всего, такой маршрут был продиктован необходимостью встречи с представителями советского руководства, на которой он надеялся убедить Москву сохранить независимость ВТР. А через несколько дней было объявлено о крушении самолета Ил-12 с правительством ВТР на борту. До сих пор не могут назвать точное место падения самолета, в одних источниках указано, что катастрофа произошла в окрестностях Иркутска, в других — под Читой. Есть версия о том, что делегация ВТР была арестована советскими органами госбезопасности и затем все были убиты, а авиакатастрофа была инсценирована посмертно. Останки погибших были выданы представителям ВТР, их похоронили в городском парке Кульджи. Спустя 12 лет тело одного из них — Далелхана Сугурбаева было перезахоронено в Алма-Ате. [www.uighury.com/news/print:page,1,95-iskander-amanzhol-delovaja-nedelja-25.html]

Мухаммад Имин Бугра и Айса Юсуф Алптекин эмигрировали в Турцию, Масуд Сабри Байкузи уехал в Иран. В 1949 году Правительство в Урумчи возглавил татарский большевик Бурхан Шахиди, который выказал лояльность новым властям — китайским коммунистам. Политбюро ЦК КПК приняло решение о дислоцировании в Синьцзяне (Уйгурии) частей НОАК численностью в 250 тысяч человек и о начале массового переселения туда ханьского населения.

В конце 1955 года было официально объявлено о создании Синьцзян-Уйгурского автономного района. Многие уйгуры не признают легитимность этого акта и поддерживают борьбу за независимость Восточного Туркестана.

Весной 1962 года в СССР эмигрировало 46 тыс. казахов и уйгуров (многие из них были военнослужащими 5 армейского корпуса НОАК).

Источники

• the_uighurs.tripod.com/Rus/RusHist.htm / История уйгуров
• Бугра Мухаммад Имин. История Восточного Туркестана-Анкара, 1998
• Гордиенко А.Н.Войны второй половины ХХ века. Мн., 1998. ISBN 985-437-507-2

Отрывок, характеризующий Уйгурские восстания XX века

– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.