Уйгуры

Уйгуры

Самоназвание	Уйғурлар,ئۇيغۇرلار
Численность и ареал
Всего: ~ 10 млн.     КНР КНР: ~ 10 млн. 69 тыс. Казахстан Казахстан: 243 тыс. Киргизия Киргизия: 50 тыс. Турция Турция: ~ 40 тыс. Саудовская Аравия Саудовская Аравия: ~ 30 тыс. Узбекистан Узбекистан: 20 тыс. Пакистан Пакистан: ~ 10 тыс. Европа Европа: ~ 10 тыс. Россия Россия: ~ 4 тыс. (2010) США США: ~ 4 тыс. Австралия Австралия: ~ 3 тыс. Канада Канада: ~ 2 тыс. Япония Япония: ~ 1,5 тыс. Туркмения Туркмения: ~ 1,2 тыс.
Язык	уйгурский
Религия	ислам суннитского толка
Расовый тип	смешанный неоднородный: памиро-ферганская раса южносибирская раса
Входит в	Алтайская семья   Тюркская ветвь     Карлукская группа
Родственные народы	узбеки
Происхождение	тохары, карлуки, древние уйгуры

Уйгу́ры (уйг. ئۇيغۇرلار, Уйғурлар, кит. 维吾尔, Wéiwú'ěr) — коренной народ Восточного Туркестана, ныне Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР. По вероисповеданию — мусульмане-сунниты. Уйгурский язык относится к тюркской языковой группе. Уйгуры — тюркоязычный народ, подавляющее большинство которого живут в регионе под названием Синьцзян на крайнем западе Китая.

История этнонима

Впервые этноним «уйгур» начинает встречаться в источниках с начала н. э., вначале как имя только одного из тюркоязычных телеских племен, во времена третьего уйгурского каганата (8-9 вв.) среди племен, входивших в конфедерацию 19-ти племен, этноним «уйгур» стал общим, в этот период наряду с этим этнонимом также широко получил распространение экзоэтноним «токкуз огуз». После миграции уйгурских племен на территорию Восточного Туркестана (9в.) самоназвание «уйгур» продолжает употребляться группами населения Турфана, Кумула, Кучи вплоть до XVI—XVII вв., когда окончательно завершился процесс исламизации населения Восточного Туркестана. С принятием ислама население Восточного Туркестана стало именовать себя просто «мусульманами» или «тюрками», идентифицируя себя по тюркскому происхождению и мусульманскому вероисповеданию, а также по имени своей этнографической группы (юрту) — кашгарец, долан, мачин, таранчи. Общим же самоназванием долгое время являлось разговорное йәрлик «земляки» или «местные» — это слово, иногда встречающееся и в наши дни, использовалось в уйгурской среде для описания жителей-уйгуров любого из оазисов. Несмотря на отсутствие общего этнического самоназвания уйгуры были сформировавшейся средневековой народностью, осознававшей общность происхождения и интересов, имевшей общий язык, исторические традиции, культуру, мусульманскую веру; соседние народности также воспринимали разные юрты уйгуров как единую народность, среднеазиатские народы именовали их кашгарцами, монголы - хотонами, китайцы — чантоу. Страна продолжала называться Уйгурстаном или Уйгуристаном долгое время наряду с названиями Могулия и Кашгария. Это отмечают разные источники; Мухаммад Имин Садр Кашгари в своей работе Асар аль футух (1790) называл страну Уйгуристаном, куда входят шесть городов.

«На востоке эта страна называется Алты-шахар/шесть городов, Уйгуристаном или Кашгар, в Европе она известна под названием Малой Бухарии, Восточной Татарии, Восточного, или Китайского, Туркестана, иногда называется Кашгарией.»

— Чокан Валиханов, 1859 г.

Утрата этнонима было связана с мусульманской традицией, для которой характерно отсутствие этнического самоназвания. Образованная часть тюркского населения Восточного Туркестана в лице знати и духовенства считало, что их народ происходит от уйгуров, это отметили некоторые исследователи 19 в., хорошо контактировавшие с представителями местной знати (беками) и духовенства (ахунами), в частности, Валиханов писал, что местное тюркское население суть потомки древних уйгуров, долоны и нюгейты (две последние группы — потомки могулов) и разговаривают они на уйгурском языке. Английский посол Беллью при описании бека (знать) Артуша заметил, что он татарин чистого уйгурского племени . Бартольд также отметил по этому вопросу, что интеллигенция предпочитает называть себя уйгурами. Эти слои населения (знать, духовенство, интеллигенция) и были инициаторами принятия этнонима, что и было сделано позже. С национальным-территориальным размежеванием в Средней Азии в Ташкенте в 1921 году на съезде представителей тюркского населения Восточного Туркестана было принято решение восстановить этническое самоназвание «уйгур». Существует несколько версий этимологии этнонима «уйгур»:

• Абулгази (1603—1663) в летописи «Родословное древо тюрков» вывел этноним «уйгур» из тюркского корня: «Огуз-хан даровал им наименование Уйгур. Уйгур — тюркское слово, значение которого известно всему миру, оно означает сторонник (япышгур)».

Также, согласно Рашид ад-Дину, легендарный Огуз-хан дал имя «уйгур» племени, которое примкнуло к нему, чтобы оказать ему помощь.

На тюркском языке это слово означает «идущий вслед, присоединившийся».

• По версии М. Кашгари, самоназвание «уйгур» восходит ко времени Александра Македонского. Он называл всадников, противостоящих ему в Центральной Азии, «худхуранд», «подобные соколу, от которых не может ускользнуть при охоте ни один зверь». «Худхуранд» со временем сократилось до «Худхур», а последнее слово превратилось в «уйгур».

Этнографические группы

Исторически современный уйгурский этнос формировался в сложных политико-географических условиях региона Восточного Туркестана из отдаленных территориально друг от друга групп населения зачастую различного этнического происхождения. В настоящее время в уйгурском этносе сохраняется деление на этнографические группы (субэтносы) — юрты (уйг. юртлар):

турфанцы (уйг. турпанлиқләр) кашгарцы (уйг. қәшқәрлиқләр) комульцы (уйг. қумуллуқлар) хотанцы (уйг. хотәнликләр)

аксуйцы (уйг. ақсулуқлар) яркендцы (уйг. яркәндликләр) доланы (уйг. доланлар) лобнорцы (уйг. лопнурлуқлар)

чугучакцы (уйг. чөчәкликләр) учтурфанцы (уйг. учтурпанлиқләр) кульджинцы (уйг. ғулҗилиқлар) атушцы (уйг. атушлуқлар)

кучарцы (уйг. кучарликлар) корлинцы(уйг. корлалиқләр) мачины (уйг. мачинләр) полурцы (уйг. полурлуқлар)

абдалы (уйг. абдаллар)

Для каждой этнографической группы уйгуров характерны свои особенности культуры. Большая часть этих групп образовались как этно-территориальные группы вследствие существенного расстояния между исторически сложившимися древними оазисными поселениями, разделенными непригодными для жизни человека песками пустыни Такла-Макан. Некоторые из групп сформировались из предшествовавшего племенного деления или незавершенности ассимиляции групп иного этнического происхождения.

• Галерея
• Khotanlik ulama in 1933, muhammad amin bughra wearing black in foreground.jpg

  Хотанцы-духовные лица, 1933г.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Турфанцы, конец 19 в.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Мачинцы, конец 19 в.

• Street scene in Yarkand in the 1870s.jpg

  Яркендцы, 1870г.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Ходжа Нияз, кумулец, президент ТИРВТ

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Кашгарцы, участники уйгурского восстания в 30-е годы XX в.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Илийские уйгуры (таранчи) в Кульдже, конец XIX в.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Атушец, Муса бай хаджи, богатейший уйгурский купец и промышленник конца XIX в.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Кучарцы, Тимур-бег, с братьями, 1933г.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Лобнорцы, конец 19 в.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Полурец, духовное лицо, конец 19 в.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Аксуйцы, 1933г.

Антропология уйгуров

Антропологически уйгуры являются населением, представляющим собой смесь монголоидных и европеоидных рас. В научном генетическом исследовании Сюй и Цзин китайские генетики обнаружили, что уйгуры являются на 60 % европеоидного и на 40 % монголоидного происхождения. По их оценкам, возможное событие смешения произошло около 126 поколений назад, или 2520 лет назад В другой научной работе Ли и Кид обнаружили только около 30 % европеоидной примеси..

Расселение и численность

Крупнейший тюркский и второй после хуэй (дунгане) мусульманский народ в Китае. Основная территория расселения северо-западная часть КНР (Восточный Туркестан или Синьцзян-Уйгурский автономный район) и приграничные районы Казахстана и Киргизии.

Согласно официальным китайским данным численность уйгуров в КНР составляет приблизительно 11 миллионов человек. Подавляющая часть уйгуров проживает в Восточном Туркестане/СУАР, где они являются крупнейшим народом, составляя 45 % населения региона, также небольшие общины проживают в крупных городах восточной части Китая. Небольшой анклав уйгуров численностью около 7 тыс. человек имеется также в провинции Хунань, на юго-востоке КНР, где они проживают уже несколько столетий.

За пределами Китая численность уйгуров приблизительно 0,5 млн, они представлены во многих странах, но большая часть проживает в сопредельных с Китаем бывших советских республиках Средней Азии, где их численность свыше 300 тысяч. Из них в Казахстане 238 тысяч, в Киргизии 50 тыс., в Узбекистане 20 тыс., в Туркмении ок.3 тыс.

Крупная уйгурская диаспора существует в Турецкой Республике численностью около 40 тыс., а также Королевстве Саудовская Аравия ~30 тыс.. Также уйгурские общины имеются в Пакистане, ОАЭ, Германии, Бельгии, Нидерландах, Великобритании, Швеции, Канаде, США, России, Японии, Австралии, Таджикистане.

Уйгурские диаспоры можно обнаружить в таких городах мира, как Сидней, Пекин, Шанхай, Мекка, Алма-Ате, Бишкек, Мюнхен, Душанбе. Уйгурским общинам свойственна традиционная самоорганизация в виде малля, во главе которых стоят выборные старшины жигит-беши (йигит-беши). Обычно общины входят в уйгурские общественные организации, объединяющей организацией которых, в свою очередь, является Всемирный уйгурский конгресс.

История

См. также: История Восточного Туркестана, Этногенез уйгуров и Древние уйгуры

Процесс формирования уйгурского этноса был сложным и длительным. Их предки — кочевые племена Восточного Туркестана играли значительную роль в державе Хунну (III в. до н. э. — IV вв. н. э.).

В письменных источниках предки уйгуров упоминаются с III в. н. э. (в том числе в орхонских надписях VIII в.). В III—IV вв. У. входили в объединение, которое в китайских династийных хрониках носило название гаоцзюй (букв. «высокие телеги»). В V в. в китайских источниках появляется новое название этого союза — теле (тегрег «тележники»). Значительная группа племен теле мигрировала на запад, в степи Казахстана и Юго-Восточной Европы. Оставшиеся в центральноазиатских степях были завоёваны тюрками и вошли в состав их государства. Основные земли теле были тогда в Джунгарии и Семиречье. Но в 605 г., после уничтожения западнотюркским Чурын-каганом нескольких сот вождей теле, предводитель уйгуров увёл племена в Хангайские горы, где они создали обособленную группу, названную китайскими историографами «девятью племенами» (токуз-огузами). Татары Тонгга и Кара Игах Бюрук имели опыт как советники и наставники других кочевых ханов, особенно Наймана и Кара Китея, до того, как они были поглощены Монгольской империей. Уйгурское государство основывалось на дипломатических отношениях с соседями и направленных высокопоставленных уйгурских советников к их дворам..

С 630 г., после падения первого Тюркского каганата, токуз-огузы выступают как значительная политическая сила, лидерство внутри которой утвердилось за десятью племенами уйгуров во главе с родом яглакар. В V—VIII вв. уйгуры входили в состав каганата жужаней и затем Тюркского каганата. Процесс этнической консолидации уйгуров завершился в VIII в. после распада Тюркского каганата и образования Уйгурского раннефеодального государства (Уйгурский каганат) на р. Орхон. Во главе каганата стояли каганы из уйгурского рода яглакар (кит. Yao-luo-ko;745-795). Именно в этот момент официальной религией было признано манихейство. В 795 к власти пришло племя эдизов (795—840), которое также приняло название яглакар.

Гумилев считает этот эпизод приходом к власти манихейской теократии:

…в 795 г. на престол был возведён приёмный сын одного из вельмож Кутлуг, на условиях ограничения власти. «Вельможи, чиновники и прочие доложили: „Ты, небесный царь, сиди спустя рукава на драгоценном престоле, а помощника должен получить обладающего способностями управления мерой с море и гору: …законы и повеления должны быть даны: должно надеяться на небесную милость и благосклонность“. Иными словами, у хана были отняты исполнительская и судебная власть, а политика взята под контроль небесной милости», то есть манихеев. Союз племен превратился в теократию.

В 840 году власть в каганате на 7 лет вернулась к племени Яглакар. В 840-е годы вследствие сложных внутриполитических и экономических причин, а также внешнего нашествия древних кыргызов государство уйгуров распалось. С этого момента отряды кыргызов преследуют разбитых уйгуров, проникая вглубь Восточного Туркестана.

Часть уйгуров переселилась в Восточный Туркестан и западную часть Ганьсу, где были созданы два независимых государства — Кянсуйское (ганьчжоуское) княжество (на территории современной провинции Ганьсу) с центром около современного города Чжанъе и Уйгурское идыкутство в Турфанском оазисе.

Изначально часть уйгуров переселилось на территорию племени шивэй на землях до среднего течения Амура и на земли племени хи на территории современной Внутренней Монголии, однако в 847 году кыргызы совершили поход на Амур против уйгуров и племени шивей, а китайцы — против племени хи, после чего эта часть уйгуров тоже бежала в Восточный Туркестан.

В восточной части Караханидского государства в Кашгаре и в государстве турфанских идыкутов Кочо в Турфане уйгуры постепенно ассимилировали местное, преимущественно ирано- и псевдо-тохароязычное население, передав ему свой язык и культуру и, в свою очередь, переняв традиции оазисного земледелия и некоторые виды ремёсел. В этот период среди уйгуров Турфана, Комула, религией которых был манихейство и шаманизм, распространились буддизм, затем и христианство (несторианство). В этот же исторический период, начиная с X века, среди уйгуров Кашгара, Яркенда, Хотана распространяется ислам, к XVI в. вытеснивший другие религии на всей территории Восточного Туркестана.

С принятием ислама арабской графикой было вытеснено староуйгурское письмо.

К этому времени относится формирование современного уйгурского этноса с новоуйгурским языком. Последним крупным этническим компонентом, вошедшим в состав современного уйгурского этноса, стали могулы (тюркизированные монголы) Манглай-Субе, осевшие в Восточном Туркестане в XIV—XV вв., состоявшие из таких племен как барлас, дуглат, нюгейт, арлат, чурас и другие. Политико-административная разобщённость в период XV—XVI вв., а также ряд других причин привели к тому, что этноним «уйгур» стал мало употребляться и был вскоре вытеснен религиозным самосознанием. Уйгуры именовали себя прежде всего «мусульманами», а также по региону происхождения — кашкарлык (кашгарец), хотанлык (хотанец) и др. или по роду занятия — таранчи (земледелец). В XVII—XVIII вв. в Восточном Туркестане существовало государство уйгуров, которое в 1760 г. было захвачено маньчжурскими правителями Китая. Национальное угнетение и жестокая эксплуатация вызывали многочисленные восстания уйгуров против империи Цин, а позднее Гоминьдана. В 1921 году на съезде представителей уйгуров в Ташкенте древнее самоназвание «уйгур» было восстановлено как общенациональное.

С уничтожением последней уйгурской государственности в 1949 году и с образованием в 1955 г. Синьцзян-Уйгурского автономного района властями КНР проводится целенаправленная политика по ассимиляции уйгуров прежде всего путём массового переселения в СУАР этнических ханьцев и искусственным ограничением рождаемости коренного уйгурского населения. В целом достижения в области просвещения и здравоохранения, развития культуры осложнены демографической, этнической и религиозной политикой китайского правительства. Большой проблемой является нарастание в среде уйгуров исламского экстремизма и жестокость репрессий со стороны государства.

Отношения с Китаем

Самая важная новая деталь, обнаруженная в Машхаде МС, то, что каганат был связан брачным союзом (mukhātin) с императором Китая, и что последний ежегодно посылал ему подарки из шёлка. Это определённо указывает на ту эпоху, когда уйгуры приобрели мощное влияние над делами династии Тянь..

Государства средневековья и нового времени, национально-освободительное движение

На протяжении двух тысячелетий предками уйгуров были созданы около десятка государств и полугосударственных образований, сыгравших огромную роль в истории Азии. Некоторые государства простирались от Тихого океана до Средней Азии, другие были небольшими городами-государствами, одни существовали сотни лет, другие не продерживались и года.

Последние уйгурские государства просуществовали недолго (Илийский султанат, Йеттишар, ТИРВТ, ВТР), но оставили сильные традиции в стремлении к приобретению своей государственности в мировоззрении уйгурского народа.

См. также: Национальные движения уйгуров

1. Уйгурский каганат — VIII—IX вв.
2. Уйгурское государство турфанских идыкутов Кочо — IX—XIV вв.
3. Государство Караханидов — IX—XIII вв.
4. Ганьсуйское государство — IX—XI вв.
5. Яркендское Саидийское ханство — XV—XVII вв.
6. Теократическое государство ходжей — XVII—XVIII вв.
7. Уйгурское государство Йаттишяр — 1864—1878 гг.
8. Илийский султанат — 1864—1871 гг.
9. Исламская республика Восточный Туркестан — 1933—1934 гг.
10. Восточный Туркестан (ВТР) — 1944—1949 гг.

Уйгурский каганат		Караханидское государство		Яркендское ханство		Илийский султанат

Язык и письменность

Современный уйгурский язык (новоуйгурский) является прямым преемником уйгурско-караханидского языка. Входит в карлукскую группу тюркских языков. Делится на три диалекта (центральный, хотанский, лобнорский) и множество говоров.

На протяжении истории уйгуры и их предки сменили несколько письменностей. Приблизительно в 6 веке предки уйгуров создают древнеуйгурское письмо на основе согдийского. Уйгурское письмо получило широкое распространение среди восточных народов (тюрки, монголы, маньчжуры) и было одним из официальных письмен Монгольской империи и державы Тимуридов. Этот вид письма использовался некоторыми группами уйгуров (кумульцы, турфанцы) вплоть до 16в.

См. также: Уйгурское письмо

Начиная с 10в., с принятием частью коренного населения Восточного Туркестана (кашгарцы, атушцы, хотанцы) ислама, среди уйгуров получает распространение арабское письмо, которое постепенно к 16в. вытесняет окончательно староуйгурское письмо и до настоящего времени используется уйгурами в Восточном Туркестане. Уйгуры Центральной Азии используют письмо на основе кириллицы, введённой в советское время.

В настоящее время всё большую популярность в интернете и западных изданиях приобретают две разновидности латинского алфавита: один, разработанный в дидактических целях в Синьцзянском университете (окончательно принят в ноябре 2000 года), второй — различные модификации на основе турецкого латинского алфавита.

Культура, традиции, религия

Религия

В древности уйгуры были тенгрианцами, манихеями, буддистами. Манихейство было религией Уйгурского каганата. Буддизм был религией Уйгурского идыкутства.

Абсолютное большинство верующих уйгуров — мусульмане-сунниты ханафитского мазхаб, имеются небольшие общины шиитов в окрестностях Кашгара. Принятие ислама предками уйгуров относится к периоду правления караханидского правителя Сутук Абдукерим Бограхана (X век).

Про вероисповедание уйгуров английский ученый Роджер Бэкон в своем труде [www.vostlit.info/Texts/rus15/Bacon_Roger/frametext1.htm «Opus Majus»] («Большом сочинении»), изданном в 1265 году, написал следующее:

«И точно так же идолопоклонники имеют разные секты. Ведь те, которые называются ингурами, чью письменность усвоили тартары, мыслят одного бога, чего не делает прочее большинство идолопоклонников, как излагается в книге о нравах тартар».

Культура

Традиционные занятия уйгуров — торговля, земледелие, различные виды ремёсел, отгонное животноводство, у некоторых групп пастбищное животноводство (кумульцы, мачинцы и др.). Для лобнорских уйгуров было характерно занятие рыболовством и охотой.

Уйгуры создали богатую и своеобразную культуру (монументальная культовая архитектура, музыкальные и литературные произведения, изобразительное искусство особенно в миниатюрной живописи), оказавшую влияние на культуру многих народов Востока. Миниатюрная живопись. С расширением монгольской империи уйгурская школа миниатюрной живописи начала распространяться по Востоку. Одной из школ является Тебризская школа миниатюры (Иранский Азербайджан). [varvar.ru/arhiv/slovo/miraj.html]

Уйгурская музыка

Ключевое произведение древней уйгурской музыки — 12 мукамов. Существует также бесчисленное множество песен, народных инструментальных музыкальных произведений и др. Музыкальные инструменты — тамбир, дутар, равап, сатар, геджак, най, дап и многие другие.

Уйгурская литература

С древности у уйгуров существует богатая литература — фольклор, проза, поэзия, религиозная (переводы религиозных текстов буддизма и манихейства) литература. Значительную часть литературных памятников классической Уйгурской литературы представляет собой общее наследие ряда тюркоязычных народов Средней Азии и Восточного Туркестана. Таковы дидактическая поэма «Знание, дающее счастье» Юсуфа Баласагуни (11 в.), «Словарь тюркских наречий» Махмуда Кашгари (11 в.), этико-дидактическая поэма Ахмада Югнаки «Подарок истин» (конец 12 — начало 13 вв.). Среди уйгурских поэтов и писателей — Билал Назим, Зия Самади, Лутфулла Муталлип, Изим Искандеров и др. Ключевым доисламским религиозным литературным произведением уйгуров был перевод буддийской Сутры золотого блеска, Суварнапрабхасы, на уйгурском языке.

Уйгурская архитектура

Пещера Мын Уй (рус. "Тысяча домов"), архитектура доисламского периода, 8-10вв., Безеклик, Турфан, Восточный Туркестан (СУАР)		Мавзолей султана основателя Караханидского государства Сутук Абдукерим Бограхана (X в.), г. Атуш, Восточный Туркестан (СУАР)		Мавзолей правителей Яркендского ханства, 16-18вв., Яркенд, Восточный Туркестан (СУАР)

Уйгурскую архитектуру можно условно разделить на два исторических периода — архитектура доисламская и исламская. Среди памятников исламской уйгурской архитектуры — Мавзолей Аппака Ходжи, Мавзолей Тоглук-Тимура, Ид Ках.

Традиции

Мужские союзы

См. также: Мэшрэп

Среди уйгуров до настоящего времени широко распространены мужские союзы — «оттуз огул». «Оттуз оғул» в переводе с уйгурского языка — «тридцать парней» или «тридцать джигитов», обычно в союз вступают мужчины определенной возрастной группы, которые возглавляются избираемыми лидерами. В функции «оттуз огул» входят взаимопомощь и поддержка членов союза любым способом.

Мяшряп — старинный обычай, которого придерживаются уйгуры, иначе, это — вечер отдыха. Он начинается поздней осенью и продолжается до весны, собирая в своем кругу мужчин одного возраста, проживающих в одном районе или селе, имеющих общие интересы. Участников таких собраний называют «тридцать джигитов» — «оттуз огул».

«Мяшряп» — это школа этического и эстетического воспитания. Он выявляет людей одаренных музыкальными или поэтическими способностями, также он является школой воспитания дисциплины и ответственности перед коллективом. В самом начале собрания его участниками избирается глава — «жигит-беши», который имеет право назначить музыканта, танцора, повара. Избирается также судья — «кази», который может наказать отступившегося члена «Мяшряпа».

Такие собрания сопровождаются пением народных песен, мукамов, общими танцами. Но здесь не только отдыхают и веселятся. Участник таких встреч может почерпнуть для себя много нового и полезного путём бесед и обсуждений из всех областей жизни. Может поэтому уйгуры называют невежественного человека «мәшрәп көрмигән» («не видевший мяшряпа»). Но это ещё и круг друзей, готовых всегда прийти на помощь и в радости и в беде, иногда люди одного «мяшряпа» бывают друг другу ближе родственников.

В настоящее время китайским правительством официально запрещены «мэшрэпы» после событий 1997 года в Кульдже. Но несмотря на запреты уйгуры от своих традиций не отказываются.

У уйгуров Восточного Туркестана сохранилась традиция повседневного ношения холодного оружия, национальные уйгурские ножи, «пчак». «Пчак» на протяжении столетий были мужским символом и традиционным холодным оружием уйгуров. С младенческих лет мальчикам в колыбель под подушку кладут «пчак». Ремеслом изготовления ножей занимаются семьи оружейников «пчакчи» на протяжении многих поколений. Наиболее известный район изготовления ножей — древний уйгурский город Янгигисар, где почти все население с древнейших времен занимается этим ремеслом.

Знаменитые уйгурские ножи с наборными рукоятками и логотипом мастера, выгравированным арабской вязью на вороненом лезвии, лежат повсюду. И шмыгают в темноте фигуры с традиционными ножами на поясах.

См. также: Пчак

Семейные традиции

В уйгурских семьях существует традиция, согласно которой младший или единственный сын остается в доме родителей, старшие же, обзаведшиеся семьей, отделяются от родителей.

Браки заключаются исключительно между единоверцами. Строго порицается выдача девушки замуж за иноверца. По традиции решающим фактором при выборе жениха (невесты) является воля родителей. Акт бракосочетания должен быть подтвержден духовным лицом — ахуном, имамом. Согласно обычаям, после прочтения имамом суры из Корана молодожены съедают лепешку, размоченную в воде, куда добавляется соль и молоко и чай.

Фотогалерея

• Галерея
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Мечеть Ид Ках (1442), Кашгар

• Yarkand-aman-is-khan-d02.jpg

  Гробница Амманисахан (жена султана Абдурашитхана, собирательница уйгурского мукама) 16 век, Яркенд

• Khotan-mezquita-d03.jpg

  Мечеть в традиционном уйгурском стиле архитектуры, Хотан

• Uyghur man kashkar.jpg

  Уйгурский мужчина в Кашгар

• Uyghur man Yarkand.jpg

  Уйгурский мужчина в Яркенд

• Rubab.jpg

  Равап, традиционный музыкальный инструмент

• Mutton bbq.jpg

  Уйгурская кухня, шашлычная

• Uyghur man.jpg

  Уйгурские мужчины

• Khotan-mercado-d41.jpg

  Уйгурские мужчины в Хотан

• Barbier in Kaxgar.jpg

  Уйгурская парикмахерская в Кашгаре.

• Khotan-mercado-chicas-d01.jpg

  Три уйгурские девушки на воскресном рынке в Хотане

• Uyghur camel drivers in Xinjiang.jpg

  Уйгур погонщик верблюдов в Синьцзяне

Изображения уйгуров в храмовых росписях

После распада Уйгурского каганата в 840 году уйгуры покинули обжитые кочевья на берегах рек Толы и Селенги, перекочевав на территорию современной китайской провинции Ганьсу, а также в район Турфанского оазиса, образовав там княжество со столицей в Бешбалыке (впоследствии государство Кочо). «Оно занимало ключевые позиции на путях, соединяющих Восток и Запад, и через него, как через ворота Центральной Азии проходили караваны, в которых наряду с купцами путешествовали проповедники различных учений и посольские миссии».

Также существовали и другие уйгурские образования — государство Караханидов (950—1212) и Ганьчжоуское (Гань-суйское) государство (847—1036), которые в короткий исторический период вновь заняли ведущее положение в политической жизни Центральной Азии.

«Буддийские монастыри играли огромную роль в культурной, политической и даже экономической жизни Турфанского государства. Им принадлежали огромные земельные владения, поля и виноградники. Земли монастырей обрабатывались крестьянами или сдавались в аренду. Внутри них располагались ремесленные мастерские, склады, продовольствия и других товаров».

В начале XX века на территории Турфана, Безеклика, Кочо и др. городов были совершены четыре крупные археологические экспедиции в разное время во главе с немецкими исследователями Н. Грюнведелем, Х. Пишелем и Х. Людерсом, А. фон Ле Коком. Археологические находки сначала находились в Отделе Индии, в Этнографическом музее, но после образования Музея индийского искусства (Museum für Indische Kunst) в 1963 году коллекции были объединены в Берлин-Далеме, где по настоящее время находятся и экспонируются. Также ими занимается ведомство Берлинской Бранденбургской академии естественных и гуманитарных наук.

В местности Безеклик были найдены пещеры с буддийскими фресками, предположительно бывшие когда-то крупным буддийским монастырём. Некоторые исследователи считают, что это упомянутый в летописях монастырь Муртлук (данная местность, видимо, первоначально принадлежала манихеям и лишь позднее превращена в буддийский монастырь).

Помимо фресок в Безеклике было найдено большое количество предметов манихейской и буддийской культуры, таких как фрагменты манихейских рукописей, остатки разрисованных шёлковых тканей, хоругви, картины на манихейские и буддийские сюжеты, скульптура и т. д. Подобные пещеры обнаружены также в долине Туюк.

Найденные стенные росписи представляют собой ценный материал для изучения уйгурского народа. По тому, кто и каким образом на них представлен, можно делать выводы о социально-политическом устройстве и культурном уровне уйгурских государств. Так, например, на одной из росписей изображены уйгурские аристократы, полнолицые мужчины с маленькими холеными бородками и усами. Их социальный статус можно определить по наличию головного убора — высокой шапочки вытянутой формы и яркому костюму, сшитому из дорогой и богато отделанной ткани.

См. также

Национально-освободительные движения

• Национальные движения уйгур
• Движение за независимость Восточного Туркестана
• Волнения уйгур в 2008 году
• Волнения уйгур в Урумчи (2009)
• Всемирный уйгурский конгресс

Теории, версии

• Уйгурская теория происхождения хазар

Другие статьи

• Уйгурский язык
• Староуйгурское письмо
• Уйгуры в Казахстане
• Уйгурские общины в Центральной Азии
• Жёлтые уйгуры
• Уйгур авази
• Уйгурские мукамы
• Синьцзян-Уйгурский автономный район
• Абдухалик Уйгур

Литература

• Кадырбаев А. Ш. Очерки истории средневековых уйгуров, джалаиров, найманов и киреитов. — Алматы: «Рауан», «Демеу». 1993—168 с. ISBN 5-625-02513-4
• [www.krskstate.ru/80/narod/etnoatlas/0/etno_id/103 Уйгуры] // [www.krskstate.ru/80/narod/etnoatlas Этноатлас Красноярского края] / Совет администрации Красноярского края. Управление общественных связей ; гл. ред. Р. Г. Рафиков ; редкол.: В. П. Кривоногов, Р. Д. Цокаев. — 2-е изд., перераб. и доп. — Красноярск: Платина (PLATINA), 2008. — 224 с. — ISBN 978-5-98624-092-3.
• Brose M. C. Uyghur Technologists of Writing and Literacy in Mongol China//T’oung Pao, Second Series, Vol. 91, Fasc. 4/5 (2005), рp.396-435.  (англ.)
• Mackerras C. Traditional Uygur Performing Arts //Asian Music, Vol. 16, No. 1 (1985), pp. 29-58.  (англ.)
• Minorsky V. Tamīm ibn Baḥr’s Journey to the Uyghurs//Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London, Vol.12, No. 2 (1948), pp. 275—305. (англ.)

Ссылки

• [mytashkent.uz/2010/04/02/uyguryi-uzbekistana/#more-11057 Уйгуры Узбекистана]
• [www.uyghurensemble.co.uk/ London Uyghur Ensemble]
• [homepages.utoledo.edu/nlight/uyghpg.htm Introduction to Uyghur Culture and History] Links to cultural and historical background, current news, research materials and photographs.
• [www.360doc.com/content/12/0813/22/276037_230028707.shtml Карты с долей народов по уездам КНР]
• [articlekz.com/node/490 Проблема изучения фольклора уйгуров СУАР КНР]
• [1.bp.blogspot.com/_WzN3JMZpmGA/SlUNtscLPyI/AAAAAAAAAn0/gqMuD34gyN8/s1600-h/Xj_uyghur.gif Карта доля уйгур по уездам. на кит. яз.]

Отрывок, характеризующий Уйгуры

Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.