Улановская, Майя Александровна
Поделись знанием:
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.
Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
| Майя Улановская | |
 | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Язык произведений: |
русский |
Майя Александровна Улановская (род. 20 октября 1932, Нью-Йорк) — участник диссидентского движения в СССР, переводчик, литератор.
Биография
Родилась в Нью-Йорке, где её родители — советские разведчики-нелегалы Александр Петрович (1891—1971) и Надежда (Эстер) Марковна (1903—1986) Улановские — находились в командировке как сотрудники Главного разведывательного управления. В 1948—1949 годах родители Майи Улановской были арестованы по политическим обвинениям[1].
В 1949 г. после окончания школы поступила в Московский Институт пищевой промышленности. Там вступила в подпольный молодёжный антисталинский «Союз борьбы за дело революции»[2].
7 февраля 1951 г. была арестована органами МГБ и 13 февраля 1952 г. Военной коллегией Верховного суда СССР приговорена к 25 годам заключения. Срок отбывала в Озерлаге. В феврале 1956 г. дело было пересмотрено, срок заключения снижен до 5-ти лет, и она, вместе со своими подельниками, была освобождена по амнистии. В том же году вышла замуж за А. Якобсона. В 1959 г. родила сына, который впоследствии стал историком, публицистом и политическим деятелем.
В 1960-e — 1970-е годы работала в библиотеке ИНИОНа в Москве и участвовала в правозащитном движении — перепечатывала самиздат, передавала информацию за рубеж и т. п.
В 1973 г. эмигрировала с мужем и сыном в Израиль. В 1974 г. развелась с мужем.
Работала в Национальной библиотеке в Иерусалиме. Перевела на русский язык несколько книг с английского (в том числе Артура Кёстлера), иврита и идиша. Совместно с матерью написала воспоминания «История одной семьи», изданные в США в 1982 году и впоследствии переизданные ею в России. Автор книги «Свобода и догма: жизнь и творчество Артура Кёстлера» (Иерусалимский издательский центр, 1996).
Избранные произведения
- Внутренний план жизни [В годовщину смерти В. Гершуни] // Мемориал-аспект. — М., 1996. — № 17. — С. 8.
- Еврейская национальная библиотека и её российские корни // Иерусалимский библиофил. — Иерусалим, 1999. — Вып. 1. — С. 86–[94].
- История одной семьи. — New York: Chalidze Publication, 1982. — 451 с. || . — М.: Весть-ВИМО, 1994. — 432 с. || . — СПб.: ИНАПРЕСС, 2003. — 463 с. ||. — СПб.: ИНАПРЕСС, 2005. — 461 с.[3]
- Об Анатолии Якобсоне // Памяти Анатолия Якобсона: Сб. воспоминаний к 75-летию со дня рождения. — Бостон: М. Graphics Pub., 2010. — С. 19–31. || // Евреи в культуре русского зарубежья. — Иерусалим, 1995. — № 4. — С. 69–84. (Опубл. с сокращ. и с добавлением текста В. Фромера)
- Письма Юне Вертман // Памяти Анатолия Якобсона: Сб. воспоминаний к 75-летию со дня рождения. — Бостон: М. Graphics Pub., 2010. — С. 32–38.
- Почему Кёстлер? // «22». — Тель-Авив, 1997. — № 104. — С. 187–192. (Для презентации книги о Кёстлере, Иерусалим, ноябрь 1996)
- [www.jewniverse.ru/RED/Ulanovskaya_Koestler/index.htm Свобода и догма : жизнь и творчество Артура Кёстлера]. — Иерусалим: Иерусалимский издат. центр, 1996. — 173 с.
Переводы
- С иврита:
- Ковнер А. Книга свидетельств = יום זה : מגילת עדות. — Иерусалим: Библиотека Алия, 1989. — 275 с. с.
- Нетаниягу Й. Письма Йони: портрет героя = מכתבי יוני / собраны и подгот. к печати Беньямином и Идо Нетаньягу. — Иерусалим: Тарбут, [1984]. || Письма. — [2-е изд.]. — Иерусалим; М.: Гешарим; Мосты культуры, 2001. — 330 с.
- Нетаниягу И. Последний бой Йони = הקרב האחרון של יוני. — Иерусалим; М.: Гешарим; Мосты культуры, 2001. — 252 с.
- С английского:
- Кестлер А. Воры в ночи : хроника одного эксперимента = Thieves in the night. — Изд. 1-е – 3-е. — Иерусалим: Библиотека Алия, 1981–1990.
- Кестлер А. Приезд и отъезд : роман = Arrival and departure // Ной : армяно-еврейский вестник. — М.. — № 20 (последний). — С. 72–215.
- Кестлер А. Тринадцатое колено = Thirteenth tribe // Время и мы. — Нью-Йорк; М.; Иерусалим, 1998. — № 140. — С. 190–231. (Краткое изложение и перевод)
- С идиша:
- Котик Е. Мои воспоминания = מיינע זכרונות. — СПб.; М.; Иерусалим: Изд-во Европейского ун-та; Мосты культуры; Гешарим, 2009. — Т. 1. — 367 с.
Напишите отзыв о статье "Улановская, Майя Александровна"
Примечания
- ↑ [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=311 Улановская Н. М., Улановская М. А. История одной семьи. — СПб. : Инапресс, 2003. — 461 с.]
- ↑ Костырченко Г. В. [berkovich-zametki.com/2005/Starina/Nomer7/Kostyrchenko1.htm «Документы по делу Союза борьбы за дело революции»]
- ↑ Написанное совместно с матерью, Н. М. Улановской, до опубликования в виде книги произведение печаталось частями в журналах: парижском «Вестнике РСХД», мюнхенском «Сучаснiстi», израильских «Время и мы» и «Сиона».
Ссылки
- [berkovich-zametki.com/Avtory/Ulanovskaja.htm Майя Улановская — краткая биография] (Проверено 10 марта 2012)
- Портнова Н. [booknik.ru/context/all/ulanovskaya/ «Я поносила советскую власть с восхода до заката» : Интервью с Майей Улановской]. Booknik (4 января 2012). Проверено 9 марта 2012. [www.webcitation.org/67wIe8BgR Архивировано из первоисточника 26 мая 2012].
Отрывок, характеризующий Улановская, Майя Александровна
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.
Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Публицисты по алфавиту
- Публицисты Израиля
- Публицисты XX века
- Публицисты XXI века
- Переводчики по алфавиту
- Переводчики Израиля
- Переводчики XX века
- Переводчики XXI века
- Переводчики прозы и драматургии на русский язык
- Писатели по алфавиту
- Правозащитники СССР
- Советские диссиденты
- Репрессированные в СССР
- Мемуаристы Израиля
