Улановская, Эвелина Людвиговна
| Эвелина Людвиговна Улановская | |
| Род деятельности: |
революционерка |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
31 октября 1915 (56 лет) |
| Место смерти: | |
| Супруг: |
Виктор Павлович Кранихфельд |
| Дети: |
Лидия Викторовна Кранихфельд |
Эвели́на Лю́двиговна Улано́вская (по мужу — Кранихфе́льд; 3 июня 1859, Новогрудок, Гродненская губерния — 31 октября 1915, Петроград) — русская революционерка, участница революционной организации Народная воля.
Содержание
Биография
Эвелина (Филомена) Улановская родилась 3 июня 1859 года[1] в Новогрудке Гродненской губернии[2] в дворянской семье польского происхождения[3].
Обучалась в Харькове акушерству.
В 1879 году арестована на студенческой вечеринке. Выслана в г. Пудож Олонецкой губернии[4].
За нарушение режима, квалифицированное как попытка побега, 3 ноября 1879 года выслана в Березовские Починки Глазовского уезда Вятской губернии.
«…Целая колония политических ссыльных жила в городе Пудоже. В это время вышел приказ министра вн. дел Макова о том, чтобы ссыльные не отлучались за черту города или села. В виде протеста против этого циркуляра пудожские ссыльные решили целой компанией отправиться за город, за грибами. Узнав об этом, местный исправник снарядил в погоню целую команду. Помнится, эта история была в юмористическом тоне описана в одной из столичных газет, за что газета, кажется, получила предостережение. Произошло чисто опереточное столкновение с инвалидной командой, причем ссыльные, преимущественно молодые девушки, кидали в команду грибами, которые успели набрать до столкновения. Их все-таки взяли в плен, насильно усадили в лодки, а мужиков из соседней деревни заставили лямкой тащить эту преступную молодежь в город. В результате несколько зачинщиков и зачинщиц этого „грибного бунта“ (так и был известен этот эпизод среди ссыльных) были разосланы в разные глухие места с особой инструкцией местному начальству. Улановская, как особенно неугомонная, попала в Починки.»
— Короленко В. Г. История моего современника (Книга третья, часть первая, глава VIII)
Неоднократно встречалась с Владимиром Короленко, находившимся в ссылке в том же населенном пункте. Послужила прототипом политической ссыльной Морозовой — героини рассказа В. Г. Короленко «Чудная», написанным им в 1880 году. Ей же посвящена глава «Девку привезли» в третьей книге Истории моего современника. Позже вела с писателем обширную и длительную переписку.
По возвращении из ссылки в 1882 году жила в Харькове, где входила в местную народовольческую группу. В январе 1885 года арестована повторно, выслана в Балаганск Иркутской губернии. В ответ на Якутскую трагедию 22 марта 1889 года административно-ссыльными Балаганского округа Иркутской губернии был составлен знаменитый протест «Русскому правительству», отправленный в Министерство внутренних дел в Санкт-Петербург и разосланный по всей России. В результате, решением Иркутского губернского суда от 8 января 1891 года Эвелина Улановская, Виктор Кранихфельд, Павел Грабовский, Николай Ожигов, Софья Новаковская и Михаил Ромась были признаны виновными и приговорены к лишению всех прав и четырем годам каторжных работ каждый. Эвелина Улановская выслана «в отдаленнейшие места Сибири» — на этот раз в Якутскую область.
Неоднократно проводила протестные голодовки, что отрицательно сказалось на её здоровье. Вернулась из ссылки в 1905 году. Скончалась в 31 октября 1915 года в Петрограде.
Семья
- Муж — Виктор Павлович Кранихфельд, по отцовской линии из обрусевшего немецкого рода, внук купца первой гильдии Ивана (Иоганна) Кранихфельда, сын пинского мирового судьи Павла Ивановича Кранихфельда. Брат писателя и литературного критика Владимира Павловича Кранихфельда.
- Дочь — Лидия Викторовна Кранихфельд, родилась в Якутской области.
Напишите отзыв о статье "Улановская, Эвелина Людвиговна"
Литература
- Прибылев А. В. — В годы неволи: переписка Э. Л. Улановской-Кранихфельд (прототипа героини рассказа В. Г. Короленко «Чудная») с матерью // Каторга и ссылка. — 1926. — N 24.
- Кирилина Е. Я. — [dlib.eastview.com/browse/doc/12049244 Грабовский в якутской ссылке] // Вопросы литературы, 1961, № 7, стр. 166—169.
- Короленко В. Г. — Письмо Э. И., Э. Г. Короленко и М. Г. Лошкаревой. 11 января 1880 г., Березовские Починки
- Короленко В. Г. — Письмо Э. Л. Улановской. 31 октября 1893 г., Нижний-Новгород
- Мельников М. Ф. — Шел край наш дорогой столетий — Минск, 1987 г.
- Спасович В. Д. — Дело об административно-сосланных — подпоручике запаса армии Кранихфельде и др., обвиняемых в государственном преступлении //Сочинения В. Д. Спасовича, том 7, 1894 г., стр. 291—309.
Примечания
- ↑ Троицкий Н. А. [books.google.ru/books?id=JEj4KOZjRZUC Царские суды против революционной России: Политические процессы 1871-1880 гг.]. — Саратов: Издательство Саратовского университета, 1976. — С. 387. — 408 с.
- ↑ Ермоленко В. А. [books.google.ru/books?id=Fx4qAQAAMAAJ Белорусы и Русский Север]. — Минск: Беларусь, 2009. — С. 94. — 389 с. — ISBN 978-985-01-0837-1.
- ↑ [federacia.ru/library/novel/821.html?part=9&lan=&pages= В. Г. Короленко. «История моего современника»] (рус.). Проверено 5 августа 2014.
- ↑ [www.hrono.ru/biograf/bio_n/narvolau.php Члены "Народной Воли" и др. народнических организаций] (рус.). "Хронос" - всемирная история в интернете. Проверено 5 августа 2014.
Отрывок, характеризующий Улановская, Эвелина Людвиговна
Наташа продолжала:– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
