Улановская, Надежда Марковна

Надежда (Эстер) Марковна Улановская (1903—1986) — революционер, советская разведчица, переводчица, преподаватель английского языка. Жена А. П. Улановского, мать Майи Улановской.

Биография

Родилась в местечке Бершадь в еврейской семье мелкого торговца. Училась в частной школе, затем в сельском училище.

В 1917 г. после Февральской революции переехала с родителями в Одессу, училась в 7-м классе бесплатной гимназии общества «Просвещение». После Октябрьской революции вступила в Молодой революционный интернационал, считала себя анархисткой, сменила имя Эстер на партийную кличку Надежда.

Во время Гражданской войны в 1918-1919 годах участвовала в просоветском подполье в Одессе, распространяла листовки. В это время она познакомилась с будущим мужем А. Улановским. В начале 1919 г. ушла в партизанский отряд под Одессой, затем оказалась отрезана от партизанского отряда и вернулась в Одессу, продолжала распространять листовки. Во время бегства белых из Одессы в апреле 1919 г. участвовала в занятии полицейского участка. Затем работала вместе с А. Улановским в составе комиссии исполкома по изъятию излишков.

Перед повторным занятием белыми Одессы в августе 1919 г. эвакуировалась вместе с А. Улановским, жила в Николаеве, затем вернулась в Одессу.

В 1921 г. вместе с А. Улановским побывала в Германии по инициативе ВЧК.

В 1922 г. переехала в Москву, в 1923 г. работала вместе с мужем в Гамбурге под именем Марии Андреевны Сорокиной по линии Профинтерна, затем работала с ним в аппарате Профинтерна в Москве.

В 1928 г. вместе с мужем поступила на службу в военную разведку, вместе с мужем и Рихардом Зорге работала в Шанхае под именем судетской немки Киршнер в качестве радистки.

В 1930–1931 годах вместе с мужем жила в Берлине, Париже, затем они перебрались в США по канадскому паспорту на имя супругов Гольдман, жили там под именем супругов Журатович, занимаясь разведывательной работой.

В 1932–1941 годах училась в Москве в Институте иностранных языков, работала преподавателем английского языка в Академии им. Фрунзе.

Во время Великой Отечественной войны работала с иностранными корреспондентами при наркомате иностранных дел.

В 1947 г. преподавала английский язык в Институте международных отношений, в декабре 1947 г. была уволена в связи с готовящимся арестом.

В феврале 1948 г. была арестована по обвинению в измене Родине за передачу сведений для изданной в США в 1947 г. книги работавшего корреспондентом в СССР австралийца Годфри Бландена«Комната на трассе» (организовала для него во время войны встречу с женщиной, у которой были репрессированы муж и сын, эта женщина в 1947 г. также была арестована).

Была приговорена Особым совещанием при МГБ к 15 годам лагерей. Отбывала срок в Речлаге, затем в Дубровлаге. В 1956 г. обвинение было переквалифицировано на «разглашение служебной тайны», срок был сокращен до отбытого и Улановская была освобождена.

В 1973 г. эмигрировала в Израиль вслед за семьей дочери. В 1982 г. издала в США вместе с дочерью мемуарную книгу «История одной семьи».

Ссылки

• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=author&i=207 Биография и воспоминания на сайте Центра Сахарова]

Отрывок, характеризующий Улановская, Надежда Марковна

Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.