Украина (стадион)
 | |
| Бывшие названия |
Дружба (1963-1990) |
|---|---|
| Местоположение | |
| Заложен | |
| Построен | |
| Открыт | |
| Реконструирован | |
| Архитектор |
Ярослав Назаркевич, Лариса Скорик, Ярослав Порохнавец, Владимир Блосюк |
| Вместимость |
28 051 |
| Домашняя команда | |
| Размеры поля |
105x68 |
Стадио́н «Украи́на» — многофункциональный стадион с травяным покрытием во Львове (Украина). Является домашним стадионом футбольной команды «Карпаты». Вместимость более 28 тысяч человек (для футбольных матчей). Стадион находится в местности Снопков, рядом с территорией Снопковского парка.
В 1950-х годах на этом месте ещё работали кирпичные заводы. Стадион «Дружба» был построен в 1960-х годах (архитекторы Я. Назаркевич, Я. Порохнавец, Л. Скорик, В. Блисюк) с первоначальной вместимостью 45 тысяч зрителей, бытовыми помещениями для спортсменов, открытыми спортивными площадками. Был переименован в 1990-х годах в рамках общей кампании по переименованию, развёрнутой львовским городским советом, затем реконструирован в 1999 году, количество мест было сокращено.
В 1992 году стадион принимал финальный матч первого чемпионата Украины по футболу, в котором киевское «Динамо» уступило симферопольской «Таврии»
С начала 1990-х на стадионе «Украина» функционировал наибольший во Львове промтоварный рынок, который в 2001 году перенесли за границы стадиона на бывшее тренировочное футбольное поле.
См. также
|
|
| ||
| Стадион «Украина» во время футбольного матча | Установленный на стадионе памятник игрокам команды «Карпаты», завоевавшим футбольный «Кубок СССР» в 1969 году. | Болельщики ФК «Карпаты» на стадионе «Украина» |
Напишите отзыв о статье "Украина (стадион)"
Ссылки
- [www.fckarpaty.lviv.ua/ua/stadium/ Стадион «Украина» (на укр.)]
- [www.gazeta.lviv.ua/articles/2007/08/31/25927/ Лемко И. Снопков (на укр.)]
| ||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Украина (стадион)
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
