Уйгурское идыкутство

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Уйгурское Турфанское идыкутство
идыкутство
861 (867) — 1368



Столица Бешбалик
Крупнейшие города Турфан, Кучар, Карашар, Кумул, Кочо
Язык(и) древнеуйгурский
Религия буддизм, также были распространены манихейство, ислам, несторианство
Население уйгуры
Форма правления монархия
Династия уйгурская
Преемственность
Уйгурский каганат
Могулистан
К:Появились в 861 годуК:Исчезли в 1368 году

Уйгурское Турфанское идыкутство, Уйгурское государство Идыкутов, Уйгурское государство Кочо — средневековое тюркское феодальное государство в северной части Восточного Туркестана, под управлением династии уйгурских идыкутов. Образовалась в результате распада Уйгурского каганата. Первым идыкутом Турфана считается Пан Текин.





Создание

Территория Восточного Туркестана входила в состав Уйгурского каганата до периода его распада в 840-х годах, после распада каганата большая часть уйгуров мигрировала в различные регионы Восточного Туркестана (Турфан, Кумул, Карашар, Куча, Или, Кашгар), а также в Ганьсу, где ими были созданы три государства — Идыкутство (с центром в Турфане), Караханидское (с центром в Кашгаре) и Ганьсуйское (с центром в Дунхуане).


Государственное устройство

Экономика

Упадок

Пан Текин отнял от тибетцев Турфан, Бэйтин, Карашар и Бугур и основал Уйгурское идыкутство.

В 1207 году Уйгурское идыкутство становится вассалом Монгольской империи, а позже — Чагатайского улуса. После ликвидации улуса в 1346 году и образования Могулистана, становится самостоятельным государством.

В 1368 году было уничтожено Могулистаном.

См. также

Напишите отзыв о статье "Уйгурское идыкутство"

Ссылки

  • [uighur.narod.ru/book/nabidjan_ocherk.html Краткий очерк культуры Уйгурского Турфанского идыкутства]
  • [gumilevica.kulichki.net/OT/ot30.htm УЙГУРИЯ В VII—IX вв.]

Отрывок, характеризующий Уйгурское идыкутство

Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.