Галицкая армия
Галицкая армия (укр. Галицька Армія) | |
1-й курень 6-й бригады Галицкой армии в тылу Добровольческой армии 17 ноября 1919 года | |
Годы существования | |
---|---|
Страна | |
Входит в |
Вооружённые силы ЗУНР |
Тип | |
Участие в |
Польско-украинская война, |
Командиры | |
Известные командиры |
Дмитрий Витовский, |
Га́лицкая армия (укр. Галицька Армія) — регулярная армия Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР), после провозглашения Акта Злуки — одна из армий Украинской Народной Республики (УНР), c 17 ноября 1919 года по Зятковским соглашениям вошла в состав Вооружённых сил Юга России (ВСЮР) как Украинская Галицкая армия (укр. Українська Галицька армія). С начала 1920 года была переформирована в Красную Украинскую Галицкую армию укр. Червона Українська Галицька Армія в составе Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА).
Содержание
История возникновения и существования
Галицкая армия создавалась на основе легиона украинских сечевых стрельцов (УСС), дислоцировавшегося на 1 ноября 1918 года в районе Черновцов (270 км от Львова), а также частей австро-венгерской армии, состоящих полностью или большей частью из украинцев. Таковыми на 1 ноября 1918 года были 15-й пехотный полк (Тернополь), 19-й пехотный полк (Львов), 9-й и 45-й пехотные полки (Перемышль), 77-й пехотный полк (Ярослав), 20-й и 95-й пехотные полки (Станислав, в настоящее время Ивано-Франковск), 24-й и 36-й пехотные полки (Коломыя), 35-й пехотный полк (Золочев).
Призыв в Галицкую армию мужчин 18—35 лет осуществлялся на основании Закона о всеобщей воинской повинности ЗУНР. По этому закону территория ЗУНР была разделена на 3 военные области (с центрами в городах Львов, Тернополь, Станислав), каждая из которых была разделена на 4 военных округа. Командиры — Антон Кравс, Мирон Тарнавский, Осип Микитка.
Зарождение армии
Первые полевые подразделения Галицкой армии создавались стихийно в ходе создания независимого западноукраинского государства — Западно-Украинской Народной Республики — в ответ на создание польских боевых групп, выступавших против самостоятельности Галичины. Уже 1 ноября 1918 года поляки подняли восстание во Львове, а 11 ноября заняли стратегически важный город Перемышль. До конца декабря 1918 года Галицкая армия состояла из разнородных боевых групп, которые нельзя было назвать регулярной армией. Всего их насчитывалось пятнадцать. Наиболее сильными были группы, действовавшие под Львовом: «Навария», «Старое Село» и «Восток». На севере ЗУНР была создана группа «Север» полковника Осипа Мыкытки. Юго-западнее Львова областное командование в Стрые (полковник Гриць Коссак) имело в своём распоряжении группы «Команча», «Лютовиска», «Старый Самбор», «Глыбока», «Крукеничи», «Рудки», «Юг-1» и «Юг-2». Все они практически действовали в отрыве друг от друга и нередко не имели связи с Верховным командованием. В результате пополнения численный состав армии возрастал. На 10 декабря 1918 года, когда армию возглавил генерал Омельянович-Павленко, её численность составляла около 30000 человек при 40 орудиях, не считая надднепрянских частей.
В то время фронт проходил от Тисны на юго-западе до Хирова и, минуя Перемышль, до Львова; линия фронта огибала город, далее шла к Яворову и мимо Любачева на Раву-Русскую — Белз, примыкая к силам УНР на Холмщине. В январе-феврале 1919 года Галицкая армия была реорганизована в три корпуса и стала по-настоящему регулярной армией.
Участие в боевых действиях
С ноября 1918 года до июля 1919 года Галицкая армия принимала участие в Польско-украинской войне при осаде Львова, Вовчуховской и Чертковской операциях. С июля до сентября 1919 года совместно с действующей Армией УНР принимала участие в боях с Красной армией на Правобережной Украине.
Встретившись в августе 1919 года с наступающими из Донбасса и Одессы частями Вооружённых сил Юга России, в боевые столкновения с ними не вступала, выясняя их отношение к независимости Украинской Народной Республики.
После открытия боевых действий с Вооружёнными силами Юга России в сентябре 1919 г. принимала участие в боях против них совместно с действующей Армией УНР. В ноябре 1919 года, согласно договорённости Верховного командования Галицкой армии и командующего Войсками Новороссийской области ВСЮР, Галицкая армия (переименованная в Украинскую Галицкую армию) после подписания договора в Зятковцах от 6 ноября 1919 года и денонсации правительством ЗУНР в начале декабря 1919 года «Акта Злуки», заключила военный союз с Вооружёнными силами Юга России.
Будучи почти полностью небоеспособной из-за эпидемии тифа, Украинская Галицкая армия в начале 1920 года перешла на сторону наступающей Красной армии, после чего была переименована и переформирована в ЧУГА (Червона Українська Галицька армія), или Красную Украинскую Галицкую Армию. С декабря 1919 года по апрель 1920 года армия дислоцировалась преимущественно в Балтском и Ольгопольском уездах Подольской губернии. Штаб армии находился в Балте.
Запрет национальной символики, гонения на священнослужителей в рядах армии, насаждение вражды между офицерами и солдатами привели к недовольству личного состава условиями службы. По мнению руководителя филиала Национального института стратегических исследований в Одессе, именно это привело к тому, что в апреле 1920 года кавалерийский полк во главе с атаманом Эдмундом Шепаровичем перешёл на сторону противника во время весеннего наступления польской армии и УНР. После этого по приказу полевого штаба ЧУГА бо́льшая часть галичан была отправлена на фронт. Для закрытия госпиталя, где ещё находились раненые, была создана «команда частей». 8 апреля «команда частей» была арестована чекистами. ЧК обратилась ко всем военнослужащим УГА с требованием пройти регистрацию — под угрозой расстрела. Начались аресты. Многие военнослужащие УГА скрывались в частных домах в Одессе и оттуда перебирались в сёла. Больные в госпитале голодали. В Одессе был основан «Комитет украинок», который собирал деньги, хлеб, молоко, другие продукты питания. 20 апреля в Одессу приехал поручик Галицкий с полномочиями от центральной власти в Киеве. Арестованных освободили, и их якобы было решено вывезли из Одессы. Вечером 23 апреля они на товарной станции сели в поезд. Но паровоз не подали, и люди легли спать. Ночью вагон окружил отряд ЧК и обстрелял из пулеметов. Погибло от 20 до 60 человек (в советских газетах было заявлено, что они «пали жертвой гнева рабочего класса, возмущённого их предательством»). Раненых отправили в больницу, остальных арестовали. Затем прошли аресты и в больнице. По обвинению в «контрреволюции» ЧК ликвидировала «Комитет украинок». Впоследствии многие из офицеров-галичан были расстреляны[3], а те из галичан, кто успел сбежать за границу, попали в польские концлагеря, где большинство из них погибло от голода, инфекционных заболеваний и жестокого обращения.
Рода войск
70% личного состава состояло в пехоте (петлицы и нарукавные нашивки синего цвета).
Артиллерия (петлицы и нарукавные нашивки красного цвета) имела на вооружении более 60 батарей. В начальный период использовались австро-венгерские орудия 8 cm FK M.5, позднее — российские 76-мм дивизионные пушки образца 1902 года.
Коннице не придавалось большого значения, поскольку предполагалось ведение позиционной войны, была образована конная бригада (петлицы и нарукавные нашивки жёлтого цвета).
Существовал также авиационный полк с авиабазой в с. Красне, созданный в том числе при помощи бывших офицеров российской императорской армии и имел на вооружении около 40 самолётов, в том числе 16 типа «Бранденбург», 12 L.F.G, «Ньюпоры» из состава армии бывшей Российской империи и немецкие «Фоккеры». Командовал полком полковник Б. Губер, после его смерти при взрыве на аэродроме — полковник Кануков. В составе полка были включены лётная школа, сотни технического и аэродромного обслуживания. Результатом боевых действий полка явились 16 сбитых польских самолётов. Также выполнялись задания по разведке и бомбардировке вражеских позиций
Части технического обеспечения включали 5 сапёрных сотен, полк связи с телефонными сотнями. Автоколонна УГА состояла из 36 автомобилей, 42 мотоциклов и была реорганизована в самоходный курень. Технические и инженерные части имели петлицы и нарукавные нашивки серого цвета. Бронетехника в УГА была представлена 8 броневиками и 2 бронепоездами.
Санитарная служба было организована по образцу санслужбы Австро-Венгрии и имела в распоряжении 2—5 полевых госпиталя и санитарный поезд.
Кроме того, существовала полевая жандармерия, разведслужба, ветеринарные отделы при штабах, посты полевой почты и др.
Организация
Украинская Галицкая Армия (УГА) не имела в своём составе дивизий, а только корпусы и бригады. Бригада состояла из штаба, штабной (булавной) сотни, 4 куреней (батальонов) пехоты, одной конной сотни, одного артиллерийского полка с артиллерийской мастерской и складом боеприпасов, одной сапёрной сотни, одного отделения связи, обозного склада и бригадной лечебницы. В некоторых бригадах было больше куреней пехоты (5-6), а в некоторых эти курени объединялись ещё и в полки трёхкуренного состава. Конная бригада состояла из 2 полков конницы, к которым могли быть приданы 1-2 конно-артиллерийские батареи, конную техническую сотню и конную сотню связи. Зачатки их при конной бригаде уже существовали.
Отдельные бригады УГА имели следующие названия:
- 1-я Украинских Сечевых Стрельцов
- 2-я Коломыйская
- 3-я Бережанская
- 4-я Золочивская
- 5-я Равская
- 6-я Сокальская
- 7-я Львовская
- 8-я Самборская
- 9-я Белзкая
- 10-я Яворовская
- 11-я Стрыйская
- 14-я Станиславовская
- 15-я Станиславовская
- 16-я Чортковская
- 17-я Бучачская
- 18-я Тернопольская
- 21-я Тернопольская
Командование
Всеми военными делами в ЗУНР ведал Государственный секретариат (министерство) военных дел (ГСВД). Он действовал до 9 июня 1919 г. и состоял из 16 отделов и канцелярии. Его возглавляли полковник Дмитрий Витовский, а после его гибели в авиакатастрофе в германской Силезии (летал в Берлин за немецкой помощью) — полковник Виктор Курманович. С момента провозглашения диктатуры (9 июня 1919 года) функции ведомства перешли частью к Верховному командованию УГА, а частью — к новосозданной Военной канцелярии диктатора (шеф — полковник Карл Долежаль, чех по национальности). Верховное командование возглавляло все части, находящиеся на фронте и ведущие боевые действия. Все остальные части подчинялись через тыловые окружные команды ГСВД. Структура командования и штабов полностью копировала австро-венгерскую.
Униформа и знаки различия
В начальный период своего существования, личный состав армии носил в основном форму австрийского образца, дополненную элементами национальной символики. 31 января 1919 года, начальнику письменного отдела ГСВД четару Боберскому, было поручено начать разработку униформы и знаков различия нового образца. Некоторые промежуточные наработки были продемонстрированы военному руководству на совещании 26 марта. Окончательный вариант был утверждён XLVI распоряжением ГСВД от 22 апреля 1919 года, опубликованном в первых числах мая, в 11-й части «Вестника Государственного Секретариата Военных Дел»[4].
Устанавливалась униформа единого образца для всех родов войск, состоявшая из шапки-мазепинки, полевого мундира, штанов и шинели. Униформа являлась полевой и парадной одновременно. Для военных священников предусматривался мундир особого покроя — так называемый «духовный жупан». Материалом служило шерстяное сукно зеленовато-землистого цвета, в случае отсутствия такового разрешалось использование материи других расцветок[5].
Полевой мундир (укр. блюза) был однобортным, на шести гладких металлических пуговицах диаметром 20 мм, стояче-отложным воротником и четырьмя карманами с клапанами на пуговицах — верхние карманы накладные, с вертикальной складкой по центру, нижние прорезные. На мундире имелись суконные погоны (барчики), нижний край которых вшивался в плечевой шов, а верхний застёгивался на пуговицу. Правый погон имел контрпогончик (силька), расположенный на расстоянии 5 см от плечевого шва[6].
Шинель (официально — плащ) застёгивалась на шесть пуговиц, в два ряда, размещённых на клапанах пришитых к левому краю. Сзади имелся разрез застёгивавшийся на пуговицы — две у пехотинцев и четыре у кавалеристов и артиллеристов. Имелись погоны, схожие с погонами мундира. На воротнике имелся специальный хлястик с пуговицей, позволявший фиксировать воротник в поднятом состоянии. На шинели, как и на мундире, размещались петлицы цвета рода войск[6].
Штаны свободные в бёдрах и коленях, облегающие ниже колен, с двумя карманами. Старшинам и подстаршинам разрешалось ношение вне службы длинных штанов свободного покроя, из чёрной материи с кантов цвета рода войск. Обувью служили ботинки с обмотками или сапоги[6].
Петлицы (вилогi) прямоугольной формы, имели длину 7,5 см, и по три треугольных выреза сверху и снизу, придававших им характерную зубчатую форму[7]. Как упоминалось выше, петлицы были цвета рода войск:
- Высший командный состав — малиновый в бархате
- Пехота, музыканты — тёмно-синий
- Артиллерия (включая миномётчиков) — вишнёво-красный
- Кавалерия — жёлтый
- Саперы, пионеры, железнодорожники, телеграфисты, радисты, лётчики, водители, прожектористы — пепельный
- Обоз — тёмно-зелёный
- Врачи, санитары — чёрный
- Инженерные и крепостные старшины — тёмно-жёлтый
- Ветеринары — кофейный
- Военные священники — фиолетовый
- Военные юристы — стальной
- Интенданты — бордово-красный в бархате
- Счетоводы — светло-зелёный
- «Пищевые» старшины — голубой
- Военные урядники — светло-бронзовый[8]
На левом рукаве полагалось носить знаки военной специальности, в виде букв, причём они частично дублировали цвета рода войск:
- Мм — миномётчики
- Сп — сапёры
- Пн — пионеры
- Зл — железнодорожники (зелiзничники)
- Тґ — телеграфисты
- Рд — радисты
- Лт — лётчики
- Сх — водители (самохідці)
- Св — прожектористы (світильніки)
- Лк — врачи (лікарі)
- Cc — пулемётчики (скорострільці)
- Тф — телефонисты
- Мз — музыканты[7]
Знаками различия служили нашивки (пружки) в нижней части рукава. До звания полковника включительно — на суконной подкладке цвета рода войск. Внешний вид нашивок, с подкладкой тёмно-синего (пехотного) цвета, приведён в таблице ниже (следует учесть, что рядовым (стрельцам) нашивок не полагалось)[9]:
Старший стрелец |
Вистун | Десятник | Старший десятник (Подхорунжий) |
Булавный |
Хорунжий | Четар | Поручник | Сотник | Отаман |
Подполковник | Полковник | Генеральный четар |
Генеральный поручник |
Генеральный сотник |
Награды
В августе 1928 года в Берлине коллегией старшин Украинской Галицкой армии (УГА) был учрежден Орден Галицкого Креста. В состав кавалеров Ордена входили командующий Украинской Галицкой армией генерал-хорунжий Мирон Тарнавский, генерал-лейтенант Михаил Омельянович-Павленко, генерал-хорунжий Антон Кравс и другие (всего 15 действительных членов и 10 кандидатов). Производилась награда в Вене. Ей награждались воины УГА и гражданские лица, и планировалось наградить разными его степенями всех офицеров и военнослужащих УГА.
Напишите отзыв о статье "Галицкая армия"
Примечания
- ↑ Томюк І. М. [www.nbuv.gov.ua/portal/natural/Vnulp/Armia/2008_612/13.pdf Причини та наслідки вимушеного об'єднання Української галицької армії з Добровольчою армією уряду А. І. Денікіна (листопад – грудень 1919 р.)] // Вісник Національного університету «Львівська політехніка» : Тематичний випуск «Держава та армія». — 2008. — Вып. 612. — С. 86-91. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0321-0499&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0321-0499].
- ↑ Солдатенко В. Ф. Трагічна сторінка історії об'єднаного українського фронту: договір УГА з білогвардійцями // [histans.com/LiberUA/Book/sobornist/6.pdf Соборність як чинник українського державотворення (до 90-річчя Акту злуки)] / За ред. Р. Я. Пирога. — Київ, 2009. — С. 53-63. — 229 с.
- ↑ [odesskiy.com/chisto-fakti-iz-zhizni-i-istorii/ukrainskaja-galitskaja-i-eyo-odesskaja-tragedija.html Статья (на укр. языке) «Украинская Галицкая армия и её одесская трагедия» на сайте «Одесса от А до Я»]
- ↑ Чмир М., Пінак Є., Музичук С. Галицька Армія, 1918—1920. — Рівне: Олег Зень, 2008. — С. 19, 25, 28, 31. — 80 с. — ISBN 978-966-2096-19-4.
- ↑ Чмир М., Пінак Є., Музичук С. Галицька Армія, 1918—1920. — Рівне: Олег Зень, 2008. — С. 31. — 80 с. — ISBN 978-966-2096-19-4.
- ↑ 1 2 3 Чмир М., Пінак Є., Музичук С. Галицька Армія, 1918—1920. — Рівне: Олег Зень, 2008. — С. 32. — 80 с. — ISBN 978-966-2096-19-4.
- ↑ 1 2 Чмир М., Пінак Є., Музичук С. Галицька Армія, 1918—1920. — Рівне: Олег Зень, 2008. — С. 33. — 80 с. — ISBN 978-966-2096-19-4.
- ↑ Чмир М., Пінак Є., Музичук С. Галицька Армія, 1918—1920. — Рівне: Олег Зень, 2008. — С. 32—33. — 80 с. — ISBN 978-966-2096-19-4.
- ↑ Чмир М., Пінак Є., Музичук С. Галицька Армія, 1918—1920. — Рівне: Олег Зень, 2008. — С. 34—35. — 80 с. — ISBN 978-966-2096-19-4.
См. также
Ссылки
- [vijsko.milua.org/v3.htm Формування українського війська. Українська Галицька Армія]
- [rian.com.ua/authors/20081106/78040297-print.html Последний марш УГА]
- [pravopys.vlada.kiev.ua/mova/20/Dovidn/UHA.htm УКРАЇНСЬКА ГАЛИЦЬКА АРМІЯ] (укр.)
- [www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=846 ЕВРЕЙСКИЙ УДАРНЫЙ БАТАЛЬОН УГА]
- [www.irekw.internetdsl.pl/uga/index.html ОСТАННІЙ АКТ ТРАГЕДІЇ УКРАЇНСЬКОЇ ГАЛИЦЬКОЇ АРМІЇ] (укр.)
- [vesna.org.ua/txt/futuluichukv/uga/index.html Українська Галицька армія: Військово-патріотичне виховання та вишкіл (1918—1920 рр.)] (укр.)
- [mnib.malorus.org/kniga/447/ Денник Начальної Команди Української Галицької Армії (Дневник верховного командования УГА) — Нью-Йорк.:Червона калина, 1974] (укр.)
- [vijsko.milua.org/aviatsia_UGA.htm Авиация Украинской Галицкой Армии]
Литература
Книги:
- «Історія українського війська», Львів, видавництво «Світ», 1992 рік.
- «Українська республіка галичан», Львів, видавництво «Світ», 1997 рік.
|
Отрывок, характеризующий Галицкая армия
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.
В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.
Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.
Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.