Улагашев, Николай Улагашевич
Поделись знанием:
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
(перенаправлено с «Улагашев»)
| Николай Улагашевич Улагашев | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
местность Кам-Тыт, Томская губерния (ныне Чойский район Республики Алтай) |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Род деятельности: | |
| Награды: |
|
Николай Улагашевич Улагашев (17 марта 1861 — 30 января 1946) — алтайский (тубаларский) сказитель-кайчи.
Содержание
Биография
Николай Улагашев родился в местности Кам-Тыт урочища Сары-Кокша. В 16 лет ослеп. После этого стал странствовать по Алтаю и исполнять народные героические сказания. В 1937 году алтайский писатель П. В. Кучияк и московская фольклористка А. Л. Гарф начали записывать за ним фольклор.
Записанный от Улагашева фольклор составляет значительную часть собранного и опубликованного устного народного творчества алтайцев. В 1939 году в Ойрот-Туре вышла первая книга его произведений — «Алтайские сказки» (на алтайском языыке). Исполнявшиеся Улагашевым сказания вошли в 6-томное издание «Алтай баатырлар» («Алтайские богатыри»). Его сказка «Три девушки» ставилась на сцене Алтайского национального драматического театра.
В 1939 году был награждён орденом «Знак Почёта».
Память
- В Горно-Алтайске Н. У. Улагашеву открыт памятник из белого мрамора.
- Его имя присвоено улицам в различных населённых пунктах Республики Алтай.
- В Горно-Алтайске ул. Кирпичная в марте 1961 года переименована в ул. Н. У. Улагашева.
- 150-летие со дня рождения Н. У. Улагашева широко отмечалось в Республике Алтай в 2011 году.
- 23 сентября 2010 года было принято решение создать музей им. Н. У. Улагашева как научный центр сохранения, изучения и популяризации культурного наследия народного сказителя. 17 марта 2013 года в селе Паспаул Чойского района Республики Алтай был открыт мемориальный музей Улагашева, филиал Национального музея Республики Алтай[1].
Напишите отзыв о статье "Улагашев, Николай Улагашевич"
Примечания
- ↑ [www.turistka.ru/altai/info.php?ob=163 Горный Алтай: Село Паспаул]
Ссылки
- [www.altai-republic.ru/modules.php?op=modload&name=News&file=article&sid=15522 В Чойском районе республики открылся музей им. Н. У. Улагашева]
- [www.zvezda-altaya.ru/index.php?part=962 Газета «Звезда Алтая». Наследие великого Кайчи]
- [magazines.russ.ru/sib/2011/3/li17.html Журнал «Сибирские огни». Литературный календарь]
Отрывок, характеризующий Улагашев, Николай Улагашевич
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
