Украинцы (жители пограничных земель)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Украинцы, украинники, украинные люди (укр. украї́нники) — на Руси XVIXVIII веков название населения пограничных земель — украин[1].

В документах данные термины появлялись в связи со специфическими явлениями жизни на порубежье (украйнах): приграничные конфликты, набеги крымских татар, произвол администрации. Население этих земель (украин) подвергалось частым набегам, поскольку они были расположены на военном рубеже с опасными соседями, аналогично населению западноевропейских марок (от лат. margo «край»).





Русское государство

В Русском государстве украинцами изначально называли воинских людей (пограничников), нёсших службу на окской украйне — в Верхнем и Среднем Поочье[1]. Она формировалась ещё для обороны от ордынцев и приобрела особое значение с начала XVI века в связи с частыми набегами крымских татар. В 1492 года «приходили тотаровя на украину на олексинские места». «Воеводы украинные и люди», успешно отразившие крымский набег «на великого князя украйну на тульские места», упоминаются уже в грамоте 1517 года. Против крымцев в 1507—1531 годах в Туле, Кашире, Зарайске, Коломне были возведены крепости, размещены постоянные гарнизоны, украинным дворянам раздавались поместья. В 1541 — 1542 годах активные боевые действия развернулись восточнее — под Пронском (на Рязанщине), что могло привести к переводу туда части украинных дворян.

Употребление слова «украинцы» не позднее второй половины XVI века видно из того, что в рязанских платёжных книгах 15941597 годов упоминаются Украинцевы — дворяне Каменского стана Пронского уезда[1]. В грамоте 1607 года упоминается служилый человек Григорий Иванов сын Украинцов, получивший от царя Василия Шуйского поместье в Ряжском уезде (современная Рязанская область). Хорошо известен также думный дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев (правильнее: Украинцов), подписавший в 1700 году Константинопольский мирный договор России с Османской империей. В 1694 году Емельян Украинцев составил для Разрядного приказа родословную рода Украинцевых, в соответствии с которой основателем фамилии был рязанский дворянин середины XVI веков Фёдор Андреев сын Лукин по прозвищу Украинец. Его отец был «испомещен на Рязани», то есть несколько восточнее вышеупомянутых городов окской Украйны, в результате чего и могло возникнуть отличительное прозвище «Украинец», а затем и фамилия «Украинцовы». Скорее всего, Фёдор Украинец не был личностью мифологической: именно его внуки упоминались в книгах 1594—1597 годах, а правнук — в грамоте 1607 году.

В марте 1648 году московский думный дьяк Иван Гавренёв написал в Разрядный приказ записку о приготовлении к докладу ряда дел, в которой, в частности, под шестым пунктом было кратко сказано: «Украинцев, кто зачем живёт, не держать и их отпустить»[1]. Слово «украинцы» думный дьяк никак не пояснял; очевидно, в Москве оно было на слуху и в пояснении не нуждалось. Что оно означало, становится ясно из последующих документов. Весной 1648 года в связи со слухами о грядущем нападении крымцев на московские границы был объявлен сбор воинских людей украинных городов — Тулы, Каширы, Козлова, Тарусы, Белёва, Брянска, Карачева, Мценска. В наказе воеводам Буйносову-Ростовскому и Вельяминову от 8 мая, составленном по докладу дьяка Гавренёва, в частности, было сказано: «…в те города воеводам отписать же, чтоб воеводы детей боярских и дворян и всяких служилых людей на государеву службу выслали к ним тотчас». На службе Московского государства в 1648 году уже состояли малороссийские казаки, но они именовались не «украинцами», а «черкасами» (о них также говорится в записке Гавренёва).

Во второй половине XVII века служилые люди окской Украйны — «Украинцы дети боярские» и «Украинцы дворяне» — упоминаются в российском законодательстве весьма часто. В Повести об Азовском сидении «украинцы» упоминаются в том же смысле («ево государевы люди украиньцы», «воеводы государевы люди украинцы», «ево государевы люди руские украинцы»). В разрядной книге, переписанной во второй половине XVII века значилось: «А пришед царь в Крым перед ним в другой четверг по велице дни, а возился на Тонких водах, а под украинцов пустил мурз дву или трех с малыми людьми языков добывали и про царя и великого князя проведывали». Жителей Малороссии «украинцами» не называли. Например, в Двинской летописи под 1679 год фигурируют «Яким малороссиянин да Константин украинец».

По мере продвижения русской границы на юг слово «украинцы» с Поочья распространяется и на пограничных служилых людей Слободской Украйны, но в первую очередь — Орловской (включавшей нынешнюю Брянскую область), Калужской, Тульской, Воронежской губерний, Белгородчины. Войска засечных линий с 1709 года Пётр Великий называл милицией. В 1723 году Пётр Великий упоминает «Украинцов Азовской и Киевской губерний» — украинных служилых людей, в том числе и со Слободской Украйны. При этом он чётко отличает их от «Малороссийского народа». В 1731 году на Слобожанщине и в соседних землях стала создаваться Украинская линия, защищавшая российские границы от крымцев. С 1731 года вся ландмилиция линий защиты от войск Крыма, включавших некрасовцев, а до 1728 года также и запорожцев, стала называться Украинской ландмилицией. Милиционеры, костяк которых составляли однодворцы, в основном, по происхождению были из северных районов нынешней России. После перехода запорожцев в русское подданство анонимный автор «Записки о том, сколько я памятую о Крымских и Татарских походах», участник похода 1736 года против крымцев, писал о том, как татары сталкивались с «нашими легкими войсками (запорожцами и украинцами)». С тех пор запорожцы стали называть украинцами население по происхождению с Русского Севера. Поэтому в Малороссии и в Запорожье и на нынешней Правобережной Украине и люди с русского севера, и старообрядцы, среди которых также преобладали северяне, стали в 18 веке называться украинцами (естественно, себя жители Правобережной Украины — исторической Русской земли — считали русскими, в отличие от украинцев — старообрядцев, греков, татар, турок и других нерусских). При Елизавете Петровне из «украинцов» формировались полки ландмилиции на Слобожанщине. В 1763 году Украинская ландмилиция была распущена, многие однодворцы при её роспуске получили потомственное дворянство. Постепенно великороссов из семей воинов этой милиции перестали называть украинцами. В 1765 году на Слободской Украине была учреждена Слободская Украинская губерния (так именовалась Харьковская губерния в 1765—1780 и 1797—1835 годах). В 1816 — 1819 годах при Харьковском университете издавался весьма популярный «Украинский вестник».

Великое княжество Литовское и Речь Посполитая

Данный термин употреблялся в Великом княжестве Литовском относительно населения «украинных» территорий, граничащих со степью и Московским княжеством: Киева, Чернигова, Полоцка, Витебска, Мценска, Любутска[2]. В 1486 году Казимир Ягайлович жаловался великому князю московскому Ивану III на московских людей, которые «многие шкоды починили в татьбах и в разбоях, и в грабежах», напавши на «людей вкраинных, мценян и любучан»[2]. В 1498 году великий князь литовский Александр Казимирович жаловался на московского посла Михаила Плещеева, который идя из Крыма не дал вести «вкраинникам» в Черкассах, Каневе и Киеве про начавшийся татарский «наезд». В том же году Александр посылал своих урядников «до городов украинных», чтобы разобраться в причинах нападения литовских людей на русские города Мценск, Рыльск, Путивль, Смоленск и Полоцк[2]. В 1503 году Иван III в связи с началом московско-литовских переговоров приказал с"своим украинным князем и наместникам, и волостелем, и всем своим украинникам, чтобы великого князя Александра украинам зацепки (то есть, вреда) никоторой не чинили"[3].

Польская вариация

В XVI—XVII веках слово «украинцы» (ukraińcy) употребляли поляки — так обозначались польские шляхтичи и кнехты приграничных восточных земель. Первое письменное упоминание термина «украинцы» датировано 1596 годом в связи с восстанием Наливайко. Его употребляет гетман коронный Станислав Жолкевский как название польских кнехтов, устроивших резню казаков и их семей после Солоницкого боя[4]. Михаил Грушевский приводит цитаты из двух донесений коронного гетмана Николая Потоцкого от июля 1651 года в переводе с польского на современный украинский язык, в которых гетман употребляет термин «панове українці» для обозначения польских помещиков Украины. Поляки никогда не распространяли его на русское (восточнославянское) население Украины[5]. Среди крестьян сёл Снятынка и Старое Село (ныне — Львовская область) в польском документе 1644 года упоминается некто с личным именем «Украинец» (Ukrainiec). Происхождение такого имени не вполне понятно, но очевидно, что остальное население «украинцами», таким образом, не были. С середины XVII века этот термин из польских документов пропадает.

Напишите отзыв о статье "Украинцы (жители пограничных земель)"

Литература

  • Каргалов В. В. На степной границе. Оборона «крымской украины» Русского государства в первой половине XVI столетия. — М. : Наука, 1974.

См. также

Примечания

  1. 1 2 3 4 Гайда Ф. А. [archive.is/20130127112615/www.istrodina.com/rodina.php3?year=2011&num=01 От Рязани и Москвы до Закарпатья. Происхождение и употребление слова «украинцы»] // № 1. — Родина, 2011. — [www.edrus.org/content/view/22784/56/ Доступ к тексту.]
  2. 1 2 3 Русина О. В. Україна під татарами і Литвою. — Київ : Видавничий дім «Альтернативи», 1998. — С. 278.
  3. Русина О. В. Україна під татарами і Литвою. — Київ : Видавничий дім «Альтернативи», 1998. — С. 278—279.
  4. Гайда, Ф. А. [www.regnum.ru/news/polit/1868037.html О чём умолчал Грушевский: первое письменное упоминание «украинцев»]. Regnum.ru (19 ноября 2014).
  5. Гайда, Ф. А. [www.regnum.ru/news/polit/1410406.html Как произошло слово «украинцы»]. Regnum.ru (19 ноября 2014).
В Викисловаре есть статья «украинцы»

Отрывок, характеризующий Украинцы (жители пограничных земель)

Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.