Украинская советская армия
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: Gold; background-color: Crimson" colspan="2">  Украинская советская армия (Украинская Красная армия) </td></tr> | |
| Войска: | сухопутные |
| Формирование: | 30 ноября 1918 — 1 июня 1919 |
| В. А. Антонов-Овсеенко | |
| действия против оккупантов и Вооружённых сил Украинской Народной Республики на территории Украины. | |
Украинская советская армия (Украинская Красная армия) (укр. Українська радянська армія; Українська Червона армія) — регулярные вооружённые силы Советской Украины в период Гражданской войны в России (конец 1918 — середина 1919 гг.).
Была сформирована на основании Декрета Временного рабоче-крестьянского правительства Советской Украины от 30 ноября 1918 года.
Главнокомандующий — В. А. Антонов-Овсеенко. Численность — 188 тысяч человек (май 1919 года).
Находилась в подчинении Наркомата по военным и морским делам УССР (нарком Н. И. Подвойский) и Реввоенсовета Республики (председатель Л. Д. Троцкий).
С 4 января 1919 года Украинская советская армия участвовала в боевых действиях на территории Украины в составе Украинского фронта[1].
В ходе наступления Красной армии зимой 1918/1919 года крестьянские повстанческие части, которые составляли основу вооружённых сил Директории, разочарованные политикой национального правительства и привлечённые социальными лозунгами советской власти, массово переходили на сторону большевистского правительства Советской Украины во главе со своими командирами и включались в состав Красной армии. В марте—апреле 1919 г. настроения украинского крестьянства резко изменились под воздействием политики «военного коммунизма». Это непосредственно сказывалась на ситуации в частях украинской Красной армии. В конце апреля — первых числах мая 1919 г. в армии усилились беспорядки. Части 6-й Украинской советской дивизии приняли активное участие в крестьянских волнениях, а её комдив Н. А. Григорьев призвал к общему восстанию против большевистской диктатуры на Украине.
После разгрома Григорьевского мятежа, для подавления которого советскому руководству пришлось пойти на чрезвычайные меры, Украинская советская армия и Украинский фронт были расформированы на основании Декрета Всероссийского ЦИК от 1 июня 1919 года «Об объединении советских республик России, Украины, Латвии, Литвы, Белоруссии для борьбы с мировым империализмом» и переформированы в части и соединения объединённой Рабоче-крестьянской Красной армии под единым командованием.
Состав
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
В декабре 1918 года в состав Украинской советской армии вошли 1-я и 2-я Повстанческие дивизии (сформированы ещё в сентябре в так называемой нейтральной зоне, установленной Брестским мирным договором между Советской Россией и оккупированной территорией Украины, 6 декабря переименованы в 1-ю Украинскую советскую и 2-ю Украинскую советскую дивизию, соответственно) и отдельные повстанческие отряды, преобразованные в регулярные части и соединения, а также части погранохраны Брянского, Льговского, Курского и Острогожского районов.
Постановлением Временного рабоче-крестьянского правительства Украины от 27 декабря 1918 г. при военном отделе правительства была учреждена коллегия в составе председателя Артёма (Ф. А. Сергеева) и членов П. А. Кина и А. В. Сурика (Емельянова), на которую были возложены обязанности по организации и управлению армией.
По состоянию на конец года, Украинская советская армия насчитывала свыше 14 тысяч штыков, 1350 сабель, 6220 человек обученных, но не вооружённых, 139 пулемётов, 20 орудий[1].
Боевые действия
12 декабря 1918 года силами 1-й и 2-й Украинских советских дивизий было начато наступление, в ходе которого 21 декабря, после отхода немецких войск с российско-украинской границы, был занят Белгород, куда сразу же переехало из Курска Временное рабоче-крестьянское правительство Украины.
Наступление советских войск продолжилось на Харьков. В ночь с 1 на 2 января 1919 года в Харькове началось большевистское восстание. Совет немецких солдат поддержал восстание и выдвинул Директории ультиматум — в течение суток вывести все войска из города. 3 января 1919 года войска Украинской советской армии вошли в Харьков[1][2]. С этого времени Временное рабоче-крестьянское правительство Украины располагалось здесь. В конце января по решению Временного рабоче-крестьянского правительства Украины был образован Реввоенсовет Украинской советской армии в составе В. А. Антонова-Овсеенко, Ю. М. Коцюбинского, Е. А. Щаденко[3].
С 4 января 1919 года Украинская советская армия участвовала в боевых действиях на территории Украины в составе Украинского фронта[1].
В оперативном отношении войска фронта первоначально подразделялись на две группы войск: киевского направления, перед которой стояла задача овладеть Киевом и Черкассами, и харьковского направления, с задачей овладеть Полтавой и Лозовой (из неё позднее была выделена группа войск одесского направления). 15 апреля 1919 года эти группы войск были преобразованы в 1-ю, 2-ю и 3-ю Украинские советские армии, соответственно. 27 апреля 2-я Украинская советская армия была передана в оперативное подчинение Южному фронту. 5 мая в составе Украинского фронта была образована Крымская советская армия[1].
После падения правительства гетмана Скоропадского сменившему его режиму Директории не удалось создать устойчивые регулярные воинские формирования. Армия Директории состояла из разрозненных отрядов повстанцев-крестьян, принявших участие в антигетманском восстании. В ходе наступления Красной армии зимой 1918/1919 года повстанческие части, разочарованные политикой национального правительства и привлечённые социальными лозунгами советской власти, массово переходили на сторону большевистского правительства Советской Украины. Как правило, повстанческие соединения, объявившие о своей советской ориентации, в полном составе, во главе со своими командирами («атаманами», «батьками»), по взаимному соглашению включались в состав армии Советской Украины, получая номер и официальное наименование, с последующим приведением повстанческих частей к штатам Красной армии и назначением комиссаров-большевиков. Одним из наиболее крупных повстанческих объединений, вошедших в Украинскую советскую армию, была ранее[4] входившая в состав армии УНР Херсонская партизанская дивизия «Атамана повстанческих войск Херсонщины, Запорожья и Таврии» Н. А. Григорьева, ставшая 1-й Заднепровской Украинской советской бригадой, а впоследствии 6-й Украинской советской дивизией.
В марте—апреле 1919 г. изначально «просоветские» настроения украинского села изменились. Проведение мер политики «военного коммунизма» (продовольственная монополия, продразвёрстка и вывоз в большом количестве продовольствия за пределы Украины, насаждение коллективных форм земледелия — так называемых «коммун») привело к быстрому распространению на селе антисоветских и радикально оппозиционных настроений и действий. Антибольшевистская агитация, волнения, погромы, вооружённые выступления, действия повстанческих формирований отмечались во всех губерниях УССР.
Смена настроений на селе непосредственно сказывалась на ситуации в частях Красной армии, основу которой составляли украинские повстанческие отряды. В конце апреля — первых числах мая 1919 г. в армии усиливаются беспорядки: фиксируются многочисленные «бесчинства», мародёрство, погромы, самовольные реквизиции, вплоть до антисоветских выступлений отдельных частей. Резко обостряется ситуация на юге Украины. Части 6-й Украинской советской дивизии, отведённые для переформирования в родные для них места Херсонщины и Елизаветградщины, принимают активное участие в крестьянских волнениях, оказывают вооружённое сопротивление действиям продотрядов и советских активистов.
8 мая 1919 года комдив Григорьев издал Универсал «К народу Украины и бойцам Красной армии», где призвал к общему восстанию против большевистской диктатуры на Украине.
После разгрома Григорьевского мятежа, для подавления которого советскому руководству пришлось пойти на чрезвычайные меры, Украинская советская армия и Украинский фронт были расформированы на основании Декрета Всероссийского ЦИК от 1 июня 1919 года «Об объединении советских республик России, Украины, Латвии, Литвы, Белоруссии для борьбы с мировым империализмом» и переформированы в части и соединения объединённой Рабоче-крестьянской Красной армии под единым командованием.
Командный состав
Командующие:[1]
Члены РВС:[1]
Начальник штаба:[1]
Напишите отзыв о статье "Украинская советская армия"
Примечания
Ссылки
- [forum.milua.org/viewtopic.php?f=85&t=17551 Гражданская война на Украине 1918—1920. Сборник документов и материалов в трёх томах, четырёх книгах. Киев, 1967.]
- В. Антонов-Овсеенко. [militera.lib.ru/h/antonov-ovseenko_va01/index.html Записки о гражданской войне.]
Литература
- Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Савченко В. А. Двенадцать войн за Украину. — Харьков: Фолио, 2006. — ISBN 966-03-3456-7
Отрывок, характеризующий Украинская советская армия
– А вы строитесь?– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
