Украинский фронт (Гражданская война)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Украинский фронт
Укр.Ф

Эмблема РВС РСФСР, 1918 год (г.).
Годы существования

4 января 1919 года (г.) - 15 июня 1919 года

Страна

РСФСР РСФСР

Входит в

РККА

Численность

около 120 000 человек.

Дислокация

Украина

Участие в

Гражданской войне

Командиры
Известные командиры

См. список.

Украинский фронт — оперативно-стратегическое объединение советских войск в ходе Гражданской войны в России (январь — июнь 1919 года). Образован постановлением РВСР от 4 января 1919 года для борьбы на территории Украины с германскими оккупационными войсками, войсками Директории УНР, а также войсками стран Антанты, высадившимися на Черноморском побережье[1][2].

Управление фронтом (штаб фронта) было создано на базе управления Резервной армии, формировавшейся Орловским военным округом по приказу РВСР от 23 октября 1918 г.[1][2].

В январе 1919 года войска Украинского фронта развернули наступление на киевском и харьковском направлениях. К середине февраля была освобождена Левобережная, а в марте — мае — Правобережная Украина.

Украинский фронт был упразднён в июне 1919 года.





Предыстория

Ещё в начале октября 1918 года командование Красной Армии при разработке плана операций на всех фронтах на 1919 год наиболее значительными и серьёзными считало силы контрреволюции Сибири и юга России, которые отрезали Советскую Россию от источников продовольствия, твёрдого и жидкого топлива и сырья для промышленности. Главное значение в предстоящей кампании отдавалось Южному фронту, действовавшему против Донской армии генерала Краснова. Украинскому фронту не придавалось достаточного внимания — на случай необходимости и возможности занятия левобережной Украины после ухода немецких оккупационных войск в районе Калуга — Смоленск — Брянск лишь предусматривалось образование «резервной армии» силой в три дивизии[3].

Уже через месяц, однако, ситуация на Украине резко изменилась. В октябре 1918 года была свергнута монархия в Австро-Венгрии. 3 ноября австро-венгерские войска сложили оружие. Лишившись союзников, Германия капитулировала и 11 ноября подписала акт о перемирии. 11 ноября Совнарком Российской Советской Республики дал директиву Реввоенсовету Республики о подготовке в десятидневный срок наступления Красной Армии против германо-австрийских войск и украинских национальных войск и группировок и об оказании помощи Украинской Красной армии[4]. 13 ноября правительство Советской России аннулировало Брестский мирный договор[5].

18 ноября главнокомандующий всеми Вооружёнными Силами РСФСР И. И. Вацетис издал Директиву о создании Особого отряда курского направления (позже Группы войск курского направления)[6][7]. В состав Группы войск вошли 1-я и 2-я Повстанческие дивизии, сформированные ещё в сентябре в так называемой нейтральной зоне, установленной Брестским мирным договором между Советской Россией и оккупированной австро-германскими войсками Украиной. 30 ноября была образована Украинская советская армия (командующий В. А. Антонов-Овсеенко).

12 декабря 1918 года силами двух дивизий было начато наступление, в ходе которого 21 декабря, после отхода немецких войск с российско-украинской границы, был занят Белгород, куда сразу же переехало из Курска Временное рабоче-крестьянское правительство Украины. 3 января 1919 года войска Украинской советской армии вошли в Харьков[1][8]. Постановлением РВСР от 4 января 1919 года был сформирован самостоятельный Украинский фронт с подчинением его командующего, В. А. Антонова-Овсеенко, главкому РККА. Стратегическая цель создания Украинского фронта состояла в содействии восстановлению на Украине советской рабоче-крестьянской власти, что требовало наступательного образа действий, тем более что, уже начиная с декабря, движение народных масс на Украине происходило под советскими лозунгами. Ядром войск фронта должна была послужить 9-я стрелковая дивизия из стратегического резерва главкома.

Как писал впоследствии Н. Какурин, «Главным назначением нового фронта являлось занятие и оборона Донецкого бассейна, для чего надлежало тесно увязать свои действия с действиями Южного фронта. Для занятия левобережной Украины, линии среднего Днепра и для разведки на Черноморском побережье и на правобережной Украине (которую первоначально не предполагалось занимать), разрешалось использовать одну бригаду 9-й стрелковой дивизии и партизанские отряды. Однако … этим указаниям не суждено было осуществиться. Партизанские отряды разрослись до такого размера и удельного веса, что почти совершенно поглотили костяк регулярной Красной Армии и увлекли её далеко за пределы задач, возложенных на неё главкомом Вацетисом»[3].

Состав

Первоначально в состав фронта вошли 9-я стрелковая дивизия (передана из 8-й армии РККА), войска Украинской советской армии (1-я Украинская советская дивизия, 2-я Украинская советская дивизия и др.), части погранохраны РСФСР, отдельные стрелковые и кавалерийские части, интернациональные венгерские и чехословацкие отряды, а также бронепоезда[9]. 27 января 1919 года был образован Харьковский военный округ, на который была возложена задача формирования и подготовки соединений и частей для фронта[10].

В оперативном отношении войска фронта первоначально подразделялись на две Группы войск: киевского направления, перед которой стояла задача овладеть Киевом и Черкассами, и харьковского направления, с задачей наступать в общем направлении на Лозовую, а оттуда частично на Екатеринослав и главной массой — к портам Чёрного и Азовского морей, обходя с запада Донбасс (из неё позднее была выделена Группа войск одесского направления). 15 апреля 1919 года эти Группы войск были преобразованы в 1-ю, 2-ю и 3-ю Украинские советские армии, соответственно. 5 мая 1919 г. в составе Украинского фронта была образована Крымская советская армия[1].

Состав Групп войск Украинского фронта:[1]

Боевые действия

Слабость сопротивления мелких отрядов Директории обусловила быстроту продвижения обеих групп войск. 20 января их главные силы были уже на фронте Круты — Полтава — Синельниково, а 5 февраля, после небольшого сопротивления, был взят Киев, после чего командование фронта предполагало закрепиться Киевской группой в районе Киева и Черкасс, а частями Харьковской группы — в районе Кременчуга, Екатеринослава, Чаплина и Гришина, обеспечивая свой фланг со стороны Донецкого бассейна. Однако последующее развитие событий способствовало продолжению стремительного продвижения вперёд. Противник (Директория УНР и Добровольческая армия Деникина) ничего не мог противопоставить советскому наступлению вследствие крайней слабости собственных сил, которые к тому же раздирали глубокие внутренние противоречия, а также вследствие слабости, пассивности и недостаточности сил Антанты, выделенных для интервенции на территории Украины[3].

Заняв всю Левобережную Украину, войска фронта вышли на рубеж Днепра, обеспечивая фланг Южного фронта. 17 марта Антонов-Овсеенко принял решение продолжить движение войск фронта. Главная масса сил Киевской группы направлялась на Жмеринку — Проскуров, где сосредоточились значительные силы Директории. Харьковская группа главной частью своих сил нацелилась на Одессу. 27 марта Киевская группа нанесла решительное поражение войскам Директории, отбросив их к границам Галиции, в то время как греко-французские войска эвакуировались из Одессы[3].

6 апреля красные войска вступили в Одессу, 15 апреля появились под Севастополем, что заставило французов вступить в переговоры о перемирии. В то же время части Киевской и Одесской групп окончательно достигли границ Галиции и линии р. Днестр. Северо-западный участок фронта вступил в непосредственное соприкосновение с польскими войсками, а юго-западный — с румынскими по р. Днестр, тогда как южная граница фронта упиралась в Чёрное море[3].

В марте — мае часть сил Украинского фронта была передана в оперативное подчинение Южному фронту для обороны Донбасса и действий против Донской армии генерала Краснова.

Постепенно, несмотря на территориальные успехи, боеспособность войск Украинского фронта, который в ходе наступления впитал в себя массы местных формирований партизанского типа с их колеблющейся и часто анархической идеологией, ослабла, что в дальнейшем обусловило поражение советских войск перед лицом начавшегося наступления на Украину сил Добровольческой армии[3].

Крестьянская стихия, переполнявшая ряды таких отрядов, стремилась к собственному политическому оформлению и выходу на арену борьбы в качестве самостоятельной силы. Атаман Григорьев в начале мая во главе своей дивизии (15 000 чел.) открыто выступает против советской власти под эсеровскими лозунгами. Его отряды угрожают Одессе и Николаеву, дезорганизуют тылы 2-й Украинской армии. Подавление мятежа Григорьева отвлекло значительные силы Украинского фронта[3].

Приказом РВСР от 4 июня 1919 г. Украинский фронт был расформирован (15 июня), а управление фронта было использовано для формирования штаба 12-й армии Западного фронта, в состав которой вошли бывшие 1-я и 3-я Украинские советские армии. 2-я Украинская армия была преобразована в 14-ю армию и оставлена в составе Южного фронта[1][2].

Командный состав

Командующие:[1]

Члены РВС[1]

Начальники штаба[1]

  • В. П. Глаголев (4 января — 2 мая 1919 г.)
  • А. И. Давыдов (временно исполняющий должность, 2 — 12 мая 1919 г.)
  • Е. И. Бабин (12 мая — 15 июня 1919 г.)

Напишите отзыв о статье "Украинский фронт (Гражданская война)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия.
  2. 1 2 3 Центральный государственный архив Советской армии. В 2-х тт. Т. 1. Путеводитель. 1991.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 Какурин Н. Е. Гражданская война. 1918—1921 / Н. Е. Какурин, И. И. Вацетис; Под ред. А. С. Бубнова и др. — СПб.: ООО "Издательство «Полигон», 2002. — 672 с.
  4. От повстанчества к регулярной армии. Краснознамённый Киевский. 1979. С.с. 21-24.
  5. [uchebnikfree.com/istoriya-ukrainyi-uchebnik/krah-germanskoy-avstro-vengerskoy-okkupatsii-26505.html Кондуфор Ю. Ю. (глав. ред.). История Украинской ССР в 10 томах. Том VI, 1984. Гл. 4. Крах германской и австро-венгерской оккупации. Начало восстановления Советской власти]
  6. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1983.
  7. guides.rusarchives.ru/browse/gbfond.html?bid=120&fund_id=24243 Сайт «Архивы России». Центральный государственный архив Советской Армии. Донецкая группа войск.
  8. Савченко В. А. Двенадцать войн за Украину. Гл. 6. — С. 145—192.
  9. [chapaev.ru/books/3/Grigoriy--Kuzmin_Razgrom-interventov-i-belogvardeytsev-v-1917---1922-g/21 Г. В. Кузьмин. Разгром интервентов и белогвардейцев в 1917 - 1922 гг. М.: Воениздат, 1977]
  10. Военный энциклопедический словарь. 1984.

Литература

  • [guides.eastview.com/browse/GuidebookCard.html?id=120 Центральный государственный архив Советской армии. В двух томах. Том 1. Путеводитель. ЦГАСА, 1991] С. 235—236
  • [forum.milua.org/viewtopic.php?f=85&t=17551 Гражданская война на Украине 1918—1920. Сборник документов и материалов в трёх томах, четырёх книгах. Киев, 1967.]
  • В. Антонов-Овсеенко. Записки о гражданской войне (в 4-х томах). М.-Л.: Госвоениздат, 1924—1933.
  • Савченко В. А. Двенадцать войн за Украину. — Харьков: Фолио, 2006.
  • Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины, 1979.
  • Военный энциклопедический словарь. М., Военное издательство, 1984. С. 147 — Военный округ.


При написании этой статьи использовался материал из энциклопедии Гражданская война и военная интервенция в СССР (1983).


Отрывок, характеризующий Украинский фронт (Гражданская война)

– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?