Украинская архитектура

Украинская архитектура — это термин, который описывает систему зданий и сооружений, пространственно организующих среду для жизни и деятельности людей, строившихся в современной и исторической Украине. Украинская архитектура берёт свои корни из Древнерусского государства.

Средневековая Русь (X—XVII вв.)

Домонгольский период (988—1240)

Аутентичная украинская архитектура начала формироваться в IX-X вв., когда на территории Украины возникла централизованное государство - Киевская Русь. Сначала все сооружения - укрепления, дворцы, церкви - строились из дерева. Основной структурой зданий издревле был сруб, возведенный из горизонтально уложенных бревен с шатровым верхом. Традиция сооружения срубов сохранилась вплоть до начала XX в. Сегодня подобные срубы используются в жилыхе помещениях, их можно увидеть, например, в Чернигове .

Вместе с принятием христианства в Киевской Руси появились здания византийского стиля, лучшим примером которого является Софийский собор в Киеве (XI в.), сохранившийся до нашего времени, претерпев, барочную перестройку. Византийский стиль на Руси начал активно реформироваться в соответствии с аутентичными представлениями о строительстве и орнаментации. Вследствие такого реформирования появились вытянутые вверх купола киевских церквей, специфическая цветовая гамма росписей, фресок и мозаик.

Древнейшей церковью Украины, сохранившейся лишь в фундаменте является Десятинная , построенная Владимиром Великим около 988-996 гг. Это было тринавна строение с широкими галереями вокруг, внутри она была пышно убрана мраморным облицовкой, резьбами, изразцами, фресками и мозаиками. Из летописей известно, что она рухнула в 1240 году во время осады Киева Батыем.

Обычный тип больших церквей X - XIII вв. - это тринавна церкви с тремя полукруглыми или гранеными апсидами (округление со стороны алтаря), с двумя или тремя парами столбов. Между алтарем и второй парами столбов через всю церковь проходит поперечная неф. Средняя широкая нава - такой же ширины и высоты. Меньшие церкви были, возможно, однонефными с апсидой с востока. В Западной Украине строились также ротонды - округлые строения.

После татаро - монгольского нашествия строительство на территории Украины подчиняется задачам обороны. В XII-XV вв. строятся преимущественно крепости с башнями, укрепленные монастыри, замки. Их стены высокие и неприступные, но на некоторых можно увидеть декоративный орнамент в виде вышивки, выложенной из красного кирпича. Лучшим примером является Хотинская крепость в Черновицкой области со стенами длиной 30-35 метров, прекрасно сохранившимися до сих пор.

Культурное влияние средневекового Древнерусского государства прослеживается в архитектурных традициях нескольких современных государств, в том числе и Украины.

Украинское барокко в период гетманства И. Мазепы (1687—1709)

Рассвет барокковой культуры приходится на трудные времена национально-освободительного движения во времена Б. Хмельницкого. Данный самобытный стиль наиболее ярко проявился в архитектуре Левобережья и Слобожанщины, объединённых с Россией в результате освободительной войны украинского народа 1648—1654 гг.

Украинское барокко отличается сочетанием декоративно-пластических решений западноевропейских барокко и ренессанса с творческой переработкой наследия православного храмового зодчества.

За 100 лет господства этого стиля на Слобожанщине было создано 600 храмов, подавляющее большинство из них были построены из дерева, однако около 50 храмов были каменными. Одним из лучших образцов украинского барокко является Георгиевский собор (1741—1770), являвшийся главным сооружением Козелецкого Георгиевского монастыря.

Украинская ССР (1917 или 1922—1991)

В начале XX века в Европе возникает новое направление в искусстве, и, в частности, в архитектуре - модерн. Архитектура модерна каждой страны приобретала национальные черты. Таким образом появляется архитектура Украинская модерна. Украинский модерн имел характерные особенности. Архитектура Западной Украине в начале XX в. находилась под влиянием Венского сецессиона и приобретает название «сецессия». Сочетание народного искусства и сецессии стало следствием возникновения Украинский сецессии, имеющий черты гуцульского и закопанскому народного искусства.

На территории Центральной, Южной и Восточной Украины, которая находилась в составе Российской империи, существует национальный вид модерна: «Украинский модерн» , который возник в Полтаве. Самые известные сооружения этого стиля были построены в Харькове, Полтаве, Киеве. Наиболее широко в Украинской СССР был представлен русский вариант модерна, также в Украинской СССР существовали образцы северной разновидности модерна (скандинавской). Другие народы привнесли в архитектуру Украины свои национальные особенности, например модернизированный неоготический стиль (Народы Европы) или неомавританский стиль (Восточные народы).

В годы Великой Отечественной войны в Украинской ССР множество зданий были разрушены настолько, что не подлежали реставрации после ее окончания. Были потеряны такие здания, как Успенский собор Киево-Печерского монастыря, Собор Архангела Михаила Михайловского Златоверхого монастыря, Церковь Успения на Подоле («Пирогоща»), Васильевская (Трёхсвятительская) церковь. Некоторые из них впоследствии были восстановлены, но уже не всегда в изначальном виде.

Между тем эта эпоха строительсва социализма принесла множество новых интересных архитектурных решений, так как на благо УССР трудилась большая плеяда поистине выдающихся архитекторов, сумевших предать республике и её столице особенный колорит. Вот только некоторые имена: В. В. Городецкий, И. Ю. Каракис, А. М. Вербицкий, В. Н. Рыков, П. Ф. Алёшин, А. В. Добровольский, А. М. Милецкий, Ю. С. Асеев, В. И. Ежов, Б. П. Жежерин, А. Ф. Игнащенко, В. К. Скугарев, B. B. Чепелик, Б. М. Давидсон, Я. А. Штейнберг. Эти и многие другие люди оставили Украинской ССР множество произведений архитектурного искусства.

Независимая Украина (c 1991)

С получением независимости на Украине продолжилось строительство современных зданий, а заодно началось восстановление исторических памятников. Был восстановлен памятник Княгине Ольге (в 1996), Церковь Успения на Подоле («Пирогоща») (в 1998), Михайловский Златоверхий монастырь (в 1999) и другие.

См. также

• Музей народной архитектуры и быта Украины
• Список древнерусских архитектурных сооружений домонгольского периода
• Деревянные храмы Украины
• Украинское барокко
• Украинский архитектурный модерн

Литература

• Самойлович В. П. Народное архитектурное творчество: По материалам Украинской ССР. — Киев: Будiвельник, 1977. — 232 с. — 15 000 экз.
• Асєєв Ю. С. Архітектура Київської Русі. — К., 1969.
• Вечерський В. Пам'ятки архітектури й містобудування Лівобережної України. Виявлення, дослідження, фіксація. — К., 2005.
• Історія української архітектури. — К., 2003.
• Прибєга Л. В. Дерев'яні храми українських Карпат. — К., 2007.
• Володимир Тимофієнко  " Зодчі України кінця XVIII — початку XX століть. Біографічний довідник ", Київ, 1999

Ссылки

• [photohistory.kiev.ua/ Київ Фотоальбом]  (укр.)
• [meget.kiev.ua/Statji/view/748/ Архитектура украинского барокко]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Украинская архитектура

– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.