Сэйтайсё
Указ о государственном устройстве | |
政体書, せいたいしょ | |
Вид: | |
---|---|
Принятие: |
11 июня 1868 года |
Вступление в силу: |
17 июня 1868 года |
Утрата силы: |
15 августа 1869 года |
[[:s:
|
Сэйтайсё (яп. 政体書, せいたいしょ, Указ о государственном устройстве) — закон в Японии, определявший организационную структуру Императорского правительства в начале реставрации Мэйдзи. Провозглашён 11 июня 1868 года. Вступил в силу 17 июня того же года.
Краткие сведения
Указ о государственном устройстве подготовили Соэдзима Танэоми, выходец из княжества Сага, и Фукуока Такатика, выходец из княжества Тоса. При создании документа они ориентировались на Конституцию США, японский перевод «Краткого описания США» Ильи Бридгмана и «Рёгигэ», средневековые комментарии к японскому праву 8 века.
Указ начинался с Клятвы пяти пунктов, которая перечисляла основополагающие принципы реставрации Мэйдзи (Статья 1). Основной текст документа постановлял, что вся власть в стране принадлежит Палате большого государственного совета, которая действовала от имени Императора (Статья 2). Декларировалось разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную (Статьи 2,3), а также принцип переизбираемости чиновников на должности каждые 4 года (Статья 9).
Согласно указу, центральное правительство Японии получало новое название — Палата большого государственного совета. Ей подчинялись семь центральных ведомств:
- Законодательный совет (議政官)
- Исполнительный совет (行政官)
- Совет синто (神祇官)
- Счётный совет (会計官)
- Военный совет (軍務官)
- Иноземный совет (Совет иностранных дел) (外国官)
- Судебный совет (刑法官).
Законодательную власть представлял Законодательный совет. Он делился на два ведомства: Верхнюю (яп. 上局) и Нижнюю (яп. 下局) палаты. Верхняя палата была высшим органом. Она состояла из младших советников и возглавлялась старшими советниками. Эта палата определяла форму государственного правления, принимала законы, международные договоры и т. д. Нижняя палата была прообразом будущего парламента. Она формировалась из депутатов (яп. 議員), представлявших регионы, и возглавлялась председателем (яп. 議長). Задачей этой палаты было обсуждение проблем налогообложения, финансов, войны и т. д. На базе нижней палаты в январе 1869 года возник Публичный совет (яп. 公議所), который в августе того же года был преобразован в Палату собраний (яп. 集議院).
Судебную власть представлял Судебный совет. Его председатель имел в качестве подчинённых заместителя и судей.
Исполнительную власть представляли пять других советов, среди которых был центральным Исполнительный совет. Каждый совет возглавляли два председателя (яп. 輔相), которые имели десять подчинённых (яп. 弁事). Главами Исполнительной Совета были аристократы Сандзё Санэтоми и Ивакура Томоми, которые одновременно занимали должности старших советников в законодательном совете. Совет синто занимался религиозными делами, Счётный совет выполнял функцию министерства экономики и финансов, Военный совет занимался подготовкой военной реформы, а Иноземный совет был аналогом министерства иностранных дел. Региональные правительства делились на три группы в зависимости от типа административной единицы. Этими единицами были 10 главных (яп. 府) и 23 обычные (яп. 県) префектуры, которые напрямую зависели от центра, а также 277 автономных княжеств. Префектуры образовывались на землях Императорского дома и владениях ликвидированного сёгуната. Стратегически важные префектуры получили название главных. Под командой их председателя служили инспекторы, кастеляны и урядники. Инспекторы и урядники контролировали населённые пункты, а кастеляны — замки. От главы обычной префектуры зависели уездные чиновники и особые наместники. В противовес префектурам, которые были административными единицами нового образца, автономные княжества представляли реликт предыдущего периода Эдо. Они были наследственными владениями крупных самурайских родов, которые имели собственные неунифицированные системы организации управления. Ханы возглавлялись даймё, вассалами Императора.
Кроме того, указ устанавливал табель о рангах для чиновников, от первого до девятого ранга (Статья 13).
Несмотря на декларацию разделения властей, на практике главы исполнительной власти совмещали функции глав законодательной власти. Переизбрание членов правительства также было осуществлено лишь один раз в июне 1869 года.
Закон действовал до 15 августа 1869 года.
Напишите отзыв о статье "Сэйтайсё"
Литература
- 永原慶二監修『岩波 日本史辞典』1999年 650頁
- 竹内理三他 (1978) 『日本近現代史小辞典』 角川書店、43頁
- [kindai.ndl.go.jp/BIImgFrame.php?JP_NUM=40022968&VOL_NUM=00004&KOMA=162&ITYPE=0 職員令]
Отрывок, характеризующий Сэйтайсё
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.