Укок

УкокУкок

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

Укок монг. ухэг
Долина реки Калгуты, вид на Табын-Богдо-Ола, плоскогорье Укок
49°18′28″ с. ш. 87°35′41″ в. д.49.30778° с. ш. 87.59472° в. д. / 49.30778; 87.59472
Страна	Россия Россия
Укок
Укок

Уко́к — плоскогорье на крайнем юге Республики Алтай, на стыке государственных границ Казахстана, Китая, Монголии и России. В целом Укок является реликтом высоко приподнятой холмисто-западинной и грядово-западинной поверхности выравнивания с преобладающими абсолютными высотами в 2200—2500 м, над которой в среднем на 500—600 м возвышаются горные хребты.

Максимальная абсолютная отметка горного обрамления (г. Куйтэн-Уул, прежде именовавшаяся Найрамдал) достигает 4374,0 м. Гора Куйтэн-Уул является после Белухи второй по высоте вершиной Алтайских гор.

Морфологический облик Укока позволяет отнести его к плоскогорьям или нагорьям (по мнению географа А. Н. Рудого). В неспециальной и популярной литературе территория Укока чаще всего обозначается термином «плато».

Южная граница плоскогорья Укок проводится по линиям водоразделов хребтов Сайлюгем (западного окончания), Табын-Богдо-Ола, Южный Алтай. С севера Укок ограничен южным подножьем Южно-Чуйского хребта, по тальвегу р. Джазатор до устьевой части долины р. Коксу-Аргутская (Самахинская котловина).

В южной части плоскогорья находится Природный парк Укок.

Происхождение названия

Монгольское «ухэг» — буквально «удлинённый шкаф», «ящик»; «массивная гора» или крупная возвышенность с плоским верхом. По устному свидетельству С. Умурзакова, «укок» в киргизском употребляется для обозначения плосковерхих гор, то есть плоскогорий.

История изучения плоскогорья

Первые экспедиции

Первые публикации об Укоке относятся ко времени так называемого Чугучакского договора (1864), которым была демаркирована граница между Россией и Китаем. В конце 1860-х годов плоскогорье Укок посетила экспедиция И. Ф. Бобкова. Этот путешественник сделал описание своих наблюдений от с. Чингистай вверх по р. Бухтарме через Укок до верховьев р. Ак-Алахи. В этой работе была изложена общая характеристика природы и даны рекомендации по её хозяйственному использованию.

В 1878 году Укок пересекла экспедиция М. В. Певцова, которая направлялась из юго-восточного Казахстана в Северо-Западную Монголию и далее в Китай. М. В. Певцов выполнил первое полное физико-географическое обследование местности. Он также произвёл оценку высоты снеговой линии и попытался определить абсолютные высоты господствующих вершин горной группы Канас и Табын-Богдо-Ола. Экспедиция собрала по пути первую для территории плоскогорья Укок зоологическую коллекцию млекопитающих, птиц, рыб и пресмыкающихся. Собранный гербарий насчитывал около 200 видов цветковых, а минералогическая коллекция состояла из 100 образцов минералов и горных пород.

Через 10 лет маршрутом экспедиции М. В. Певцова прошёл П. К. Козлов. В отчёте об этом предприятии была дана попутная характеристика территории плоскогорья от русского Укока до г. Кобдо (Ховд). Одним из первых П. К. Козлов предпринял попытку географически обосновать южные границы плоскогорья Укок.

Отчёты об этих экспедициях были очень обстоятельными, сами экспедиции — весьма дорогостоящими. Однако эти материалы далеко не сразу стали широко известны. Территория плоскогорья в начале XX века даже не была нанесена на топографическую карту, а на опубликованной в 1900 г. в «Известиях Императорского Русского географического общества» топокарте массив Табын-Богдо-Ола вообще отсутствовал. Впрочем, все работы, проводившиеся на Укоке в то время, были попутными, они производились экспедициями, направлявшимися в Монголию и далее из бассейна р. Бухтармы через перевал Канас по долине р. Калгуты на перевал Улан-Даба. Этот путь был освоен ещё кочевниками, поскольку Чуйского тракта в его современном понимании ещё не существовало.

Экспедиции первой половины ХХ века

В начале ХХ века изучением оледенения южной части Алтая занималась экспедиция В.В. Резниченко. Он маркировал концы некоторых ледников верховьев р. Бухтармы, а также составил подробную и красочную карту современного и древнего оледенения хребта Южный Алтай. В. В. Резниченко одним из первых заключил, что в недавнем геологическом прошлом горная страна испытала не менее четырёх оледенений, которые были гораздо крупнее современного. В конце XIX — начале XX веков на юге Алтая начинают работу гляциологические экспедиции Б. В. и М. В. Троновых. Результаты этих исследований стали основой для первой каталогизации открытых братьями Троновыми ледников на хребтах Южный Алтай и Табын-Богдо-Ола. Их отец, В. Д. Тронов, в своё время первым изучил оледенение верховьев р. Ак-Алаха. Его заслуги перед российской наукой были отмечены двумя серебряными медалями Русского географического общества. Большой золотой медали РГО в 1972 году был удостоен и М. В. Тронов, открыватель и исследователь большинства известных сегодня ледников Алтая. К середине XX века трудами томских гляциологов были обнаружены и обследованы крупные горно-ледниковые центры Алтая: Катунский и Биш-Иирду. Однако именно М. В. Тронов отмечал, что главным ледниковым центром всей Алтайской горной страны остаётся по-прежнему горный узел Табын-Богдо-Ола.

Почти одновременно с Троновыми на территории плоскогорья работали географо-ботанические экспедиции профессора Томского университета В. В. Сапожникова.

«Я не люблю писать о своём настроении, но теперь позволю себе заметить, что такие дни, полные напряжённой работы, сопровождаемой новыми открытиями, чувствуются не даром прожитыми. Несмотря на крайнее физическое утомление, где-то глубоко внутри живёт и радуется существованию другой, бодрый и не уставший человек. Эту здоровую радость бытия и исследований завещаю моим молодым друзьям и ученикам» — В. В. Сапожников. Запись в полевом дневнике 5 июля 1905 г., массив Табын-Богдо-Ола

Хотя Укок никогда не являлся главной целью В. В. Сапожникова, он произвёл наиболее полное для своего времени описание физико-географических и этно-демографических особенностей этого малонаселённого и неосвоенного края. Во время полевых работ на Укоке В. В. Сапожников открыл и описал крупнейшие ледники горного массива Табын-Богдо-Ола со стороны Китая и Монголии. На протяжении десятилетий, вплоть до начала ледниковых экспедиций профессора В. С. Ревякина, исследования В. В. Сапожникова оставались наиболее исчерпывающими, а в ряде позиций остаются таковыми и сейчас.

Собственно массив Табын-Богдо-Ола, как предполагали в своё время М. В. Певцов и В. В. Сапожников, получил своё название («Пять святых гор») от пяти господствующих заснеженных вершин, которые отчётливо просматриваются с севера, от истоков р. Жумалы и Калгутинского перевала. Именно В. В. Сапожников дал название самой высокой точке массива «пик Кийтын», что означает «Холодный». Остальные четыре пика получили название Белый шатёр, Снежная церковь, Пётр Петрович (в честь великого русского географа П. П. Семёнова-Тян-Шанского, в течение более 40 лет возглавлявшего Русское географическое общество), и Красавица.

Самый крупный ледник массива, ледник Потанина, залегает в верховьях р. Цаган-Сага-Гол. Потоком длиной около 11 км и площадью около 40 км² этот, тоже открытый В. В. Сапожниковым, ледник стекает в Монголию. Другие большие ледники верховьев Цаган-Сага-Гола носят имена Александры (правый приток ледника Потанина) и [fi.wikipedia.org/wiki/J._G._Gran%C3%B6 Гранэ].

В двадцатые-сороковые годы XX века объём полевых исследований был сокращён. В горах Алтая в этот период работали редкие отдельные экспедиции в основном изыскательского, узкотематического направления. Территория же юга горной страны практически вообще не посещалась.

Экспедиции второй половины ХХ века и начала нового тысячелетия

Оживление физико-географических и геолого-геоморфологических работ началось в 1950-е годы, когда полевые отряды Всесоюзного аэрогеологического треста (ВАГТа) приступили к комплексной геологической съёмке окраинных горных районов СССР. Итогом научно-производственных экспедиций ВАГТа и других организаций стал выход в это время в свет сотен статей и капитальных монографий Е. В. Девяткина, Н. А. Ефимцева, Ю. П. Селиверстова, И. С. Чумакова, Е. Ф. Лунгерсгаузена, М. Г. Гросвальда, З. А. Титовой, Л. Н. Ивановского, и др.

В середине 1950-х годов, с началом Международного геофизического года, к систематическим научно-экспедиционным физико-географическим работам под руководством М. В. Тронова в Алтае-Саянской горной области вновь приступил Томский государственный университет. Результаты этих экспедиций публиковались в выходящем с 1962 г. и по настоящее время научном сборнике «Гляциология Алтая», который редактировал М. В. Тронов. Кроме того, в свет вышли фундаментальные монографии о современном и древнем оледенении горной страны М. В. Тронова, Л. Н. Ивановского, В. С. Ревякина, В. П. Галахова, В. П. Голещихина и многих других. Геолого-геоморфологические работы проводились геологами Томского университета и Томского технологического (позднее — политехнического) института П. П. Пилипенко, Д. В. Богдановым, А. А. Иностранцевым, В. А. Обручевым, М. А. Усовым, В. А. Хахловым и А. И. Родыгиным (академик М. А. Усов работал в горах Южной Сибири до Великой Отечественной войны, когда начинали и В. А. Хахлов, и И. К. Баженов. Однако публикации появлялись и позднее). Параллельно с этим в высокогорных районах Алтая производилась крупномасштабная съёмка силами геологов Западно-Сибирского геологического управления.

С середины 1980-х годов комплексные научные географические и гляциологические исследования на Алтае в целом, и на плоскогорье Укок в частности, начали вести сотрудники географического факультета Алтайского государственного университета под руководством профессоров В. С. Ревякина и В. В. Рудского, а в конце этого десятилетия и в 1990-е годы на юго-востоке Алтая и в Юго-Западной Туве ежегодные экспедиционные исследования под руководством профессора Ю. П. Селиверстова продолжали географы и геоморфологи из Санкт-Петербургского университета. Большинство этих исследований проводились под эгидой Русского географического общества. Много лет в сложных погодных и орографических условиях научные экспедиции на плоскогорье Укок возглавлял Вице-президент Русского географического общества профессор К. В. Чистяков.

Среди самых обстоятельных публикаций последних трёх десятков лет следует отметить циклы статей, монографии и диссертационные исследования, посвящённые разным аспектам изучения природы Алтая, в том числе его юго-восточной части. Это труды А. С. Ревушкина, Н. В. Ревякиной, В. В. Бутвиловского, Ю. П. Селиверстова, В. П. Галахова, В. Е. Арефьева, Р. М. Мухаметова, К. В. Чистякова, В. В. Рудского, Р. В. Камелина, А. Н. Рудого, З. В. Лысенковой, А. Г. Редькина и С. Г. Платоновой. Полустационарные наблюдения за колебаниями ледников верховьев рр. Аргамджи, Ак-Алахи и Кара-Алахи, а также ледников Монгольского Алтая и монгольской части массива Табын-Богдо-Ола в течение почти полутора десятков лет проводил известный сибирский гляциолог Р. М. Мухаметов. Большую работу по изучению природных особенностей плоскогорья проделали археологи, географы и геологи из Сибирского отделения РАН.

Несмотря на обилие общих и специальных тематических работ, часть из которых названа выше, вследствие своей труднодоступности и суровых климатических условий плоскогорье Укок по-прежнему представляет собой в некотором смысле «белое пятно» на научной географической карте Алтая. Очень короткое и холодное лето, отсутствие мало-мальски пригодных дорог и населённых пунктов, а также пограничное положение обусловили определённую эпизодичность изучения всех составляющих ландшафта. В первое десятилетие XXI века научные геологические, географические и гляциологические работы на плоскогорье Укок были вновь сокращены, а для отдельных, в основном горноледниковых, районов, и полностью остановлены. Поэтому пока можно констатировать, что увидевшая в 2000 году свет коллективная монография «Укок (прошлое, настоящее, будущее)» [ Рудой А. Н., Лысенкова З. Н., Рудский В. В., Шишин М. Ю., 2000], во многом спорная и достаточно обзорная, и до сих пор является первой и единственной комплексной и страноведческой работой об Укоке.

Рельеф, оледенение и климат

Рельеф

Обширные всхолмленные понижения поверхности плоскогорья в целом образуют две господствующие депрессии, именуемые в литературе котловинами, — Тархатинскую и Бертекскую.

Тархатинская котловина является изометричным, вытянутым субширотно в плане понижением длиной около 25 км и шириной от 10 км на западе до 3 км на востоке. Общее падение днища котловины на восток превышает 50 м, в целом же абсолютные отметки днища изменяются от 2400 до 2310 м.

Контуры Бертекской котловины имеют более сложное очертание. По морфологическим и морфометрическим признакам эта котловина может быть подразделена на два понижения (или впадины): восточное — Калгутинское и западное — Акалахинское. Калгутинская и Акалахинская впадины разделены местным водоразделом, описанным ещё в 1878 году М. В. Певцовым. Относительное превышение этой водораздельной гряды, имеющей ЮЗ-СВ простирание, около 150—170 метров.

Днище Калгутинской впадины относительно выровненное, слабо заболоченное, с незначительным развитием термокарстового микрорельефа. В южной части впадины развит ледниково-аккумулятивный рельеф, местные водоразделы везде перекрыты «прозрачным» чехлом хорошо окатанных эрратических глыб. Средняя высота днища Калгутинской впадины — 2200—2400 м при ширине от 5 км на северо-западе до 3 км на востоке. Общая длина котловины соответствует простиранию долины р. Калгуты и достигает от ущелья последней около 40 км.

Акалахинская впадина имеет общее ССВ простирание и протягивается в этом направлении до устья р. Ак-Кол почти на 40 км при ширине около 15 км в своей широкой части. Плоское днище этой впадины характеризуется холмисто-западинным моренным рельефом с участием водно-ледниковых форм. Широко представлены также термокарстовые образования. Средняя высота днища Акалахинской депрессии на 100—200 м меньше, чем Калгутинской. Обращает на себя внимание большое количество озёр, занимающих, как правило, понижения в моренном рельефе. Наибольшее количество озёр и самые крупные из них приурочены к днищу Акалахинской впадины. Ограничивающие Бертекскую впадину с востока на запад юго-западные отроги хр. Сайлюгем начинают приобретать здесь, в отличие от его основной, восточной, части, многие черты альпийского рельефа: увеличивается густота расчленения и углы падения склонов, подножья крутых склонов завуалированы обвально-осыпными шлейфами, водосборные воронки на средних гипсометрических уровнях носят черты настоящих каров и цирков. Осевая часть хребта, по выражению Н. Н. Михайлова и А. Г. Редькина [1997], имеет на этом участке S-образный в плане рисунок, а максимальные высоты Сайлюгема превышают 3500 м. Однако, как и в целом для хребта Сайлюгем, для западной его ветви характерно очень небольшое по сравнению, например, с хребтом Южный Алтай, вертикальное расчленение и в целом сглаженный, плоский облик водораздельных пространств. Крутизна склонов в среднем не превышает 15˚, а относительное превышение над днищами внутригорных депрессий составляет максимум 1000 м. Здесь, в самой высокой части хребта Сайлюгем, в правых истоках р. Аргамджи, обнаружено несколько небольших висячих ледников общей площадью 1,5 км².

По данным В. П. Галахова и А. Г. Редькина, концы четырёх наиболее крупных ледников этой группы опускаются до абсолютных отметок в 2820—2850 м при средней длине до 0.5 км.

Массив Табын-Богдо-Ола, ограничивающий плоскогорье Укок с юга и юго-востока, представляет собой своеобразный морфоструктурный «замок» на стыке Сайлюгема и хребтов Монгольский и Южный Алтай. Этот массив является частью Великого мирового водораздела, который разграничивает реки бассейна огромных бессточных котловин Центральной Азии и бассейна Северного Ледовитого океана.

«Верстах в пятнадцати от ур. Калгуты возвышаются снежные горы Табын-Богдо-Ола (пять святых), образующие мощную группу, связанную с горами Канаса промежуточными высотами… Обе эти соединённые группы — горный узел»

— - М. В. Певцов, 1883, с. 74.

Хребет Южный Алтай представляет собой крайний южный форпост плоскогорья Укок. Этот хребет в целом ниже массива Табын-Богдо-Ола, его средние абсолютные высоты находятся в интервале 2800-3000 м, и лишь отдельные вершины достигают высоты 4 тыс. м. Несмотря на меньшую высоту, в отличие от Табын-Богдо-Ола, хребет Южный Алтай имеет яркий альпинотипный облик с присущими последнему гребневидными водоразделами, глубокими, часто — сквозными долинами-трогами и крутыми, около 45˚, обвально-осыпными и лавинными склонами. Верховья речных долин венчаются хорошо развитыми ледниковыми цирками и карами.

Климат и ледники

Географическое положение плоскогорья Укок почти в центре Евразии, на значительном удалении от океанов, большие абсолютные высоты и сложный характер рельефа определили большую континентальность климата территории. Однако горные поднятия находятся в основном под влиянием атлантических воздушных масс. Благодаря своему южному положению, плоскогорье характеризуется значительными величинами суммарной солнечной радиации, которые составляют 110—120 ккал/см2/год, что превышает эти значения в Барнауле. Для территории также отмечается большое количество часов солнечного сияния, особенно с апреля по сентябрь, когда оно приближается в сумме к 1450 часам. Зимний режим циркуляции атмосферы устанавливается с ноября по март, хотя переход к зиме заметен уже в сентябре. Для зимних условий характерно развитие западного отрога Азиатского антициклона. В связи с этим в нижней тропосфере преобладают южные и юго-западные ветры, которые приносят незначительное количество осадков. В холодное время их выпадает 15-20 % от годовой суммы. С началом весны, в апреле, под влиянием учащения выноса воздушных масс с юга западный отрог Азиатского антициклона начинает разрушаться, однако существенного увеличения осадков в это время не происходит. Особенно неустойчивая погода характерна для мая — первой половины июня, когда происходит перелом в сторону летнего циркуляционного режима с присущей ему циклонической деятельностью. В целом весна сухая и холодная с быстрой сменой синоптических процессов и резкими изменениями погоды.

Лето на Укоке короткое и прохладное. Для него характерно отсутствие ясно выраженного периода с устойчивой температурой воздуха выше +10˚С. В это время года преобладает западный и юго-западный перенос воздушных масс, с которыми связан летний максимум осадков (до 50 % от их годовой величины), выпадающих как в виде дождя, так и снега. Летом на всей территории возможны заморозки из-за вторжения холодного воздуха с севера. Адвекция уже из Средней Азии, Китая и Монголии приводит к повышению температуры воздуха.

Осенью, как и весной, происходит увеличение интенсивности атмосферной циркуляции. Приходящие с запада циклоны приносят пасмурную погоду с дождями и усилением ветра. С середины октября часты снегопады. Усиленная циклоничность постепенно сменяется преобладанием антициклональной погоды.

На плоскогорье давно нет сетевых метеостанций. Единственная метеостанция плоскогорья — пункт Бертек — работала ранее в одноимённой котловине. По данным этой ГМС, Бертекская котловина по количеству атмосферных осадков подобна Чуйской, расположенной также в Юго-Восточном Алтае. Среднегодовое количество осадков колеблется в пределах 160—290 мм/год, причём их большая часть (до 80 %) выпадает на лето. Так, в июле выпадает от 21 до 70 мм, в августе — от 25 до 72 мм. С ноября по март во время действия антициклона общее количество осадков не превышает 10,5 — 29 мм. Но даже при таком очень незначительном их количестве большая часть территории переувлажнена из-за низких температур. Самые тёплые месяцы — июнь (5,8 — 8,6˚С), июль (7,8 — 10,7˚), август (6,4 — 8,8˚). Аридность и суровость климата в пределах котловины, как и всего плоскогорья, возрастает с запада на восток. Различия в количестве выпадающих осадков прослеживаются в днище котловины, в частности — по характеру растительного покрова. Наиболее увлажнёнными в целом оказываются западные и северо-западные склоны хребтов, что определяет особенности развития почвенно-растительного покрова и интенсивности всех экзогенных процессов, в том числе — солифлюкции, колебания мощности деятельного слоя, катастрофических склоновых гравитационных процессов (в том числе — лавинной деятельности на ледниках, оползней, обвалов, камнепадов и т. п.).

Аридность и суровость климата Бертекской впадины также нарастает с запада на восток. Возможно, это связано с определённой открытостью котловины на запад, в бассейн р. Бухтармы. Относительно большое количество атмосферных осадков получают преимущественно склоны западной экспозиции. В среднем, на высоте границы питания ледников массива Табын-Богдо-Ола, выпадает около 900 мм/год, хребет Южный Алтай получает гораздо больше — 1400 мм/год. Во время снегомерных съёмок западной части ледникового купола Табын-Богдо-Ола со стороны плоскогорья Укок в 1992 году В. П. Галахов и А. Г. Редькин измерили мощность снежного покрова в районе фирновой границы на абсолютной высоте около 3300 м — в 100 см, что в пересчёте на воду, при плотности снега в 0,45 г/см3, соответствует 450 мм. Принимая толщину наложенного льда в 10 см, снегонакопление В. П. Галахов и А. Г. Редькин оценивают здесь в 600—700 мм [Редькин, 1998]. Близкие цифры представлены в публикации Ю. К. Нарожного и др., которые установили, что среднее количество осадков на северном макросклоне Табын-Богдо-Ола можно оценить в 700—1000 мм, то есть гораздо выше, чем внизу, на уровне днища Бертекской впадины. Северный склон хребта Южный Алтай, верхняя часть долины р. Ак-Алаха, получает в полтора раза больше. Однако точных измерений хода основных гляциогидрометеорологических параметров здесь никогда не проводилось.

Обширное современное оледенение хребта Южный Алтай располагается в его наиболее приподнятой части, в истоках р. Ак-Алаха. Крупнейшими ледниками бассейна рр. Джасатера-Аргута являются ледники Укокский, Алахинский и Канасский. Площадь Алахинского ледника достигает 20 км² при длине около 5 км, Укокский ледник имеет длину 4,2 км при общей площади более 7 км². Ледник Канасский, как и предыдущие, является горно-долинным ледником и имеет при длине около 5 км общую площадь 7,1 км².

В самом начале XXI века на ледниках Южного Алтая продолжали работу барнаульские географы Н. Н. Михайлов и О. В. Останин. Они установили каменные туры у концов ледников, таким образом, закрепив последние.

Укокский ледник (№ 272 по Каталогу ледников СССР), в зоне питания которого располагается ледниковый «перевал Каладир-Даби», находится в самом западном цирке российской части хр. Южный Алтай, на границе с Казахстаном и Китаем. В 2000 году конец его языка находился на высоте 2650 м, тогда как в 1916 году он располагался на высоте 2500 м.

Этот ледник по-прежнему имеет достаточно широкое фирновое поле, которое переходит в узкий язык, окаймлённый моренами. Левая краевая морена состоит из тёмных глинистых слабометаморфизованных сланцев. Она имеет меньшую мощность, чем правая боковая морена, сложенная биотит-роговообманковыми светло-серыми, невыветрелыми валунами. Эта гранитная морена начинается от гранитного гребня — отрога главного хребта (максимальная высота гребня — 3213 м). Она возвышается над поверхностью ледника на 30 м. Под моренным материалом сохранился погребённый «мёртвый» лёд. При описании языка ледника М. В. Тронов особо подчёркивал крайнее утоньшение льда. Это наблюдали и указанные исследователи — в 2000 году язык ледника оканчивался тонким слоем льда (1-3 м). Язык залегает на мощной толще рыхлых пород. Этот факт подтверждает устойчивость тенденции к быстрому отступанию.

Современный конечно-моренный комплекс ледника Укок зафиксирован на абсолютной высоте 2500—2510 м и представляет собой мощную незадернованную систему моренных валов, образующих каменный глетчер, которые вообще характерны для концов долинных ледников всей территории Укока. Это — пояс субконцентрических осцилляционных валов, деятельный слой которых находится в сфере активных солифлюкционных процессов. Наиболее молодой осцилляционный вал находится в 250 м от языка ледника и имеет до 30 м в высоту. Подножье этого вала расположено на высоте 2590 м. На высоте 2560 м также выделяется ещё одна осцилляционная конечная морена. Морена имеется также на правом берегу р. Укок, а её левый фрагмент перекрыт каменным глетчером простого ледника, расположенного в каре на склоне восточной экспозиции.

Алахинский ледник (№ 270 по каталогу ледников), входящий в группу ледников верховьев Ак-Алахи, находится к востоку от ледника Укок и служит истоком р. Алаха. Это один из самых крупных ледников Русского Алтая: его площадь составляет около 18 км². Ледник был довольно подробно описан М. В. Троновым, Л. Н. Ивановским и В. С. Ревякиным по состоянию на 30-е — начало 60-х годов ХХ века. Однако с тех пор он довольно сильно изменился. Два потока Алахинского ледника теперь сливаются на высоте около 3000 м; ширина потока в этом месте составляет около 3,5 км, а затем резко сокращается до 1-1,5 км в узкой долине р. Алаха. Высота фирновой линии здесь — около 3000-3050 м.

Алахинский ледник относится к классу горно-долинных ледников. Длина наибольшего, западного, потока составляла в 2000 году около 5,8 км. Вся поверхность ледника чистая, лишена абляционной морены. Отчётливо дешифрируется срединная морена.

В 2000 году язык Алахинского ледника был расположен на абсолютной высоте 2590 м. При посещении ледника М. В. Троновым в 1914 году язык располагался на высоте 2400 м. По данным Н. Н. Михайлова и О. В. Останина, со времени первых измерений и до 1916 года площадь ледника уменьшилась на 0,3 км², с 1916 по 1950 гг. — на 1,72 км². Позднее скорость убывания массы замедлилась, но с начала 1990-х годов вновь увеличилась. За 1984—1994 гг. скорость сокращения ледника составляла 13,5 м/год, за 1994—1998 гг. — 13,75 м/год и за 1998—2000 гг. — 20 м/год. За последние 15 лет ледник потерял более 1 км² площади своего языка (ниже снеговой линии).

Ледник Канас (№ 268 по каталогу ледников, 1977), или, как его часто называют, Русский Канас, даёт начало одноимённой реке, правому истоку р. Ак-Алахи. На топокартах, как отмечают Н. Н. Михайлов и О. В. Останин, этот исток часто ошибочно называют Ак-Алахой. Длина ледника составляет около 6 км (от задней стенки кара), площадь — около 7 км², его максимальная ширина в фирновой зоне составляет 1,5 км, а ледникового языка — 1,1 км. Фирновая линия находилась в 2000 г. на высоте 2850 м, а через год поднялась ещё на 50 м, фирновая же зона сместилась в область каров верховьев ледников. Язык ледника располагался в 2000 году на высотах 2465—2470 м. В 1905 г. конец ледника располагался, по данным В. В. Сапожникова и М. В. Тронова на высоте 2356 м.

В отличие от исследованных ледников западной части хребта Южный Алтай, ледник Канас не имеет мощной современной конечной морены. Морена, фиксирующая максимальное продвижение ледника в период последней стадиальной подвижки, представлена валом высотой 2-3 м и состоит из валунов гранитоидного состава с присутствием серых глинистых сланцев. Кроме этого моренного вала выделяются ещё четыре, причём наиболее молодой из них активно формируется у края современного языка и сейчас.

В 1998 году язык Канасского ледника имел большую крутизну (45-50˚). В нём существовало два больших грота, из которых вырывались мощные потоки воды, дававшие начало р. Канас. Через два года, несмотря на сокращение ледника, эти гроты ещё существовали, но уже в 2001 году они исчезли, а потоки воды выходили широкой струёй непосредственно из-под края ледника, который продолжал оставаться очень крутым.

Общее сокращение ледника за эти годы составило около 12 м/год.

К юго-востоку от ледника Русский Канас, за перевалом Канас (2650 м), располагается небольшой простой горный ледник Китайский Канас, который был открыт и описан В. В. Сапожниковым в 1905 г. С тех пор конец ледника сократился на 1500 м, небольшой правый приток постепенно трансформируется в каровый ледник.

Реки и озёра

Реки плоскогорья Укок относятся в основном к водотокам с летним половодьем. Практически все они в верховьях принадлежат нивально-гляциальной и перигляциальной зонам и имеют преимущественно ледниковое и снеговое питание, а также питание от таяния погребённых льдов. Все они расположены (кроме нижних частей долин) на абсолютных высотах 2300—2500 м и выше. Максимальное количество талых вод, в сравнении с другими водотоками, получает р. Аргут, к бассейну которого относится большинство рек плоскогорья. Самой крупной водной артерией здесь является р. Ак-Алаха, которая вместе со своими крупнейшими притоками рр. Калгуты и Ак-Кол дренирует весь бассейн Бертекской впадины. Левые истоки Ак-Алахи начинаются от больших ледников хребта Южный Алтай — это рр. Укок, Алаха, Канас и Бетсу-Канас. Истоки правого крупного притока Ак-Алахи р. Калгуты находятся на северном склоне массива Таван-Богдо-Ула и на западной оконечности хр. Сайлюгем. Они протекают, как правило, по хорошо оформленным троговым долинам с плоскими водоразделами, симметричными склонами и широкими, обычно заболоченными, днищами, по которым меандрируют слабо разработанные русла.

Ниже Ак-Кола р. Ак-Алаха вступает в узкое глубокое (более 300 м) ущелье, которое изометрично расширяется в устьях притоков Ак-Алахи рр. Кара-Алаха, Кальджин, Кара-Булак и т. д. Эпигенетический участок долины р. Ак-Алахи расположен непосредственно перед выходом реки в долины р. Джасатер. Можно здесь отметить, что такие ущелья в приустьевых частях долин характерны для всех крупных левых притоков р. Джасатер. Например, при выходе в Самахинскую межгорную впадину р. Коксу-Аргутской, водоток прорезал новую узкую долину, прижавшись к левому коренному склону. Старая разработанная доледниковая долина р. Коксу оказалась блокированной системой ледниковых и водно-ледниковых образований.

Все водотоки плоскогорья Укок относятся к горному и среднегорному типу рек. Их максимальные расходы имеют, как правило, снеговое, ледниковое и смешанное происхождение. Определяющими же факторами при формировании максимальных расходов на реках плоскогорья являются величина снегозапасов к началу периода абляции и приход тепла, причём солнечная радиация является решающим фактором таяния льда и снега. Минимальные расходы на всех реках Укока наблюдаются зимой. Большинство же малых рек зимой промерзают полностью.

Днище и плоские местные водоразделы плоскогорья Укок усеяны множеством озёр различного размера. Всего здесь насчитывается до 800 озёр, в основном термокарстовые и морено-подпрудные. И те, и другие располагаются, в основном, на днищах впадин, в заболоченных поймах рек и среди холмисто-западинного моренного рельефа. Самыми крупными озёрами плоскогорья являются озёра Красное в истоках р. Жумалы, Кальджин-Коль-Бас, Укок, Гусиное, Музды-Булак, Белое, Кара-Коль-Нур и др., располагающиеся в западной части плоскогорья на выровненных площадках днища Бертекской впадины.

Термокарстовые озёра осложняют поверхности выположенных пойм, аккумулятивных речных долин и высокогорных котловин Южного и Юго-Восточного Алтая. Их глубина может достигать 5-7 м. Хотя их количество очень велико, суммарная площадь незначительна. У термокарстовых озёр, расположенных в пределах озёрно-ледниковых комплексов различного возраста в высотных интервалах 2000—2400 м, в настоящее время отмечается падение уровней на 1,5 0 2 м, что, возможно, связано с активизацией таяния погребённых льдов и деградацией «вечной» мерзлоты. Это понижает кровлю многолетнемёрзлых пород, которые служат местным водоупором. Самые же глубокие из озёр — каровые. Их глубина часто превышает 30 м.

Многолетняя («вечная») мерзлота

Неглубокое залегание верхней границы многолетней мерзлоты на обширных тундровых, остепненных и опустыненных пространствах Южного и Юго-Восточного Алтая обусловливает слабую фильтрацию атмосферных осадков и, вследствие этого, — сильное заболачивание. Это определяет также и развитие наледных явлений. Погребённые льды нередко обнажаются летом у обрывов небольших рек и термокарстовых озёр. Можно видеть, что часть этих ледяных массивов имеет форму гидролакколитов.

Гидрологическая роль наледей заключается, главным образом, в перераспределении ими поверхностного стока с осени на весну и лето, а в ряде случаев — на июль-начало августа. Так, летом 1994 г. географы Алтайского университета наблюдали наледь в долине р. Калгуты. По наблюдениям А. Н. Рудого из Томского университета, в Калгутинской депрессии, в пойме р. Аргамджи, в августе 1978 г. перелетовывала наледь мощностью более полутора метров и площадью около 10 км². В Юго-Восточном Алтае наледи часто «насажены» на новейшие разломы, через которые может происходить разгрузка подземных вод. Именно так, вероятно, формируются и наледи западной части котловин плоскогорья Укок. Наледи имеют и важное рельфообразующее значение. В частности, сезонное наледообразование усиливает интенсивность морозного выветривания и работы текучих вод. В период абляции талые наледные воды усиливают удаление продуктов выветривания. Такую работу, в частности, выполняют сезонные наледи хр. Укок и приподошвенных частей склонов Бертекской котловины. Кроме этого, за счет наледей происходит относительное переувлажнение ниже расположенных и прилегающих к наледям участков, на которых в результате создаются условия для развития более влаголюбивой растительности. В этих условия могут формироваться небольшие по площади альпийские луга. На выровненных заболоченных пойменных пространствах долин рр. Калгуты и Ак-Алаха широко развиты криогенные процессы: термокарст и бугры пучения.

Современная сейсмическая активность

Она на Алтае очень велика. В пределах Алтае-Саянской горной области, начиная с 1963 г. (то есть — с началом мониторинга землетрясений региона) надёжно регистрируются все землетрясения энергетических классов К τ 10 (магнитуда τ 3.5) Точность определения местонахождений очагов землетрясений достаточно высока: ± 15 км. За период с 1963 по 1991 годы на территории Алтая и Саян было зарегистрировано 1485 землетрясений с магнитудой более 3,5.

В 2003 году произошло сильнейшее Бельтырское землетрясение, афтершоки которого ощущаются и поныне.

Современные экзогенные процессы

Физико-геологические, гидроклиматические и гляциологические условия всей территории плоскогорья достаточно сложны. Район плоскогорья Укок суров и имеет в наличии практически весь известных набор катастрофических и опасных природных процессов, присущих внутриконтинентальному высокогорью. Это, прежде всего, «лавинная» солифлюкция, оползни и обвалы, лавины ледниковых участков, «лавинный» термокарст, высокая сейсмичность.

Значение плоскогорья для алтайского народа и археологические находки

Горный узел Табын-Богдо-Ола является священным для монгольских и китайских буддистов. Как сакральное место плоскогорье Укок фигурирует и у алтайцев, придерживающихся других религиозных взглядов, в том числе языческих. В 1990 году в могильнике Ак-Алаха I экспедицией под руководством Натальи Полосьмак было обнаружено захоронение 16-летней девушки. Впервые о сакральности плоскогорья представителями алтайской интеллигенции было заявлено после того, как в 1993 году группа новосибирских археологов под руководством Н. В. Полосьмак обнаружила в кургане Ак-Алаха III в долине реки Ак-Алаха хорошо сохранившуюся в ледовой линзе мумию молодой женщины. Ныне эта мумия известна как «принцесса Укока», или Алтайская принцесса, хотя в действительности женщина происходила из средних слоев пазырыкского общества. До 2012 года мумия находилась в музее Института археологии и этнографии СО РАН в Новосибирске. В 2012 году принцесса была доставлена в Национальный музей республики Алтай. В 1995 году в ходе раскопок академик В. И. Молодин обнаружил также мумию мужчины. Всего же на плоскогорье Укок расположено свыше 150 археологических памятников — курганных захоронений различных хронологических периодов.

Как заявлял в одном из интервью местной прессе В. Молодин, мумии принадлежат представителям скифских племён, проживавших на Алтае в так называемый пазырыкский период (V—II века до нашей эры). При исследовании ДНК мумий учёные пришли к выводу, что наиболее «близкими родственниками» людей, проживавших на плоскогорье Укок в тот период, сейчас являются селькупы. Также обнаружена генетическая близость к казахам и уйгурам.

Однако представители алтайской интеллигенции выражают категорическое несогласие с выводами междисциплинарных исследований мумий. Так, председатель общества «Эне Тил» Владимир Кыдыев неоднократно заявлял, что алтайцы — прямые потомки населявших плоскогорье Укок в древности племён. В. Кыдыев считает, что заявления В. Молодина о том, что ближайшими генетическими родственниками «принцессы Укока» являются селькупы, оскорбительны для алтайского народа.

После обнаружения на плоскогорье мумий алтайская общественность под предлогом прекращения «варварства со стороны археологов», «осквернения национальных святынь» потребовала от алтайского парламента — Госсобрания — наложить мораторий на осуществления на плоскогорье археологических раскопок. Госсобрание поддержало это требование и наложило соответствующий 10-летний мораторий. Его действие закончилось в 2006 году. Авторы обращения утверждали, что плоскогорье всегда было для алтайцев священным местом и что алтайцы якобы знали о месторасположении кургана «принцессы», которую во все века чтили как принцессу Кадын. В связи с этим сразу после раскопок они стали требовать возвращения мумии в Республику Алтай, а некоторые даже настаивали на перезахоронении мумии.

Учёные настаивают на продолжении раскопок на плоскогорье Укок, поскольку археологическим памятникам угрожает опасность, связанная с таянием подпочвенного льда, консервировавшего памятники, что, в свою очередь, связывается с глобальным потеплением.

Всемирное наследие

С начала 1990-х годов усилиями российских учёных и алтайской общественности, в первую очередь докторов философских наук, профессоров М. Ю. Шишина и А. И. Иванова и доктора географических наук, профессора В. В. Рудского и др., начались работы по обоснованию включения ряда территорий Алтая в почётный список Всемирного наследия ЮНЕСКО В 1998 г. проект «Золотые горы Алтая» получил поддержку ЮНЕСКО. Бо́льшая часть территории плоскогорья Укок также вошла в список этой международной программы.

Согласно своему новому статусу, территория плоскогорья Укок должна пользоваться особым вниманием учёных, общественности и правительств, на ней должна быть исключена промышленная и хозяйственная деятельность.

В августе 1994 г. южная часть плоскогорья Укок общей площадью 2542 км² была объявлена Зоной Покоя (Природным Резерватом) «Укок». 23 мая 2005 г. охраняемая территория была воссоздана в форме природного парка.

В пределах территории парка полностью расположена Бертекская котловина. На востоке граница парка совпадает с государственной границей между Российской Федерацией и Монголией (хребет Сайлюгем), на юге она идёт по границе с КНР (хребет Южный Алтай), на юго-западе — с Казахстаном. На северо-западе территория природного парка ограничена рекой Чиндагатуй от истоков до впадения в Кара-Алахинское озеро, далее по западному побережью озера граница природного парка идёт до истоков р. Кара-Алаха и вниз по ней на северо-восток до её впадения в р. Ак-Алаха, затем на восток по течению р. Ак-Алаха вверх до истоков, а отсюда — на восток к границе с Монголией по водоразделу между бассейнами рек Джазатор и Калгуты.

В Положении о природном парке «Укок» выделены три функциональных зоны:

• зона заповедного режима площадью 26800 га, в пределах которой запрещено любое хозяйственное и рекреационное использование территории. В пределах этой зоны разрешается научно-исследовательская деятельность, не противоречащая законодательству;
• зона с ограниченным режимом пользования площадью 39200 га, обеспечивающая условия сохранения природных комплексов, объектов и памятников историко-культурного наследия, в пределах которой допускается строго регулируемое посещение и ограниченное ведение хозяйствования. Здесь запрещена деятельность, влекущая за собой изменение исторически сложившегося природного ландшафта, снижение или уничтожение экологических, эстетических и рекреационных качеств территории парка;
• рекреационная зона площадью 186904 га, в пределах которой допускается ведение регулируемой парком экскурсионной, туристской и хозяйственной деятельности.

Проект газопровода «Алтай»

В последнее время плоскогорье привлекло внимание общественности в связи с появлением проекта создания экспортного газопровода «Алтай» из Западной Сибири в Китай, который предполагается протянуть именно через этот регион .

Эксплуатируемые полезные ископаемые

Калгутинское месторождение вольфрама. Открыто В. А. Жмуркиным в 1937 году, однако в связи с труднодоступностью (месторождение располагается на абсолютных высотах около 3000 м) почти не разрабатывалось. Лишь во время Великой Отечественной войны заключённые ГУЛАГа проложили к месторождению автомобильную трассу через плоские водоразделы рр. Тархаты, Джумалы и Джазатора. Заключённые и работали в это время на эксплуатации особенно богатых вольфрамом участков. Как сообщают Б. Н. Лузгин и В. И. Говердовский (по), месторождение приурочено к гранитному массиву, прорывающему вулканогенные породы среднего девона, состоящие преимущественно из кварцевых порфиров. Калгутинские граниты представляют собой многофазовую интрузию. Первоначально были образованы порфировидные биотитовые граниты, которые слагают большую часть массива. Мусковит-биотитовые и мусковитовые лейкократовые граниты более поздних фаз интрузии залегают по направлению удлинённой широтной оси массива. Важной структурной особенностью месторождений является его насыщенность дайками редкометалльных гранит-порфиров (эльванов) и так называемыми онтогонитами — наиболее обогащёнными ультраредкометалльными породами. Все эти образования группируются в широкий ореол северо-восточного простирания.

Рудные участки в Калгутинском вольфрамоносном поле локализуются не только в гранитах, к которым приурочена серия кварцевых жил как собственно Калгутинского месторождения, так и наиболее внутреннего по отношению к нему Жумалинского рудопроявления, — они концентрируются также и в вулканических породах экзоконтактовой зоны, где выявлены наиболее низкотемпературные рудные жилы, включающие барит и флюорит. Крутопадающие вольфрамит-кварцевые жилы Калгутинского месторождения размещаются в зоне полосой в 0.5 — 2 км, в которой широко развиты дайки. Установленная длина жил варьирует от нескольких метров до 330 м с преобладающей мощностью до 1 м. В одной из жил (жила № 87) сосредоточено до 49 % всех разведанных запасов Калгутинского месторождения вольфрама.

Калгутинское вольфрамит-кварцево-гидротермальное месторожение может быть отнесено к историческим и геологическим памятникам Алтая. Сам же рудник является и важнейшим историческим памятником. А. Н. Рудой и М. Р. Кирьянова пишут про брошенные горные выработки военных лет в Жумалинских штольнях. Без крепей, обваливающиеся прямо на глазах, эти залитые натёками льда штольни являются безмолвными памятниками сталинской эпохи пренебрежения к человеческим жизням. Основная штольня представляет серию горизонтальных выработок, находящихся на различной глубине и соединённых вертикальными рассечками. С одной из штолен 3-километровой длины восстающая выводит на дневную поверхность уже за перевалом Жумалы-Калгуты. Восстающая снабжена 15 лестницами общей высотой 57 метров. Это, в частности, делает возможным достижение Калгутинской впадины не через перевал Теплый ключ (где даже в сухую погоду поверхность труднопроходима для автомашин-вездеходов), а «сквозь гору», через Жумалинскую штольню.

Транспорт

С внешним миром Укок связывают грунтовые труднопроходимые дороги через перевалы Укок (граница России и Казахстана), Улан-Даба (граница России и Монголии) и перевалы Тёплый ключ (абс. высота 2 907 м) и Калгутинский. До этих перевалов непосредственно в долину р. Калгуты можно доехать из с. Кош-Агач, который легко достигается по Чуйскому тракту. Однако далее на юг этот путь, особенно в последней его части, для обычного автотранспорта непроходим и возможен только на автомобилях повышенной проходимости, например, ГАЗ-66, «Урал», ЗИЛ-131, КАМАЗ-4310 и т. п., а также на тракторах. Однако, и эти сильные автомобили в долине р. Калгуты могут очень прилично утонуть в болоте, особенно вечерами, после солнечного дня, когда подтает мерзлота. Большую же часть года перевалы закрыты снегом и лавиноопасны. В короткий же летний период все склоны подвержены солифлюкции, часто — «лавинной». Нередки камнепады.

Единственный населённый пункт на крайнем северо-западном краю плоскогорья Укок — село Беляши (Джазатор) Кош-Агачского района. Он расположен в горной лиственнично-кедровой тайге на берегу одноимённой реки. Зимние стоянки, находящиеся на севере плоскогорье, используются жителями Джазатора в качестве зимних пастбищ для скота.

Помимо чабанов из Джазатора постоянными жителями плоскогорья можно назвать пограничников. Учитывая, что здесь проходят границы трёх государств, на плоскогорье функционируют две заставы — «Аргамджинская» и «Челябинская казачья» (бывшая Бертекская). Последняя расположена в месте слияния реки Кара-Булак и Ак-Алаха, то есть как раз почти в том месте, где находилась первая русская погранзастава перед границей с Китаем. Она контролирует пограничную с Китаем территорию в районе перевалов Канас и Бетсу-Канас и с Казахстаном в районе перевала Укок.

Литература

• Рудой А.Н, Лысенкова З. В., Рудский В. В., Шишин М. Ю. [ice.tsu.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=642&Itemid=138 Укок (прошлое, настоящее, будущее). — Барнаул: Алтайский государственный университет, 2000. — 172 с.]
• Сапожников В. В. По Алтаю. — М.: Географгиз, 1949. — 579 с.
• Галахов В. П., Мухаметов Р. М. Ледники Алтая. — Новосибирск: Наука, 1999. — 136 с.
• [ice.tsu.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=419&Itemid=98 Рудой А. Н., Кирьянова М. Р. Научное и рекреационное значение великих геологических памятников Алтая: к созданию Алтайского ледникового парка // Известия Русского географического общества, 2004. — Вып. 5. — С. 61-69.]
• Молодин В. И., Черемисин Д. В. Древнейшие наскальные изображения плоскогорья Укок. — Новосибирск: Наука, 1999. — 160 с.
• Полосьмак Н. В. Всадники Укока. Новосибирск, 2001. 336 с.
• [ice.tsu.ru/index.php?option=com_content&view=category&layout=blog&id=26&Itemid=95 Рудой А. Н. «Обратная сторона Луны?» // Алтайский вестник, 2002. — № 2.]
• [www.altaiinter.info/project/culture/Geography/Culture%20of%20Scyphian/Ukok/ukok01.htm Укок — алтарь Евразии (историко-культурологический анализ).] (главы из монографии: Рудой А. Н., Лысенкова З. В., Рудский В. В., Шишин М. Ю. Укок (прошлое, настоящее, будущее): Монография.- Барнаул, изд-во Алт. гос. ун-та, 2000.- С. 35-59).

Ссылки

• [www.lenta.ru/articles/2010/02/03/ukoka «Битва за Укок»] — Lenta.ru (03.02.2010)
• [altai-photo.ru/photo/21 Фотогалерея Укок — на Алтай Фото]
• [saveukok.ru Всероссийская Коалиция общественных и научных организаций «Сохраним Укок»]
• [www.platoukok.ru/ Природный парк Укок]
• [daily-notes.ru/2012/09/poezdka_na_ukok_2012/ Автопутешествие на плато Укок в фотографиях]

Топографические карты

Беляши M-45-XXII	M-45-XXIII
Аргамджи M-45-XXVIII	M-45-XXIX

См. также

• Природный парк Укок

Отрывок, характеризующий Укок

– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.