Украинская революция 1917—1921

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)
 История Украины

Доисторический период

Трипольская культура

Ямная культура

Киммерийцы

Скифы

Сарматы

Зарубинецкая культура

Черняховская культура

Средневековая государственность (IXXIV века)

Племенные союзы восточных славян и Древнерусское государство

Распад Древнерусского государства: Киевское, Галицко-Волынское и другие княжества

Монгольское нашествие на Русь

Великое княжество Литовское

Казацкая эпоха

Запорожская Сечь

Речь Посполитая

Восстание Хмельницкого

Гетманщина

Переяславская рада

Руина

Правобережье

Левобережье

В составе империй (17211917)

Малая Русь

Слобожанщина

Волынь

Подолье

Новороссия

Таврия

Политические организации

Габсбургская монархия

Восточная Галиция

Буковина

Карпатская Русь

Политические организации

Народная Республика (19171921)

Революция и Гражданская война

Украинская революция

Украинская держава

ЗУНР

Акт Злуки

Советские республики

ВСЮР

Махновщина

Советская Республика (19191991)

Образование СССР

Голод на Украине (1932—1933)

Вторая мировая война

ОУН-УПА

Авария на Чернобыльской АЭС

Современный период1991)

Независимость

Ядерное разоружение

Принятие конституции

Оранжевая революция

Политический кризис на Украине (2013—2014)

Евромайдан

Крымский кризис

Вооружённый конфликт на востоке Украины


Наименования | Правители
Портал «Украина»

Это статья об исторической концепции. О событиях исторического периода 1917—1921 гг. см. статью Революция и Гражданская война на Украине.

Украинская революция, Украинская национально-демократическая революция — используемое преимущественно в современной украинской историографии наименование ряда событий, происходивших в 1917—1921 гг. на Украине, которые интерпретируются в первую очередь как революционная национально-освободительная и социальная борьба украинского народа[1][2][3][4][5] за своё политическое самоопределение и учреждение государственности.

Концепция «Украинской революции» сформировалась в 1920-е гг. в украинской эмигрантской среде, была поддержана рядом западных историков и получила широкое распространение в украинской историографии после распада СССР и обретения Украиной независимости в 1991 году[1][6].

Советская историография рассматривала революцию в России как единый целостный процесс, признавая при этом наличие специфических особенностей на различных территориях бывшей Российской империи. Согласно советской историографии, характер российской революции определялся не особенностями, которые она принимала в отдельных регионах (в том числе и на Украине), а исключительно общими закономерностями[7]. Те явления и события на Украине, которые не вписывались в общепринятую социальную схему развития революционного процесса в России (согласно которой за буржуазно-демократической следовала пролетарская революция), характеризовались как контрреволюционные (с точки зрения общественного прогресса) и буржуазно-националистические (с точки зрения интернациональных задач пролетариата)[1].





Содержание

Возникновение и развитие концепции Украинской революции

Интерпретация происходивших на территории Украины событий, связанных с революциями 1917 года и Гражданской войной, основывающаяся на подчёркивании национальных интересов украинского народа как имевших основополагающее значение в историческом процессе того времени, сформировалась уже в 1920-е годы в украинских эмигрантских кругах — в первую очередь, в мемуарах самих участников революционных событий, которые, естественно, не могли быть беспристрастными в оценке самих событий и своей роли. В основу представленной ими концепции была положена трактовка происходивших событий как исключительно национальной революции, главной целью которой должно было стать возрождение национального и независимого украинского государства[7].

Как пишет современный украинский историк В. Солдатенко, термин «Украинская революция» появился в политических документах революционных лет уже весной 1917 года и в дальнейшем получил широкое распространение, в том числе и в работах украинских политических деятелей, занявшихся в эмиграции «историческим анализом попытки реализации своих планов и программ» (В. Винниченко, П. Христюк, Н. Шаповал, Д. Дорошенко, И. Мазепа). Солдатенко признаёт, что, пытаясь противостоять официальной советской историографии, «украинские историки и публицисты в диаспоре далеко не всегда удерживались на позициях объективности и всё больше впадали в крайности, субъективизм, что, естественно, не умножало научности их трудов, делало их уязвимыми и малопривлекательными»[1].

Советская историография, в отличие от эмигрантских авторов, рассматривала революцию в России как единый целостный процесс, характер которого определялся не особенностями, которые она принимала в отдельных регионах, а исключительно общими закономерностями[7]. Те явления и события на Украине, которые не вписывались в общепринятую социальную схему развития революционного процесса в России, характеризовались как контрреволюционные и буржуазно-националистические[1].

Резкий подъём интереса к концепции Украинской национально-демократической революции (по выражению Солдатенко, речь идёт о «своеобразном публикаторском и исследовательском буме») был связан с перестройкой и последовавшим распадом СССР и созданием самостоятельного украинского государства. В научный оборот был вовлечён огромный массив материалов, имеющих отношение к деятельности национальных партий и организаций, органов государственного управления 1917—1921 гг. (Центральной рады, Директории), мемуары и работы лидеров украинского национального движения — М. Грушевского, В. Винниченко, С. Петлюры, Д. Дорошенко, И. Мазепы, Н. Шаповала и др. Исследования этого периода поощрялись государственными, идеологическими институтами Украины. Как результат, на протяжении 1991—2006 годов, по словам Солдатенко, было защищено около 250 докторских и кандидатских диссертаций по различным аспектам «Украинской революции». Востребованность подобных исследований сами украинские авторы объясняют тем, что «украинская историография в целом и её составная часть — историография Украинской революции, в частности — представляют собой активный фактор воспитания национального сознания»[8].

Содержание концепции

«Украинская революция» рассматривается в работах современных украинских историков как самобытное и самодостаточное историческое явление, связанное, в первую очередь, с попытками реализации украинской нацией своего права на политическое самоопределение, как явление, характеризующееся тесным переплетением социальных и национальных факторов и не сводящееся к одному лишь национальному освобождению. «Украинская революция» как феномен была тесно связана с Первой мировой войной, с революционными изменениями в России и, одновременно, с масштабными событиями, происходившими в Центральной и Восточной Европе. Главной причиной революции считается нерешённый национальный вопрос в сочетании с глубоким общенациональным недовольством и различными формами эксплуатации. По своему характеру революция определяется как национально-демократическая, органически сочетавшая решение задач национального возрождения и создания национальной государственности с необходимостью глубоких социальных изменений в интересах широких украинских масс. Социальной базой революции считаются широкие слои населения, прежде всего крестьянство и национальная интеллигенция[7].

«Украинская революция» ставила своей целью закрепление полномасштабных демократических преобразований, а в долгосрочной перспективе — построение демократической республики (по М. Грушевскому — «народоправства»). Украинское национальное движение («украинство»), по мысли сторонников данной концепции, «влилось могучим потоком в общий процесс демократических преобразований» в бывшей Российской империи, осуществляя весомый вклад в необратимость начатого переустройства общества. Идеалом национально-государственных устремлений виделась широкая национально-территориальная автономия (течение «самостийников», требующее немедленного создания независимой государственности, во главе с Н. Михновским, сколько-нибудь заметным влиянием не пользовалось)[1].

Согласно концепции «Украинской революции», толчком к её началу стала Февральская революция в Российской империи. В период 1917—1921 годов на территории Украины существовал ряд национально-государственных образований, а именно: Украинская Народная Республика (УНР), Украинская держава, Западно-Украинская Народная Республика (ЗУНР). Вследствие внутренних разногласий, а также внешней военной агрессии Украина отстоять свою независимость не смогла; большая часть территории УНР вошла в состав УССР, тогда как земли ЗУНР и Закарпатья оказались разделены между Польшей, Румынией и Чехословакией. Таким образом, Украинская национально-демократическая революция завершилась поражением. На территории УССР победили начатые большевиками процессы социального переустройства общества, в которых национальным аспектам отводилась второстепенная роль. Однако, не достигнув своей основной цели, Украинская революция начала процесс формирования современной политической нации, возродила традицию государственности[9].

Восприятие теории мировой исторической наукой

После обретения Украиной независимости в 1991 году в результате распада СССР данная концепция стала приоритетной в среде украинских историков[6]. Так, по мнению историка Я.Грицака, автономность характера украинской революции обосновывается следующим образом:

  • Революция на Украине не может рассматриваться как часть российской революции, так как она затрагивала земли, не входившие в состав Российской империи;
  • Украинская революция имела иную политическую программу;
  • Включение Украинской революции в международный контекст позволяет расширить рассматриваемый временной диапазон с 1917—1921 до 1914—1923 — периода глобальных перемен в Центральной и Восточной Европе[10].

В западной историографии также существует точка зрения, совпадающая с доминирующей концепцией украинской историографии[11][12]. Высказывается также мнение, что происходившие на Украине революционные процессы являлись результатом и отчасти побочным продуктом германских и австрийских планов «революционизирования (инсургенизации) России», осуществлявшихся в ходе Первой мировой войны[6].

В советской и российской историографии события революции на Украине принято рассматривать исключительно как составную часть общероссийского революционного процесса, не вычленяя из неё никакой самостоятельной «украинской революции», направленной на обретение независимостиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4251 день]. Ряд украинских историков считают, что Украинскую революцию нельзя познать в отрыве от изучения революционных процессов, происходивших в это же время в центрах Российской империи[13].

Периодизация Украинской революции

По мнению историка В. Солдатенко[1], Украинскую революцию можно разделить на две главные затяжные волны:

  • эпоха Центральной рады (март 1917 года — 29 апреля 1918 года);
  • победа антигерманского восстания под руководством Директории (14 декабря 1918 года) — конец 1920 года;

между которыми имел место период контрреволюционного наступления, олицетворяемый гетманом П. Скоропадским и его диктаторским режимом (29 апреля — 14 декабря 1918 года).

Основные события

Февральская революция. Формирование Центральной Рады

  • Март 1917 — ликвидация на территории Украины органов царской администрации, переход исполнительной власти к назначенным Временным правительством губернским и уездным комиссарам, создание Украинской Центральной рады (УЦР), формирование Советов рабочих и солдатских депутатов.
  • Апрель 1917 — Всеукраинский национальный съезд, избрание нового состава и руководства УЦР.
  • Май 1917 — выдвижение требований национально-территориальной автономии Украины, начало деятельности по формированию украинской национальной армии. Первые переговоры представителей УЦР с Временным правительством и Петросоветом.
  • Июнь 1917 — обнародование Первого Универсала УЦР о провозглашении национально-территориальной автономии Украины, создание Генерального секретариата — исполнительного органа Рады под руководством В. Винниченко.
  • Июль 1917 — переговоры УЦР с делегацией Временного правительства, признание Временным правительством Генерального секретариата как высшего распорядительного органа Украины, согласие Временного правительства на разработку УЦР проекта национально-политического статута Украины. Провозглашение Второго Универсала. Мятеж полуботковцев.
  • Август 1917 — Временное правительство отвергает разработанный УЦР проект Статута Генерального секретариата и заменяет его на «Временную инструкцию Генеральному секретариату», согласно которой Генеральный секретариат рассматривается как местный орган Временного правительства, его правомочность распространяется лишь на пять из девяти украинских губерний, полномочия урезаются. Происходят первые столкновения войск, лояльных Временному правительству, с украинизированными войсками.

Октябрьская революция. Создание Украинской Народной Республики. Провозглашение независимости Украины

  • Ноябрь 1917 — Большевистское вооружённое восстание в Петрограде. УЦР осуждает восстание, не признаёт Совнарком РСФСР и объявляет Генеральный секретариат высшим исполнительным органом власти на Украине. Провозглашение Третьего Универсала о создании Украинской Народной Республики в федеративной связи с Российской республикой, национализации земли, введении 8-часового рабочего дня, установлении государственного контроля над производством, расширении местного самоуправления, обеспечении свободы слова, печати, веры, собраний, союзов, забастовок, неприкосновенности личности и жилища, отмене смертной казни. В состав УНР включены территории, большинство населения которых составляют украинцы: Киевская, Волынская, Подольская, Херсонская, Черниговская, Полтавская, Харьковская, Екатеринославская губернии и Северная Таврия (без Крыма). Заявлено о возможных территориальных претензиях на части Курской, Холмской, Воронежской и соседствующих губерний и областей с большинством украинского населения.
  • Декабрь 1917 — Части, лояльные Центральной Раде, подавляют попытку вооружённого переворота в Киеве. Большевизированные части киевского гарнизона разоружаются и высылаются за пределы УНР. Генеральный секретариат приказывает разрозненным украинизированным частям, находящимся за пределами Украины, передислоцироваться на территорию УНР. Совнарком РСФСР требует от УЦР пропустить через свою территорию советские войска, направляющиеся на Дон для борьбы с Донским войсковым правительством атамана Каледина, и прекратить разоружение советских частей. Генеральный секретариат отвечает отказом, а Всеукраинский съезд Советов, собравшийся в Киеве, поддерживает действия УЦР. Депутаты съезда от большевистской партии покидают Киев и перебираются в Харьков. Прибывшие в Харьков из России советские войска разоружают украинизированные части. Здесь организуется проведение альтернативного Всеукраинского съезда Советов, который провозглашает Украинскую Народную Республику Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов и избирает Центральный Исполнительный Комитет Всеукраинской Рады Рабочих, солдатских и крестьянских депутатов УНР (ВУЦИК), который, в свою очередь, создаёт советское правительство — Народный секретариат.
  • Январь 1918 — Советские войска начинают наступление на Донбасс и юг Украины. Центральная Рада и Генеральный секретариат предпринимают попытки формирования армии УНР. УЦР провозглашает независимость УНР (Четвертый Универсал). В Киеве подавлено вооружённое выступление отдельных частей городского гарнизона и рабочих завода «Арсенал» против УЦР. В связи с продолжающимся наступлением советских войск члены Малой Рады и Рады народных министров вынуждены перебраться из Киева в Житомир. Киев переходит в руки советских войск, несколько тысяч жителей становятся жертвами «красного террора».

Брестский мир. Ввод германо-австрийских войск. Разгон УЦР

  • Февраль 1918 — подписание сепаратного Брестского мира между УНР и Центральными державами. По соглашению с правительством УНР территорию Украины оккупируют германские и австрийские войска.
  • Март 1918 — правительство и УЦР возвращаются в Киев. Российские советские войска выводятся с территории УНР, украинские советские государственные органы также перебираются на территорию РСФСР и впоследствии расформировываются.
  • Апрель 1918 — окончательное установление контроля оккупационных сил над всей территорией Украины. В результате государственного переворота, вызванного намерением УЦР решить аграрный вопрос на основе социализации земли, к власти приходит поддержанный крупными землевладельцами и бывшими военными гетман П. Скоропадский. Украинская Центральная рада прекращает существование.

Государственный переворот. Украинская держава

23 апреля трехсторонняя комиссия подготовила хозяйственный договор между УНР и Германией и Австро-Венгрией. УНР обязалась поставить Центральным державам 60 млн пудов зерна, 400 млн штук яиц, другую сельскохозяйственную продукцию. Этот договор подтолкнул немцев и австрийцев к принятию решения сменить правительство в стране[14]. 24 апреля генерал В. Гренер встретился с делегацией Украинской народной громады. Стороны достигли взаимопонимания в вопросе смены правительства. 25 апреля по приказу фельдмаршала Г. Ейхгорна в УНР были введены немецкие военно-полевые суды[15]. 26 апреля Центральная Рада выразила протест. 28 апреля немецкое военное подразделение ворвалось в здание, где заседала Центральная Рада, арестовало несколько членов Центральной Рады и закрыло заседание. 29 апреля Центральная Рада утвердила «Статут о государственном устройстве, правах и вольностях УНР». В тот же день на Всеукраинском съезде хлеборобов, который собрал около 6,5 тысяч делегатов, П. Скоропадский был провозглашен гетманом Украины.

Павел Скоропадский происходил из старшинского рода, был крупным землевладельцем, в армии Российской империи дослужился до генерал-лейтенанта, летом 1917 года создал 1-й Украинский корпус путём украинизации 4-го армейского корпуса VII армии Юго-Западного фронта, осенью 1917 года был избран почетным атаманом Вольного казачества. По поводу своих основных целей на посту главы государства Скоропадский писал: «Создать сильное правительство для восстановления, прежде всего, порядка, для чего необходимо создать административный аппарат, который в то время фактически отсутствовал, и провести действительно здоровые демократические реформы»[16]. В большевизме Скоропадский усматривал большую угрозу для страны, так, в своих «Воспоминаниях» он писал: «Я не сомневаюсь, как и не сомневался раньше, что всякие социалистические эксперименты, раз у нас правительство было бы социалистическое, повели бы немедленно к тому, что вся страна в 6 недель стала бы добычей всепожирающего молоха-большевизма. Большевизм, уничтоживши всякую культуру, превратил бы нашу чудную страну в высохшую равнину, где со временем уселся бы капитализм, но какой!.. Не тот слабый, мягкотелый, который тлел у нас до сих пор, а всесильный Бог, в ногах которого будет валяться и пресмыкаться тот же народ»[17].

В ночь на 30 апреля под контроль гетманцев перешли все важнейшие правительственные учреждения. В Киеве была распространена подписанная гетманом «Грамота ко всему украинскому народу», в которой говорилось о переходе полномочий главы государства к «гетману всей Украины» П. Скоропадскому, переименовании УНР в Украинскую державу, формировании исполнительного органа Украинской державы — Рады Министров, восстановлении «Права частной собственности — как фундамента культуры и цивилизации», объявлении свободы покупки и продажи земли[18]. Прерогативы власти гетмана были расписаны в «Законе о временном государственном устройстве Украины». Гетман назначал атамана (председателя) Рады Министров, утверждал состав правительства и отправлял его отставку, выступал высшим должностным лицом во внешнеполитических делах, верховным военачальником, имел право объявлять амнистию, а также военное или особое положение[19]. Таким образом, на Украине на смену парламентской демократии пришел авторитарный режим.

В начале мая гетман назначил главой правительства Ф. Лизогуба. Лизогуб был крупным землевладельцем, председателем Полтавского губернского земства. Большинство министерских должностей заняли кадеты, которые поддерживали гетманский режим. Пост министра иностранных дел согласился занять эсер Д. Дорошенко. Правда, как только Дорошенко занял пост в правительстве, в газете «Новая Рада» появилось сообщение об исключении его из партии.

Внутренняя политика гетманского правительства

Первыми указами гетмана было отменено действие законов Центральной Рады и Временного правительства, ликвидировались должности губернских и уездных комиссаров, вместо которых вводились должности губернских и уездных старост. К власти на местах пришли консервативные силы: землевладельцы, старые земские деятели, военные.

Гетман начал наступление на революционную демократию. Было запрещено проведение съезда представителей городов, съездов УПСР, УСДРП, а также селянского и рабочего съездов[20]. В мае был остановлен выпуск ряда революционно-демократических изданий, а те, что продолжали выходить, попали под пресс цензуры[21].

Опершись на землевладельческие и предпринимательские круги, а также правые консервативные политические силы, гетман проводил надлежащую внутреннюю политику. Так, гетманское правительство не признало того статус-кво в земельных отношениях, который сложился весной 1918 года. Объявив восстановление частной собственности, оно создало правовые основания для возвращения земли и имущества помещикам. 15 мая гетман ввел временные правила возмещения убытков. Вместо отмененных земельных комитетов Центральной Рады создавались временные земельные комиссии, на которые и возлагалась задача вернуть имущество «законным» владельцам[22]. 18 мая Ф. Лизогуб издал циркуляр, которым обязал губернских старост оповестить население о немедленном возвращении владельцам всего отобранного у них движимого имущества. 27 мая гетман утвердил закон о праве на урожай 1918 года, который признавал право собственников земли на озимые посевы 1917 года. Указами Министерства труда значительно ограничивались функции профсоюзов, им запрещалось вмешиваться в действия администрации, касающиеся вопросов найма и увольнения рабочих, финансирования, экономической деятельности. Комплекс мер был принят по реанимации национальной промышленности и торговли.

Гетманское правительство приложило немало усилий для укрепления денежной системы. Был создан Украинский государственный банк, а также Государственный земельный банк[23].

Правительством были предприняты шаги для возрождения украинской культуры и духовности. Так, были образованы национальная низшая начальная школа и национальная высшая начальная школа. По всей стране было открыто около 100 новых украинских гимназий. В Киеве и Каменце-Подольском были созданы украинские государственные университеты[24]. 20 июня — 11 июля в Киеве прошел Всеукраинский Церковный Собор, на котором был рассмотрен вопрос об автокефалии украинской церкви[25]. В ноябре наконец была открыта Украинская Академия Наук. Первым президентом УАН стал известный ученый В. Вернадский.

Кроме того, гетманское правительство провело судебную реформу, разработало и утвердило план организации украинской армии, предприняло попытку возродить казацкое сословие.

Внешняя политика гетманского правительства

Во внешней политике гетманское правительство продолжило курс, начатый правительством УНР. Отношения Украинской державы с Центральными державами регулировал Брестский мирный договор. С РСФСР Украинская держава 12 июня заключила предварительное мирное соглашение, по которому между двумя государствами до завершения мирных переговоров прекращались военные действия. Между Украинской державой и Всевеликим Войском Донским 7 августа было подписано предварительное соглашение, которым устанавливались границы между государствами, а 8 августа подписан договор об урегулировании взаимных отношений. С середины августа гетманское правительство применило к Крыму экономическую блокаду. Через месяц правительство генерала Сулькевича сообщило, что согласно начать переговоры о формах государственного объединения с Украиной. Правительство Украинской державы не признало законности оккупации Румынией земель Бессарабии. Германия, Болгария и Турция ратифицировали договор об объединении Восточной Галиции и Северной Буковины в отдельный коронный край, но Австро-Венгрия 16 июля в одностороннем порядке разорвала этот договор, сославшись на то, что Украина не выполнила в полном объёме взятых на себя обязательств по поставке хлеба[26]. 10 сентября Украинская держава подписала с Германией новое соглашение о поставках сельскохозяйственной продукции и сырья.

Селянские восстания. Забастовки рабочих. Политическая оппозиция. Попытки найти компромисс

После государственного переворота сложилась напряженная ситуация в сельской местности. Контрреволюционные настроения в землевладельческих кругах, политика консервативного правительства привели к массовому движению помещиков за возмещение нанесенного их хозяйствам во время революции убытков. Это движение вылилось в форму карательных экспедиций против селянства[21]. Помещики или сами создавали собственные отряды, или обращались за помощью к оккупационным войскам. Селяне отвечали помещикам восстаниями. 3 июня левые эсеры подняли восстания в Звенигородском и Таращанском уездах Киевщины. В середине июня селянские вооруженные выступления прокатились севером Черниговщины. Селянское восстание в июне — августе охватило Лубенский, Староконстантиновский и Кременецкий уезды Волынской губернии, а в середине августа — значительную часть территории Подольской губернии, в частности Могилев-Подольский и Ямпольский уезды[27]. На юге Украины осенью начали орудовать вооруженные отряды селян под предводительством Н. Махно.

Летом в стране большого размаха набрало забастовочное движение. Вперед здесь вели железнодорожники, которые были недовольны наступлением на их социальные права, притеснением профсоюзов. Забастовка, которую 15 июля начали рабочие и служащие станций Здолбуново, Сарны, Коростень и Одесского товарного узла, уже на следующий день поддержали рабочие киевских главных мастерских. Забастовка железнодорожников охватила около 200 тысяч рабочих и служащих[28]. По примеру железнодорожников в борьбу втягивались рабочие других отраслей, в первую очередь металлисты. Только в июле—августе состоялось 11 забастовок металлистов.

В такой ситуации гетману Скоропадскому пришлось искать компромисс с оппозиционно-настроенной к власти частью общества. По совету немцев он попытался привлечь в правительство представителей украинской демократии. Переговоры с демократическими политиками вел Д. Дорошенко. Продолжительное время эти переговоры были безрезультативными. Гетмана привлекала национально-государственная часть программы демократических партий, но настораживал их социальный радикализм.

В начале августа украинские политические партии и общественные организации на базе Украинского национально-государственного союза создали Украинский национальный союз. УНС провозгласил своей целью образование суверенного демократического Украинского государства парламентского типа, а тактической линией — создание единого национально-демократического фронта[29]. УНС согласился признать гетмана главой государства, но требовал создания при своем участии нового правительства и избрания на Всеукраинском конгрессе Государственной рады с функциями высшей законодательной власти.

Главным препятствием на пути сближения гетмана и УНС стало гетманское правительство, значительную часть которого составляли члены кадетской партии, которые продолжали отстаивать консервативные позиции[30]. Несмотря на давление консервативных сил, состав правительства был изменен. 22 октября Скоропадский в грамоте к гражданам Украины объявил, что важнейшими государственными проблемами являются аграрная реформа и комплекс мер, направленных на развитие промышленности. Решение их, по мнению гетмана, стало бы «нерушимой основой будущего расцвета независимой Украинской державы». 24 октября Ф. Лизогуб сформировал новый состав правительства, в которое как представители УНС вошли П. Стебницкий, А. Вязлов, М. Славинский, А. Лотоцкий, В. Леонтович[31].

Крах режима Скоропадского

В конце октября Украинский национальный союз по инициативе партии хлеборобов-демократов назначил на 17 ноября открытие Национального конгресса, в повестке дня которого оказались вопросы международного положения Украины, легитимности власти гетмана, экономической политики. Вопрос о разрешении проведения конгресса рассмотрела Рада Министров. Голоса в правительстве разделились почти поровну: 7 министров (представители Национального союза) голосовали за проведение конгресса, 8 высказались против. Тогда 5 министров-представителей УНС подали в отставку. Гетман отправил в отставку все правительство.

К середине ноября Центральные державы потерпели поражение в Первой мировой войне. Победившая Антанта не признавала независимость Украины[32] и активно помогала Белому движению. Хрупкий компромисс между властью и оппозицией в Украинской державе был разрушен. В таких условиях Скоропадский 14 ноября издал грамоту «Ко всем украинским гражданам», в которой говорилось о федерации Украинской державы с небольшевистской Россией. В тот же день гетман утвердил новый состав правительства во главе с С. Гербелем.

13 ноября на заседании Украинского национального союза было сформировано Директорию в составе В. Винниченко (председатель), С. Петлюры, Ф. Швеца, А. Макаренко и П. Андриевского. На объявление гетманом нового государственного курса УНС объявил о восстании против власти гетмана[33]. В Киеве с 14 ноября начал работу Украинский революционный комитет, перед которым стояла задача объединить все демократические профсоюзы, готовить городское восстание. Немецкие войска, которые после ноябрьской революции в Германии находились в состоянии разложения, по соглашению, подписанному 17 ноября между представителями Большого немецкого солдатского совета и Директорией, придерживались нейтралитета в конфликте. 14 декабря гетман отрекся от власти. В тот же день в Киев вступили войска Директории. До середины декабря войска Директории заняли всю территорию Украины, кроме восточного Донбасса и городов Приазовья.

Директория УНР

26 декабря Директория назначила правительство Украинской Народной Республики, в состав которого вошли представители всех политических партий, объединившихся в УНС. Возглавил правительство социал-демократ В. Чеховский. В тот же день Директория издала свою программную декларацию, в которой говорилось о том, что Директория становится временным, хотя и верховным органом революционного времени, который, получив власть от народа, народу её и передаст на Конгрессе трудового народа Украины, а также о том, что власть в УНР должна принадлежать только «классам работающим — рабочим и крестьянству»[34].

В начале декабря началась интервенция войск Антанты. 2 декабря в Одессе появился первый французский военный корабль, а 15 декабря началась высадка 15-тысячного контингента англо-французских войск. 18 декабря белогвардейские отряды при поддержке французских войск вступили в бой с украинским гарнизоном в Одессе и заставили его покинуть город. В январе 1919 года войска Антанты вступили в Николаев.

С интервенцией войск Антанты на северных и северо-восточных границах УНР появились большевистские войска. Под предлогом оказания помощи рабочим и крестьянам, которые восстали против гетмана, они развернули наступление в двух направлениях: Ворожба — Сумы — Харьков и Гомель — Чернигов — Киев. 24 декабря наркомат иностранных дел РСФСР сообщил в прессе, что в связи с аннулированием СНК РСФСР Брестского мирного соглашения от 3 марта советская Россия больше не признает Украину суверенным государством. Однако объявить об открытом наступлении войск на Украину большевики не решились, а действовали через созданное в Курске в конце ноября 1918 года марионеточное Временное рабоче-крестьянское правительство Украины. 16 января Директория объявила о состоянии войны между УНР и РСФСР. На северо-западных границах армия УНР вела бои с войсками только что возродившегося польского государства[35]. На юге Украины действовали повстанческие части Н. Махно[36]. Так, в конце декабря махновцы захватили Катеринослав, оттого в первых числах января войскам УНР пришлось выбивать повстанцев из города.

Положение УНР усугублялось потерей боеспособности армии. Так, дивизия атамана Зелёного (Д. Терпило), которая стала на советские позиции, в январе отказалась выполнять приказы высшего командования. Её примеру последовали подразделения атамана М. Григориева. Украина погружалась в анархию, которая выливалась в «атаманщину», еврейские погромы.

22 января в Киеве, на Софиевской площади, был провозглашен Акт соборности — воссоединения УНР и ЗУНР. Хоть Западноукраинская Народная Республика и превращалась в Западную область УНР, на её территории и далее функционировала своя система власти. Представители ЗУНР настояли на том, что только общее Учредительное собрание окончательно установит закон о форме включения западных земель в состав УНР.

23 января в Киеве открылся Трудовой конгресс. В тот же день Конгресс ратифицировал акты соборности[37]. 28 января Трудовой конгресс высказался за демократический строй на Украине, подготовку закона о выборах всенародного парламента. Также Конгресс до следующей своей сессии наделил Директорию верховной властью в республике.

Тем временем большевистское Временное рабоче-крестьянское правительство Украины переехало из РСФСР в Харьков. 6 января 1919 года своим декретом оно провозгласило Украинскую Социалистическую Советскую Республику. Большевистские войска на территории Украины продвигались в двух направлениях: на юг через Харьков — Донбасс и на Киев.

В начале 1919 года к Директории и её правительству выкристаллизовалась оппозиция. В оппозицию ушли социалисты-революционеры, левые украинские эсеры, социал-демократы-независимцы. Украинская демократия оказалась разделена на отдельные лагеря, которые противоречили друг другу в вопросах социально-экономической ориентации УНР. Одни видели её демократической правовой республикой, другие находились под влиянием социалистических идей[38].

Ориентация на Антанту. Продолжение войны на несколько фронтов. Перемирие с Польшей. Внутренние разногласия

2 февраля ввиду наступления большевиков Директория перебралась в Винницу. 6 февраля С. Остапенко от имени Директории добивался признания Антантой суверенитета Украины, помощи в борьбе с большевиками и допуска делегации УНР к участию в работе Парижской мирной конференции. Начальник штаба французских войск полковник А. Фрейденберг потребовал реорганизации Директории и правительства, считая их «большевистскими». 9 февраля ЦК УСДРП отозвал из правительства и Директории своих представителей[39]. В. Винниченко объявил о своем выходе из Директории. 13 февраля Директория назначила новый состав Рады народных министров. Её возглавил в то время беспартийный С. Остапенко.

Тем временем под влиянием большевистской агитации, направленной, в частности, на ликвидацию частной собственности на землю и её уравнительный раздел, на Украине быстро распространялись просоветские настроения. Они охватили и армию УНР. Так, 21 марта в Вапнярке командование Юго-Западного фронта, отрезанного от остальных армий УНР, создало революционный комитет, который заявил о своем переходе на советскую платформу. За несколько месяцев войны с большевиками и поляками вооруженные силы УНР сократилась с более 100 тысяч до 30 тысяч бойцов. В марте войска Антанты под давлением повстанческих частей атамана Григориева и большевистских частей покинули Херсон и Николаев, а в начале апреля — Одессу. 9 апреля члены Директории С. Петлюра и А. Макаренко санкционировали формирование нового (опять социалистического) правительства УНР во главе с Б. Мартосом. 12 апреля правительство Мартоса объявило свою «программную декларацию». В ней говорилось о том, что суверенной жизни украинского народа мешают два врага: «польское панство» и «российское коммунистическое большевистское войско». Новое правительство УНР призвало все украинские политические и социальные силы встать на борьбу за свободную и независимую Украину. Назначение Мартоса привело к противостоянию в самой УНР[40]. Члены Директории П. Андриевский и Е. Петрушевич были недовольны новым правительством. А командующий Волынской группы армии УНР В. Оскилко, разделяющий взгляды Андриевского, 29 апреля предпринял попытку осуществить в УНР государственный переворот: арестовав членов правительства, он объявил себя главным атаманом армии УНР. Мятеж не удался[41]. 9 мая С. Петлюра был избран председателем Директории, а 13 мая на совещании с правительством П. Андриевский был выведен из её состава. 9 июня в Проскурове атаман П. Болбочан попытался завладеть Запорожским корпусом и с его помощью совершить мятеж против Петлюры. На следующий день Болбочан был арестован, а 28 июня расстрелян.

Весной развернулось антикоммунистическое движение селян, разъяренных политикой «военного коммунизма». В марте антибольшевистское восстание поднял атаман Зелёный. 1 апреля 1919 правительство УССР объявило его «вне закона». Через несколько дней большевики объявили «вне закона» атаманов Соколовского, Гончара, Орловского. Количество антикоммунистических выступлений селян росла. В апреле, по данным органов НКВД, их было более 90. Сначала восстания развернулись в Киевской, Черниговской и Полтавской губерниях, а затем охватили всю ту территорию Украины, которую контролировали большевики. Летом большое антибольшевистское восстание поднял Григориев.

14 мая польская армия генерала Ю. Галлера, сформированная во Франции для борьбы с большевиками, развернула наступление в северо-западной Волыни против войск УНР. Директория и правительство УНР с остатками армии вынуждены были отступить на территорию ЗУНР (ЗОУНР). В мае—июне командованию удалось реорганизовать армию УНР по регулярному принципу. В начале июня армия УНР перешла в контрнаступление на большевистские войска и достигла линии Староконстантинов — Проскуров — Каменец-Подольский[40]. 6 июня правительство УНР вернулось на свою территорию. Местом его резиденции стал Каменец-Подольский.

20 июня военная делегация УНР во главе с генералом С. Дельвигом подписала во Львове временный договор с представителями польской армии о прекращении военных действий, установления между польской и украинской армиями демаркационной линии. Директория получила возможность сосредоточить все вооруженные силы на большевистском фронте.

В июне Украинская национальная рада провозгласила Е. Петрушевича диктатором ЗОУНР, что вызвало негативную реакции со стороны Директории[42]. 4 июля Директория издала постановление о создании в составе правительства УНР специального Министерства по делам ЗОУНР, а Е. Петрушевича вывела из состава Директории. Со своей стороны, Петрушевич не признал подписанного делегацией генерала Дельвига договора о перемирии с поляками, так как в начале июня Галицкая армия успешно начала Чертковскую операцию.

В середине июня командование Красной армии, укрепив свои подразделения в районе Проскурова, остановило армию УНР и перешло в контрнаступление. В это же время ГА, потерпев поражение от поляков, отступило на Подолье. Директория рассчитывала на около 80 тысяч воинов, из них 45 тысяч приходилось на ГА. После объединения армий развернулось успешное наступление на большевиков. В июле Красная армия, которая в это же время вела бои с белыми армиями, оставила Проскуров, Новую Ушицу, Вапнярку. В начале августа украинские части заняли Жмеринку и Винницу.

12 августа правительство УНР под давлением оппозиционно настроенных политических сил объявило о повороте в ориентации от советскости к парламентской демократии[43]. 27 августа был сформирован новый состав Кабинета министров. Его возглавил И. Мазепа.

В это же время в Каменец-Подольский пришло письмо от лидеров повстанческого движения Григориева и Махно, которые контролировали значительные территории на юге Украины. Они выступили с требованием ликвидации Директории и «создания временной главной Рады Республики из социалистических элементов, которые стоят на почве советской власти в независимой Украинской Республике»[44].

Наступление на Киев и Одессу. Война c «белыми». Партизанская борьба

В августе началось наступление войск УНР на Киев и Одессу. В то же время на территории Украины разворачивалось наступление Добровольческой армии А. Деникина. 24 августа войска УНР выбили большевиков из Фастова, Василькова и Белой Церкви. 30 августа части ГА вошли в Киев. Несколькими часами позже с левого берега в город вошли деникинские части. Генерал А. Кравс по требованию генерала Н. Бредова вывел свои войска из Киева.

Потеря столицы деморализовала Армию УНР. Бойцы самодемобилизировались, считая, что их предали высшее командование и ГА. Петлюра, отстранив Кравса и определив его под следствие, передал Киевский фронт генералу В. Сальскому и активно помогала Белому движению. Хрупкий компромисс между властью и оппозицией в Украинской державе был разрушен. В таких условиях Скоропадский 14 ноября издал грамоту «Ко всем украинским грref name=autogenerated6 />. Помещики или сами создавали собственные отряды, или обращались за помощью к оккупационным войскам. Селяне отвечали помещикам восстаниями. 3 июня левые эсеры подняли восстания в Звенигородском и Таращанском уездах Киевщины. В середине июня селянские вооруженные выступления прокатились севером Черниговщины. Селянское восстание в июне—августе охватило Лубенский, Староконстантиновский и Кременецкий уезды Волынской губернии, а в середине августа — значительную часть территории Подольской губернии, в частности Могилев-Подольский и Ямпольский уездыажданам», в которой говорилось о федерации Украинской державы с небольшевистской Россией. В тот же день гетман утвердил новый состав правительства во главе с С. Гербелем.

13 ноября на заседании Украинского национального союза была сформирована Директория в составе В. Винниченко (председатель), С. Петлюры, Ф. Швеца, А. Макаренко и П. Андриевского. На объявление гетманом нового государственного курса УНС объявил о восстании против власти гетмана. Следствие над Кравсом и обвинения галичан в предательстве настраивали командование ГА против руководства УНР.

20 сентября между командованием армии УНР и штабом Революционной повстанческой армии Украины было подписано соглашение о совместной борьбе с белыми. В случае победы над неприятелем махновцы должны были прийти к власти в автономном Запорожском районе[45]. 24 сентября Директория объявила войну деникинцам. 26 сентября на Правобережье развернулись бои между армией УНР и белогвардейцами, которыми командовал генерал Я. Слащов. 27 сентября РПАУ разгромило несколько полков деникинской армии. В бою с махновцами потери белых составили от 5[46] до более 18[47] тысяч убитыми, ранеными и пленными. После этой победы Махно прорвал вражеский фронт и повел свою армию в большой рейд по тылам противника, надеясь захватить всю Южную Украину. В конце октября украинские армии начали терять боеспособность из-за распространения эпидемии тифа и нехватки оружия и амуниции. 4 ноября в Жмеринке состоялось военное совещание с участием членов Директории, высшего командования и правительства, на котором выяснилось, что командование ГА стремится заключить союз с Деникиным. 6 ноября на станции Зятковцы по указанию командующего ГА генерала М. Тарнавского было подписано перемирие между вооруженными силами юга России и ГА. Приказом диктатора ЗОУНР эта сепаратная сделка отменялась, а генерал Тарнавский предстал перед судом. Однако 16 ноября диктатор Петрушевич и правительство ЗУНР (ЗОУНР) покинули Украину, а 17 ноября в Одессе командующий ГА генерал О. Микитка подписал новое соглашение с деникинцами, по которому Галицкая армия переходила в полное распоряжение главнокомандующего Вооруженных сил юга России.

16 ноября Каменец-Подольский захватили польские войска. Петлюра, на которого возлагалось «верховное командование делами Республики», выехал в Проскуров, а члены Директории А. Макаренко и Ф. Швец отправились за границу. 2 декабря на совещании в Чертории Петлюра с членами правительства решил перейти к партизанским формам борьбы[48]. На следующий день правительство обратилось к населению Украины с соответствующим обращением. Ещё через несколько дней Петлюра, назначив командующим армией генерала М. Омельяновича-Павленко, выехал в Варшаву. 6 декабря на совещании членов правительства с командованием в Новой Чертории было окончательно решено осуществить армией партизанский рейд по тылам Деникина.

6 декабря 5-тысячная армия в составе конницы и посаженной на повозки пехоты выступила в поход деникинскими тылами. Прорвав фронт противника между Козятином и Калиновкой, она быстрым маршем двинулась на юго-восток. За неделю оказалась в районе Липовца, а 24 декабря захватила Винницу. 31 декабря армия УНР вошла в Умань. В течение первой половины 1920 года, когда власть на Украине снова взяли большевики, армия УНР в чрезвычайно суровых условиях проводила рейды в Правобережной Украине. Этот поход армии УНР завершился 6 мая 1920 года.

Военный союз с Польшей. Повстанческое движение. Второй Зимний поход Армии УНР

11 марта 1920 в Варшаве возобновились украинско-польские переговоры, которые начались в конце 1919 года. 21 апреля был подписан договор между УНР и Польшей, по которому Польша признавала независимость Украины, обязывалась не заключать никаких соглашений с третьими странами, враждебными Украине, признавала за УНР право на территорию восточнее от границ Речи Посполитой 1772 года[49]. Следовательно, УНР за признание независимости пришлось заплатить ценой территориальных уступок. К Польше отходили Восточная Галиция, Холмщина, Подляшье, частично Полесье и семь поветов Волыни.

Кроме политической конвенции, Варшавский договор содержал ещё и военную, по которой 25 апреля 1920 объединенные вооруженные силы Польши и УНР перешли в наступление на Красную армию[49]. 6 мая польско-украинские войска овладели Киевом. 26 мая было сформировано новое правительство УНР во главе с В. Прокоповичем. На фронте тем временем шли позиционные бои, потому как поляки, добравшись до границ 1772 года, не хотели продолжать наступление. Сама армия УНР не имела для этого достаточных сил. Её общая численность едва достигла 20 тысяч бойцов, а оружия и снаряжения хватало только для половины из них[50].

В начале июня советское командование перегруппировало и укрепило свои силы, передислоцировав с Кавказа 1-ю Конную армию С. Буденного. 13 июня, после прорыва буденовцами фронта 1-й польской армии, армия УНР начала отступление. В сентябре возобновилось наступление польско-украинских войск. Форсировав в середине месяца Днестр, армия овладела территорией между Днестром и Збручем. 19 сентября польско-украинские войска захватили Тернополь, а 27 сентября — Проскуров.

12 октября в Риге между польской и советской сторонами была достигнута договоренность о перемирии. Тем самым Польша нарушила Варшавский договор. 21 октября армия УНР была интернирована польскими войсками. 18 марта 1921 в Риге был подписан мирный договор между Польшей, с одной стороны, РСФСР и УССР — с другой, по которому Польша в обмен на территориальные уступки, аналогичные тем, которые имели место в Варшавском соглашении, признала УССР.

Тем временем Красная армия и Повстанческая армия погромили войска генерала П. Врангеля в Крыму. Большевики в Крыму прибегли к политике террора, расстреляв десятки тысяч военных и гражданских лиц. В ноябре 1920 года большевики предали своих союзников махновцев, начав операцию по уничтожению армии Махна. После многочисленных боев с большевистскими частями «батько» в конце августа 1921 года вывел остатки своей армии в Румынию[51].

В 1920—1921 годах на Украине действовали многочисленные повстанческие отряды. Кроме махновской армии, крупнейшими были части во главе с Ю. Мордалевичем и И. Струком, действовавших на Киевщине, части во главе с атаманом Блакитным (К. Пестушко), действовавших в Центральной и Южной Украине, а также части во главе с атаманом В. Чучупаком, действовавших в лесах Холодного Яра на Черкащине. В конце октября — ноябре 1921 года войска УНР совершили рейд по Правобережью с целью координации повстанческих действий, поднятия антибольшевистского восстания. Однако к осени 1921 года большевики репрессионными мерами уже подорвали силы повстанческого движения.

Борьба на западе страны: Западно-Украинская Народная Республика

Осенью 1918 года приближающиеся поражение Четверного союза в Первой мировой войне активизировало национально-освободительные движения в Австро-Венгерской империи. Украинцы в сентябре 1918 года сформировали Центральный военный комитет (позднее — Украинский генеральный военный комиссариат), перед которым постала задача подготовки вооруженного выступления[52]. В конце октября 1918 года, когда Австро-Венгерской империи оставалось существовать считанные дни, во Львове состоялось представительное собрание украинских депутатов парламента и краевых сеймов Восточной Галиции и Буковины, епископата, делегатов украинских партий. Участники собрания придерживались курса на оставление западноукраинских земель под властью Вены[53]. 18 октября собрание избрало Украинскую Национальную Раду во главе с адвокатом Е. Петрушевичем. 19 октября УНРада своим манифестом провозгласила украинское государство на территории Восточной Галиции, Северной Буковины и Закарпатья, а также призвала национальные меньшинства направить своих представителей в УНРаду[54].

Тем временем польские политики готовились восстановить Речь Посполитую. Для осуществления этих планов в Кракове была создана Польская ликвидационная комиссия, которая 1 ноября должна была прибыть во Львов и с помощью польских военных организаций захватить власть в крае. Но события в регионе развернулись не по польскому сценарию.

В ночь на 1 ноября около полутора тысяч вооруженных солдат и офицеров австрийской армии украинского происхождения захватили австрийское управление провинцией, штаб австрийского военного командования, Сейм, центр города, вокзал, почту, казармы полиции и армии[55]. Австро-венгерские войска В большинстве своем заявили о своем нейтралитете и без сопротивления сдавали оружие. Утром 1 ноября 1918 года над ратушей Львова уже развевался украинский национальный флаг. После полудня состоялось формальная передача власти от цесарского наместника УНРаде[56], а сама УНРада провозгласила себя «наивысшей государственной властью» в Украинском государстве[57]. Однако Восстание во Львове удалось не в полной мере — украинцы не смогли поставить весь город под свой полный контроль. Утром 1 ноября польские политические лидеры провозгласили мобилизацию во Львове и стали готовить оборону части города. Со второй половины дня западная и юго-западная части Львова начали превращаться в опорные пункты для добровольцев-поляков. 1—2 ноября 1918 года украинские военные совершили переворот в Станиславе, Теребовли, Золочеве, Коломые, Жолкве и других городах Восточной Галиции. 3 ноября власть Украинской Национальной Рады была провозглашена Черновцах.

9 ноября УНРада сформировала Временный государственный секретариат (позднее — Рада государственных секретарей ЗУНР) во главе с К. Левицким[58]. 13 ноября УНРада приняла «Временный основной закон о государственной самостоятельности украинских земель бывшей Австро-Венгерской монархии», который провозгласил Западноукраинскую Народною Республику на территории Восточной Галиции, Северной Буковины и Закарпатья, утвердил государственный герб (золотой лев на синем фоне) и флаг (сине-желтый). В тот же день были приняты законы об организации регулярного войска — Галицкой армии. 16 ноября был принят закон о временной государственной администрации, а 19 ноября — о временной организации судей и судовой власти. 22—26 ноября состоялись довыборы в УНРаду[59].

11 ноября украинские войска вынуждены были покинуть Перемышль. Стратегический плацдарм этого города стал базой для дальнейшего наступления польских войск на Львов. В середине ноября румынские войска захватили Северную Буковину. 22 ноября войска ЗУНР под натиском польских войск покинули Львов.

Государственный секретариат ЗУНР сначала переехал в Тернополь, а затем — в Станислав. 1 декабря в Фастове делегация ЗУНР подписала предварительный договор об объединении ЗУНР с УНР. УНРада 3 января утвердила постановление об объединении ЗУНР с УНР[60], а 4 января утвердила новый состав правительства ЗУНР во главе с С. Голубовичем. 22 января на Софиевской площади в Киеве состоялся акт воссоединения УНР и ЗУНР. Формально ЗУНР вошла в состав УНР как Западная область УНР. Правда, окончательное объединение государств откладывалось до проведения Учредительного собрания[61].

В середине января состоялся поход войск ЗУНР на Закарпатье. 21 января в городе Хусте прошло Всенародное собрание угорских украинцев, которое приняло декларацию о присоединении Закарпатья к соборной Украине[62]. На Закарпатье также претендовала признанная Антантой Чехо-Словакия. 12 января Антанта дала своё согласие на оккупацию Закарпатья чехословацкими войсками.

В январе в Восточную Галицию прибыла миротворческая миссия Антанты во главе с генералом Ю. Бартелеми. Бартелеми предложил посредничество в урегулировании конфликта со стороны Парижской мирной конференции. Миссия навязывала враждующим сторонам свою линию раздела Восточной Галиции. 27 февраля в Ходорове состоялась встреча миссии с делегациями враждующих сторон. Переговоры проходили с участием члена Директории С. Петлюры. Петлюра предупредил западноукраинских политиков о формировании Ю. Галлером армии во Франции и пытался уговорить руководство ЗУНР (ЗОУНР) пойти на некоторые территориальные уступки для сохранения республики и обретения помощи Антанты. Но руководство ЗУНР (ЗОУНР) не согласилось с доводами Петлюры и отвергло «линию Бартелеми»[63].

Пока в Восточной Галиции между ГА и польской армией шли позиционные бои, украинско-польский фронт стабилизировался, во Франции генерал Ю. Галлер сформировал «голубую армию» (называние по цвету мундиров). Эта армия состояла из 6 дивизий в 68—92 тысяч солдат и офицеров и формально была подчинена главнокомандующему союзных войск в Европе маршалу Ф. Фошу[64][65]. Антанта, вооружившая эту армию, при передислокации её в Польшу поставила условие — использовать её только против Красной Армии. Однако Пилсудский и Галлер решили использовать «голубую армию» в наступлении против ГА и армии УНР.

В середине мая армия Галлера потеснила армию УНР на Волыни. В конце мая начался общий отход ГА к Збручу, без сопротивления наступающим, с целью сохранения остатков армии.

В мае обострилась обстановка на польско-чехословацкой и польско-немецкой границе. С галицкого фронта были сняты 1-я и 2-я дивизии Галлера. Самого Галлера Пилсудский вызвал в Краков, предложив ему стать во главе нового антинемецкого силезского фронта. 29 мая Галлер, считая, что завершение войны с украинцами — вопрос нескольких дней, передал командование галицким фронтом генералу В. Ивашкевичу. Польской армии была поставлена задача выйти к пограничной реке Збруч.

8 июня 1919 года командующим ГА вместо М. Омельяновича-Павленко был назначен А. Греков. В тот же день началось общее контрнаступление ГА. 9 июня правительство С. Голубовича сложило свои полномочия, вся полнота военной и гражданской власти перешла к «уполномоченному диктатору» Е. Петрушевичу[66]. ГА в середине июня заняла Тернополь и продвигалась далее на запад.

Антанта 25 июня дала согласие на оккупацию Польшей Восточной Галиции, а 27 июня позволила использовать против ГА армию Галлера в полном составе. Тогда же польское командование решило начать общее контрнаступление.

В сложившейся ситуации генерал Греков вынужден был отдать приказ об отходе корпусов ГА на восток к Збручу. 4 июля диктатор Петрушевич направил главе Директории УНР телеграмму, в которой говорилось о возможности перехода ГА за Збруч. В то же время Петрушевич вел переговоры с большевиками и правительством Румынии[67]. Однако румынские власти отказались пустить ГА на свою территорию. 14 июля диктатор Петрушевич отдал приказ ГА передислоцироваться на Подолье, на территорию УНР.

Критика

Государственные образования, военные формирования на территории Украины в 1917—1921 годах

Украинские национально-государственные образования

Повстанческое движение

Квазигосударственные образования:

  • Холодноярская Республика
  • Республика Гуляй-Поле

Советские республики

Белое движение

Украинские политические партии периода революции

Надднепрянщина

Западная Украина

  • Украинская республиканская партия
  • Украинская национал-демократическая партия
  • Украинская социал-демократическая партия
  • Христианская общественная партия

Напишите отзыв о статье "Украинская революция 1917—1921"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/Gileya/2009_18/Gileya18/I1.pdf Солдатенко В. Ф. Українська революція 1917—1920 рр.: до з’ясування контурів та параметрів історичного феномену // доклад на международном научном коллоквиуме «Украина и Россия в 1917—1922 гг.: социальное и национальное в революции» (Институт Европы РАН, Центр украинистики и белорусистики МГУ, Институт всеобщей истории РАН, Институт славяноведения РАН, 13 ноября 2008 г.]
  2. [www.nas.gov.ua/publications/books/catalog/2007/Pages/44061.aspx Проблеми вивчення історії української революції 1917—1921 рр. Випуск 2. НАН України, Інститут історії України НАН України]
  3. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999.
  4. The Ukrainian Revolution, 1917—1920: A Study in Nationalism. By JOHN S. RESHETAR, JR. (Princeton: Princeton University Press. 1952. 363 p.
  5. Verstiuk V. Conceptual Issues in Studying the History of the Ukrainian Revolution // Journal of Ukrainian Studies. — 1998. — No. 1. — Vol. 24. — P. 5-20.
  6. 1 2 3 Михайлов, И. В. [www.vestnik.mgimo.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=168 «Украинская революция» или революция на Украине?] (рус.) // Вестник МГИМО-Университета : Журнал. — Москва, 2010. — Т. 1. — С. 1—9.
  7. 1 2 3 4 [hist.msu.ru/Labs/UkrBel/nowozytnosc.doc Михайлюк А. В. «Украинская революция» или «русская революция» в Украине? // Доклад на российско-украинской конференции историков «Украина и Россия: история и образ истории» (Москва, 3-5 апреля 2008 года)]
  8. Українська історіографія загалом, її складова частина — історіографія Української революції, зокрема, виступають активним чинником витвору національної свідомості

    Бiлян П.Я. Історіографія Української революції 1917 – початку 1918 рр. //Автореф. дисс. канд. іст. наук: 07.00.06 / Львівський національний ун-т ім. Івана Франка. Л., 2001

  9. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 908.
  10. Грицак Я. Й. Нарис історії України: формування модерної української нації ХІХ — ХХ ст. — К., 1996.
  11. *Fedyshyn, Oleh S. Germany’s Drive to the East and the Ukrainian Revolution 1917—1918. New Brunswick, N. J.: Rutgers University Press, 1971.
  12. John S. Reshetar Jr. The Ukrainian Revolution, 1917—1920: A Study In Nationalism. — Literary Licensing, LLC, 2011.
  13. Кульчицкий С. В. [history.org.ua/LiberUA/978-966-1530-18-7/978-966-1530-18-7.pdf Русская революция 1917 года: Новый взгляд] = Російська революція 1917 року: Новий погляд. — 2-е. — Киев: Наш час, 2008. — 792 p. — ISBN 978-966-1530-18-7.
  14. Нариси історії української революції 1917—1921 років. — К., 2011. — C.250.
  15. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 466.
  16. Скоропадський П. Спогади. Кінець 1917 — грудень 1918. — К.; Філадельфія, 1995. — С. 145—146.
  17. Скоропадський П. Спогади. Кінець 1917 — грудень 1918. — К.; Філадельфія, 1995. — С. 146.
  18. Історія України. — К., 1997. — С. 208.
  19. Нариси історії української революції 1917—1921 років. — К., 2011. — C.254.
  20. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 525—526.
  21. 1 2 Історія України. — К., 1997. — С. 212.
  22. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 533.
  23. Дорошенко Д. Історія України 1917—1923 рр. — Т. II. — Ужгород, 1930. — С. 275.
  24. Нариси історії української революції 1917—1921 років. — К., 2011. — C. 312.
  25. Дорошенко Д. Історія України 1917—1923 рр. — Т. II. — Ужгород, 1930. — С. 326—330.
  26. Історія України. — К., 1997. — С. 216.
  27. Нариси історії української революції 1917—1921 років. — К., 2011. — C. 364.
  28. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 530.
  29. Історія України. — К., 1997. — С. 213.
  30. Історія України. — К., 1997. — С. 213—214.
  31. Історія України. — К., 1997. — С. 214.
  32. Нариси історії української революції 1917—1921 років. — К., 2011. — C. 368.
  33. Історія України. — К., 1997. — С. 218.
  34. Історія України. — К., 1997. — С. 220.
  35. Литвин М. Українсько-польська війна 1918—1919 рр. — Львів, 1998. — С. 311—322.
  36. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 589.
  37. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 611.
  38. Історія України. — К., 1997. — С. 222.
  39. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 701.
  40. 1 2 Історія України. — К., 1997. — С. 225.
  41. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 723.
  42. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 779.
  43. Історія України. — К., 1997. — С. 227.
  44. Мазепа І. Україна в огні й бурі революції. — К., 2003. — С. 240.
  45. Савченко В. А. Махно. — Харків, 2005. — С. 188.
  46. Савченко В. А. Махно. — Харків, 2005. — С. 191.
  47. Белаш А. В. Белаш В. Ф. Дороги Нестора Махно. — К., 1993. — С. 348.
  48. Історія України. — К., 1997. — С. 228.
  49. 1 2 Історія України. — К., 1997. — С. 229.
  50. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 852.
  51. Савченко В. А. Махно. — Харків, 2005. — С. 317—378.
  52. Литвин М. Українсько-польська війна 1918—1919 рр. — Львів, 1998. — С. 32—33.
  53. Історія України. — К., 1997. — С. 244.
  54. Литвин М. Р., Науменко К.Є. Історія ЗУНР. — Львів, 1995. — С. 28-29.
  55. Савченко В. А. Двенадцать войн за Украину. — Харьков, 2006. — С. 220.
  56. Литвин М. Р., Науменко К. Є. Історія ЗУНР. — Львів, 1995. — С. 36-37.
  57. Литвин М. Р., Науменко К. Є. Історія ЗУНР. — Львів, 1995. — С. 43.
  58. Литвин М. Р., Науменко К. Є. Історія ЗУНР. — Львів, 1995. — С. 78.
  59. Литвин М. Р., Науменко К. Є. Історія ЗУНР. — Львів, 1995. — С. 81.
  60. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 606.
  61. Литвин М. Українсько-польська війна 1918—1919 рр. — Львів, 1998. — С. 302.
  62. Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — К., 1999. — C. 602.
  63. Литвин М. Українсько-польська війна 1918—1919 рр. — Львів, 1998. — С. 267—268.
  64. Литвин М. Українсько-польська війна 1918—1919 рр. — Львів, 1998. — С. 348—349.
  65. Савченко В. А. Двенадцать войн за Украину. — Харьков, 2006. — С. 237.
  66. Литвин М. Р., Науменко К. Є. Історія ЗУНР. — Львів, 1995. — С. 197.
  67. Мазепа І. Україна в огні й бурі революції. — К., 2003. — С. 224—225.

Литература

Мемуары и публицистика

  • Христюк П. Замітки і матеріали до історії Української революції: У 4-х т. — T. 1—3. — Відень, 1921; — Т. 4. — Відень — 1922.
  • Винниченко В. Відродження нації (Історія української революції [марець 1917 р. — грудень 1919 р.]): У 3-х ч. — К.; Відень, 1920.
  • Скоропадський П. Спогади. Кінець 1917 — грудень 1918. — К.; Філадельфія, 1995.
  • Мазепа І. Україна в огні й бурі революції. — К.: Темпора, 2003.

Научные работы по концепции

  • Дорошенко Д. Історія України 1917—1923 рр.: [У 2-х т.]. — T. 1. — Ужгород, 1932; — T.2. — Ужгород, 1930.
  • Солдатенко В. Ф. Українська революція. Історичний нарис. — Київ, Либідь 1999.
  • Солдатенко В. Ф. Феномен украинской революции // Российская история. 2009. № 1. с. 36.
  • Солдатенко В. Ф. [www.nbuv.gov.ua/portal/Soc_Gum/Gileya/2009_18/Gileya18/I1.pdf Українська революція 1917–1920 рр.: до з’ясування контурів та параметрів історичного феномену] (рус.) // Гілея: науковий вісник. Історичні науки : Збірник наукових праць. — Київ, 2008. — Вып. 18. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2076-1554&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2076-1554].
  • [hist.msu.ru/Labs/UkrBel/nov2008.doc Солдатенко В. Ф. Украинская революция 1917—1920 гг.: к выяснению контуров и параметров исторического явления (формат Word)]
  • [hist.msu.ru/Labs/UkrBel/nov2008.doc Верстюк В. Ф. Украинская революция 1917—1921 годов: концептуальные проблемы исследования (формат Word)]
  • [hist.msu.ru/Labs/UkrBel/nov2008.doc Шубин А. В. Социальное и национальное в революционных событиях на территории Украины (формат Word)]
  • Нариси історії української революції 1917—1921 років: У 2-х кн. / В. Ф. Верстюк, В. І. Головченко, Т. С. Осташко та ін.; ред. кол.: В. А. Смолій (голова), Г. В. Боряк, В. Ф. Bерстюк та ін. — Кн. I. — К.: Наукова думка, 2011.
  • Верстюк В. Українська революція: історичне значення та уроки//Україна в революційних процесах перших десятиліть ХХ століття: збірник.- К.: Інститут політичних і етнонаціональних досліджень ім. І.Ф.КурасаНАНУкраїни,2007.- С.33-43.
  • Історія України / В. Ф. Верстюк та ін.; під ред. В. А. Смолія. — К.: Альтернативи, 1997.
  • Fedyshyn, Oleh S. Germany’s Drive to the East and the Ukrainian Revolution 1917—1918. New Brunswick, N. J.: Rutgers University Press, 1971.
  • Литвин М. Р., Науменко К. Є. Історія ЗУНР. — Львів: Інститут українознавства НАН України; ОЛІР, 1995.
  • Верстюк В. Ф. [www.history.org.ua/JournALL/journal/2007/2/2.pdf Українська Центральна Рада: період становлення] (укр.) // Гол ред. акад. В. Смолій. Український історичний журнал : науковий журнал. — Київ, 2007. — Вып. 2. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0130-5247&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0130-5247].

Исследования и критика

  • Солдатенко В. Ф. Українська революція: концепція та історіографія (1918—1920) — Київ, Пошуково-видавниче агентство книга пам’яті України, 1997. — 508 с.
  • Павлишин О. Історіографія української революції 1917—1921 рр. / О.Павлишин //Українська історіографія на зламі ХХ і ХХІ століть: здобутки і проблеми /За ред. Л.Зашкільняка.
  • к. и. н. Михайлов, И. В. [www.vestnik.mgimo.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=168 «Украинская революция» или революция на Украине?] (рус.) // Вестник МГИМО-Университета : Журнал. — Москва, 2010. — Т. 1. — С. 1—9. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2071-8160&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2071-8160].
  • Михайлюк О. В. [www.nbuv.gov.ua/portal/soc_gum/Gumj/2009_3-4/Mikhaylyuk.pdf Концепція «української революції»: pro et contra] (укр.) // Гуманітарний журнал. — Дніпропетровськ, 2009. — Вып. 3-4. — С. 3-19.
  • Бондаренко Д. Я. [elibrary.ru/item.asp?id=12993402 Революция 1917 года и Гражданская война в современных украинских учебниках истории] (рус.) // Преподавание истории в школе : научный журнал. — 2009. — С. 73-76. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0132-0696&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0132-0696].
  • Королёв Г. [muse.jhu.edu/journals/ab_imperio/v2011/2011.4.article16.pdf Украинская революция 1917–1921 гг.: мифы современников, образы и представления историографии] (ru, en) // Ab imperio : международный научный журнал. — Нью-Йорк, Казань, 2011. — Вып. 4. — С. 357-374. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2166-4072&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2166-4072].
  • Грицак Я. Й. Нарис історії України: формування модерної української нації ХІХ — ХХ ст. — К., 1996.
  • John S. Reshetar Jr. The Ukrainian Revolution, 1917—1920: A Study In Nationalism. — Literary Licensing, LLC, 2011.

Другое

  • Литвин М. Р. Українсько-польська війна 1918—1919 рр. — Львів: Інститут українознавства НАНУ; Інститут Центрально-Східної Європи, 1998.
  • Савченко В. А. Махно. — Харків: Фоліо, 2005.
  • Савченко В. А. Двенадцать войн за Украину. — Харьков: Фолио, 2006.
  • Лозовий В. С. [www.history.org.ua/JournALL/journal/2005/6/6.pdf Селянська правосвідомість у добу Української революції (1917—1921 рр.)] (укр.) // Гол ред. акад. В. Смолій. Український історичний журнал : науковий журнал. — Київ, 2005. — Вып. 6. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0130-5247&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0130-5247].
  • Пиріг Р. Я. [www.history.org.ua/JournALL/journal/2006/3/5.pdf Земельна реформа гетьмана Павла Скоропадського]] (укр.) // Гол ред. акад. В. Смолій. Український історичний журнал : науковий журнал. — Київ, 2006. — Вып. 3. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0130-5247&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0130-5247].

Отрывок, характеризующий Украинская революция 1917—1921

– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.