Тверская улица (Москва)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Улица Горького (Москва)»)
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Тверская улица.
Тверская улица
Москва
Общая информация
Страна

Россия

Город

Москва

Округ

ЦАО

Район

Тверской

Протяжённость

1,6 км

Ближайшие станции метро

Маяковская
Пушкинская
Тверская
Охотный Ряд

Прежние названия

улица Горького

Почтовый индекс

125009 (№ 1-5, № 9-31 (кроме № 13) и № 2-30),
125375 (№ 7),
125032 (№ 13),
127006 (№ 18)

Номера телефонов

+7(495)

[www.openstreetmap.org/?lat=55.76361&lon=37.60611&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/?ll=37.60611%2C55.76361&spn=0.15381%2C0.080341&z=16&l=map на Яндекс.Картах]
[www.google.com/maps/@55.7641724,37.6049118,15z на Картах Google]
Координаты: 55°45′50″ с. ш. 37°36′23″ в. д. / 55.76389° с. ш. 37.60639° в. д. / 55.76389; 37.60639 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.76389&mlon=37.60639&zoom=12 (O)] (Я)Тверская улица (Москва)Тверская улица (Москва)

Тверска́я у́лица (с 1932 по 1990 — часть улицы Горького) — одна из крупнейших улиц Тверского района Центрального административного округа города Москвы. Идёт от Кремля (Моховая улица/Охотный Ряд) на северо-запад до Триумфальной площади (Маяковского), где переходит в 1-ю Тверскую-Ямскую улицу (в 1932—1990 годах 1-я Тверская-Ямская также была частью улицы Горького).

Улица возникла как дорога в Тверь, участок которой в черте Москвы, от Иверских ворот Китайгородской стены и до ворот Земляного города, исстари назывался Тверская улица[1]. В первой половине XX века Тверская улица была значительно расширена и перестроена.





История улицы

По некоторым сведениям, дорога на Тверь существовала здесь уже в XII веке. С конца XV века эта дорога также связывала Москву и Новгород[2]. Выходцы из этих городов основали на Тверской улице свою слободу[3]. Застройка Тверской улицы шла от центра до крепостной стены Белого города (современное Бульварное кольцо). После расширения Москвы в конце XVI века улица была продлена до вала Земляного города (современное Садовое кольцо)[2]. До этого между современными Пушкинской и Триумфальной площадями у Тверской дороги располагались поля и посёлок кремлёвских «воротников» (стражей у ворот)[4]. В XIV и XV веках улица шла к мосту через реку Неглинную, находившемуся напротив современной Средней Арсенальной башни Кремля[3]. В 1595 году через реку Неглинную был построен каменный Воскресенский мост, соединивший Тверскую улицу с Красной площадью[2].

В XVI веке на Тверской улице начинают появляться дворы знати, церкви и монастыри. Слободские дворы постепенно вытесняются — лишь между современными Столешниковым переулком и Пушкинской площадью остаётся Новгородская слобода. В конце XVI века на месте нынешней гостиницы «Москва» располагались Мучной, Житный и Солодовенный торговые ряды. В районе Манежной площади были дворы стрелецкого Стремянного полка. В районе современных Охотного Ряда и Тверской площади с 1504 года находились решётчатые ворота, запиравшиеся на ночь для обеспечения безопасности дворов знати[3].

В XVIII—XIX веках Тверская улица была главной улицей города. Здесь строились лучшие в Москве дома, гостиницы, магазины. Среди шедевров архитектурного творчества можно назвать Английский клуб (1780-е) и Елисеевский магазин (1770-е, перестроен в 1790-х и 1898 году).

Во времена Российской империи важность Тверской улицы состояла в том, что именно по ней цари въезжали в Кремль, приезжая в Москву из Санкт-Петербурга. По случаю церемоний коронации здесь были установлены несколько триумфальных ворот.

В 1792 году перед домом генерал-губернатора была заложена Тверская площадь для проведения народных процессий и парадов. Основная достопримечательность на площади — памятник основателю города, князю Юрию Долгорукому.

На Тверской была проложена первая в Москве линия конно-железной городской дороги, в просторечии — «конки», которая начиналась на Страстной (ныне Пушкинской) площади и шла в направлении от центра. В 1876 году, когда Московская городская дума ассигновала 50 тысяч рублей на проведение эксперимента по устройству асфальтобетонного покрытия, на Тверской впервые в Москве построили несколько участков из нового материала.

До конца XIX века улица постоянно перестраивалась, сочетая в себе разные исторические стили. Ту эпоху характеризует большое здание гостиницы «Националь» (1901), одной из самых престижных в Москве.

Улица в советское время

В первые годы советской власти вопрос о расширении узкой и кривой Тверской улицы не ставился: предложения по реконструкции района исходили из необходимости сохранения её исторической застройки и прокладки сквозь кварталы новой улицы-дублёра. Впервые идея дублёра была обозначена в разработанном в 1918—1923 годах под руководством А. В. Щусева градостроительном плане «Новая Москва»: новая улица отходила от Тверской в районе пустыря между Никитским и Газетным переулками и пролегала под некоторым углом до пересечения с Тверским бульваром. Позднее архитектор В. Н. Семёнов, работавший над новым градостроительным планом города, предлагал проложить дублёр по Большому Гнездниковскому переулку, западнее дома Нирнзее; за Бульварным кольцом он должен был пройти по Сытинскому переулку, затем сквозь внутриквартальную застройку, и выйти на Садовое кольцо в районе современного Театра Сатиры. К началу 1930-х годов от идеи прокладки дублёра отказались: транспортной проблемы новая улица не решала, оттягивая на себя лишь часть потока с Тверской улицы, к тому же его прокладку пришлось бы вести поперёк естественного уклона местности[5][6].

В 1932 году Тверская и продолжавшая её после Триумфальной площади 1-я Тверская-Ямская улицы были переименованы в улицу им. Горького[7] (позднее — улица Горького) — в честь писателя Максима Горького. После отказа от идеи прокладки дублёра градостроители сосредоточились на поиске вариантов новой планировки улицы. Эта работа была поручена архитектурно-планировочной мастерской (АПУ) Моссовета под руководством профессора С. Е. Чернышёва; она же занялась разработкой планировки продолжения улицы — Ленинградского шоссе. Главной задачей АПУ стал поиск вариантов оптимальной трассировки улицы Горького, которая бы решала транспортную проблему и, вместе с тем, обеспечивала максимальное сохранение существующей застройки[8].

Предложенное градостроительное решение предусматривало расширение начального участка улицы Горького за счёт правой (чётной) стороны, от Газетного и Камергерского переулков сносилась застройка по обеим сторонам, на отрезке от Советской до Пушкинской площади расширение шло за счёт нечётной стороны. Подобное решение позволяло сохранить наиболее ценные здания и существенно расширить ширину улицы — до 40 метров в районе Пушкинской площади и до 56 метров в начальной части магистрали[9].

В 1930-е годы из-за кривизны и узости улицы Тверская была отстроена заново. Были снесены церковные сооружения и многие исторические здания, а на их месте построены новые дома сталинской архитектуры. Улица была существенно расширена путём перемещения зданий. Одним из сооружений сталинской эпохи стал Центральный телеграф, построенный И. И. Рербергом в 1927—1929 годах.

Современная Тверская

Тверская проходит от Манежной площади через Тверской район, пересекает Бульварное кольцо в районе Пушкинской площади и заканчивается на Триумфальной площади. Её продолжение — 1-я Тверская-Ямская улица — переходит в Ленинградский проспект около Белорусского вокзала.

На Тверской находятся станции метро «Охотный Ряд», «Тверская», «Пушкинская», «Маяковская».

Тверская — одна из наиболее дорогих торговых улиц не только в Москве, но и в России. В 2013 году стоимость аренды торговых помещений на улице достигла 4,5 тысяч долларов за 1 м² в год. В среднем аренда дороже только в Столешниковом переулке[10]. По информации газеты «Ведомости», крупнейшим владельцем коммерческой недвижимости на Тверской является предприниматель Михаил Гуцериев[11]. Тверская также является центром ночной жизни и развлечений.

В мае 2016 года во время работ по благоустройству, строителями были вскрыты и местами повреждены археологические объекты: сохранившиеся под землёй деревянные мостовые XVII — начала XVIII веков, подземные своды и фундаменты зданий, снесённых в советское время ради расширения улицы[12]. Москвовед Константин Михайлов назвал эти работы «археологическим пиром во время чумы»[13].

Реконструкция улицы в 2016 году

  • Укладка асфальта на Тверской улице в Москве (2016) · 1.jpg

    Единовременная укладка асфальта на участке Тверской улицы от Моховой улицы до Пушкинской площади в рамках масштабной реконструкции и благоустройства улицы летом 2016 года.

  • Укладка асфальта на Тверской улице в Москве (2016) · 2.jpg

    В связи с укладкой дорожного покрытия участок улицы был полностью перекрыт для движения 24 июля 2016 года.

  • Укладка асфальта на Тверской улице в Москве (2016) · 4.jpg

    В работах по асфальтированию было использовано около 8000 тонн асфальтобетонной смеси и задействовано 170 самосвалов и 74 единицы специальной техники.[14]

  • Тверская улица после реконструкции (август 2016).jpg

    Тверская улица после завершения основных работ по благоустройству и реконструкции, август 2016 года.

  • Первая высадка лип на Тверской улице (октябрь 2016).jpg

    Первая высадка лип на Тверской улице. Работы по высадке проводились с 30 по 31 октября 2016 года.

  • Первая высадка деревьев на Тверской улице (октябрь 2016).jpg

    Зелёные липы подвозили на 16-метровых автопоездах, а разгрузка и посадка осуществлялась автокранами. Всего в работах было задействовано 250 человек и 90 единиц техники.[15]

Примечательные здания и сооружения

По нечётной стороне

Гостиница «Националь» (№ 1/15)

Основная статья: Националь (гостиница, Москва)

Здание перестроено из доходного дома Л. Н. Бенуа[16] в 1901—1903 годах по проекту архитектора И. А. Иванова на средства Варваринского акционерного общества домовладельцев. Постройка решена в стиле эклектики с элементами модерна.[17] Наружное убранство отмечено использованием большого количества лепнины; в интерьерах были применены мозаичные полы и витражи. Гостиница оснащалась передовыми техническими новинками того времени: были установлены лифты, а в номерах появились телефоны, ватерклозеты и ванны[18][19]. Первоначальное оформление углового аттика было заменено в 1918 году декоративным панно, изображающим индустриальный пейзаж.[17]

В 1918 году после переезда Советского правительства в Москву здание гостиницы заняли правительственные подразделения новой власти, гостиница получила название Первый Дом Советов. Несколько дней в марте 1918 года в двухкомнатном номере 107—109 проживал глава Советского государства В. И. Ленин с женой Н. К. Крупской и сестрой М. И. Ульяновой. О причастности гостиницы к революционной истории напоминает майоликовое панно на индустриальную тему, установленное на угловом аттике в 1931—1932 году — один из первых примеров реализации ленинского плана «Монументальной агитации и пропаганды». В 1932 году зданию вернули гостиничный статус[18][19].

В гостинице в 1913 году останавливался Анатоль Франс; в 1917 г. — Джон Рид; в 1914 и в 1934 годах — Герберт Уэллс. В гостинице также останавливались А. Барбюс, М. Нексе и другие.[20] В 1970-е годы в торцевой части здания со стороны улицы Горького располагалось экскурсионное бюро ВАО «Интурист».[21] В эти же годы к основному зданию гостиницы была сделана пристройка[22].

В 1985 году началась реконструкция и реставрация «Националя», длившаяся 10 лет. В настоящее время гостиница носит название «Hotel National, a Luxury Collection Hotel». Отель располагает 206 номерами, в том числе 37 люксами с видом на Кремль с индивидуальным дизайном и меблированными антикварной мебелью. Среди гостей «Националя» — главы государств и правительств, звёзды шоу-бизнеса, известные деятели культуры[23].

Гостиница «Ритц-Карлтон Москва» (№ 3)

Основная статья: Ритц-Карлтон Москва

Одиннадцатиэтажное здание гостиницы «The Ritz-Carlton, Moscow» построено в 2006 году по проекту авторского коллектива, возглавляемого архитектором А. Д. Меерсоном.[24][25]

До 2002 года на этом место стояло 22-этажное здание гостиницы «Интурист», построенное в 1970 году по проекту авторского коллектива архитекторов В. Л. Воскресенского, А. С. Болтинова, Ю. Шевердяева.[26] Гостиница располагала фондом в 465 номеров, первые этажи занимали магазин «Берёзка», рестораны, парикмахерские, столовая.[21] Ещё ранее на этом месте находилась гостиница «Франция», в которой во время приездов в Москву обычно останавливался Н. А. Некрасов.[20]

Постниковский пассаж (№ 5/6)

Основная статья: Постниковский пассаж

 памятник архитектуры (региональный)

Дом построен в 1802 году и поначалу был известен как дворец Долгоруковых. Неоднократно перестраивался. В 1835 году — доходный дом М. Т. Гонцова; В 1886—1889 годах фасад здания был изменён по проекту архитектора С. Ф. Воскресенского под размещение «Постниковского пассажа». Помимо торгового пассажа в здании также размещались многочисленные конторы и магазины. В 1910—1913 годах фасад вновь был перестроен архитектором И. П. Злобиным. Центральная часть фасада выделена аркой первого этажа, обрамлённой рустованными колоннами, плоским ризалитом во втором этаже и двумя парами коринфских пилястр. Здание увенчано металлическим куполом, выполненным в стилистике барокко. Боковые части дома оформлены четырьмя крупными скульптурами атлантов, которые поддерживают балконы второго этажа.[26]

В 1936—1938 годах была проведена перестройка здания под театральные нужды и здесь на непродолжительное время разместился Театр В. Э. Мейерхольда. С 1946 года здание занимает Московский драматический театр имени М. Н. Ермоловой.[26] В 1970-е годы в здании работало кафе «Марс».[21] Здание является объектом культурного наследия регионального значения.[22]

Центральный телеграф (№ 7)

Основная статья: Здание Центрального телеграфа

 памятник архитектуры (региональный)

Здание Центрального телеграфа построено в 1925—1927 годах по проекту архитектора И. И. Рерберга и инженера С. З. Гинзбурга, при участии художника Ф. И. Рерберга. Фасад здания представляет собой железобетонный каркас, в первом этаже покрытый каменной облицовкой. Угол здания фиксирует 10-метровая пятигранная башня, увенчанная зубцами и вставленными между ними чугунными решётками. На башне на уровне третьего этажа установлен стеклянный вращающийся глобус.[26] Ранее на этом месте находилось здание Университетского благородного пансиона, в котором в конце 1830-х годов жил профессор Т. Н. Грановский[20] (снесено в начале 1910-х годов для строительства комплекса доходных домов). Здание является объектом культурного наследия регионального значения[22].

Жилой дом (№ 9)

Один из самых монументальных и, по выражению некоторых искусствоведов, «помпезных» жилых домов Тверской улицы построен в 1946—1949 годах по проекту архитектора А. Ф. Жукова[26]. Фасады здания имеют необычное четырёхъярусное членение. Боковые части фасадов оформлены выступающими эркерами, угловая часть — сложной ордерной композицией с глубокими лоджиями и выступом, увенчанным гербом СССР. Через некоторое время после завершения строительства здание подвергли в печати жесткой критике именно за решение угловой части, которое характеризовалось как «нагроможденные друг на друга различные приёмы, формы и объёмы»[27]. Цоколь здания облицован тёмно-коричневым гранитом, предназначавшимся для памятника гитлеровской армии в ознаменование победы над СССР[26]. Изначально дом планировали продолжить по улице Огарёва (ныне Газетный переулок), о чём свидетельствует лишённый декоративной обработки его боковой фасад, однако эти планы не реализовали[28]. Мемориальными досками отмечно проживание в этом доме академиков Ю. Б. Харитона, А. А. Бочвара, В. С. Немчинова, И. И. Артоболевского, министра культуры Е. А. Фурцевой, военачальников А. В. Хрулёва и Н. Г. Кузнецова[29]. В доме прошли последние годы учёного-химика Н. Д. Зелинского, здесь жили архитектор А. В. Власов (в 1949—1962), академик В. С. Немчинов (в 1949—1964), министр электростанция СССР Д. Г. Жимерин, режиссёры О. Н. Ефремов и С. Ф. Бондарчук, дирижёр А. В. Свешников[21][30][31], юрист А. Н. Трайнин[32]. Также в этот дом привезли и прописали в 1950 году итальянского физика Бруно Понтекорво, добровольно переехавшего в Советский Союз. Здание отнесено к категории ценных градоформирующих объектов.[22]

Административное здание (ГКНТ) (№ 11)

В 1910 году на этом месте архитектором И. С. Кузнецовым был построен доходный дом[33], который в 1947—1949 годах был перестроен и расширен по проекту архитектора B. C. Андреева в административное здание в духе «сталинского классицизма»[34]. Фасад имеет типичное для архитектуры рубежа 1940-х — 1950-х годов трёхчастное горизонтальное членение, нижние этажи, исполняющие роль массивного цоколя, рустованы, плоские лопатки, идущие на высоту от двух до трёх этажей, увенчаны композитными капителями. Центральная часть административного здания выделена круглым барабаном, выступающим над основным объёмом крыши (виден с Тверской площади)[35]. Этот круглый объём изначально предназначался для размещения макета центральных районов Москвы, однако по прямому назначению он не использовался. Дома № 9 и 11 соединены вставкой, в которой на высоту четырёх этажей устроен проезд в Брюсов переулок[36]. В советское время в здании размещался Государственный комитет Совета Министров СССР по науке и технике (ГКНТ).[21]. Ныне административное здание занимает Министерство образования и науки Российской Федерации. Здание отнесено к категории ценных градоформирующих объектов.[37]

Дом московских генерал-губернаторов (здание мэрии Москвы) (№ 13)

Основная статья: Здание мэрии Москвы

Три нижних этажа здания были построены в 1782 году предположительно по проекту архитектора М. Ф. Казакова для московского генерал-губернатора З. Г. Чернышёва (1722—1784). С 1786 года здание стало домом московских губернаторов. В 1890-е годы была осуществлена перепланировка интерьеров. В 1929 году к зданию по проекту архитектора И. А. Фомина был пристроен новый корпус. Во время реконструкции Тверской улицы в 1939 году, здание было передвинуто на 13,65 м вглубь квартала. В 1943—1945 годах по проекту архитектора Д. Н. Чечулина, при участии М. В. Посохина, Н. Д. Молокова, М. Н. Боголепова и Г. М. Вульфсона, дом был надстроен двумя этажами с изменением фасада[38][21]. Одновременно с перестройкой здания вели работы по реставрации его интерьеров; потолочную живопись восстанавливали художники под руководством П. Д. Корина[39].

В здании сохранились интерьеры XVIII века, носившие представительские функции — парадные анфилады и парадная лестница.

Жилой дом (№ 15)

Дом построен в 1940 году по проекту архитектора А. Г. Мордвинова. Через арку в здании на Тверскую выходит Леонтьевский переулок. В 1943—1951 годах в доме жил маршал К. К. Рокоссовский. С 1940 по 1952 годы в доме жил певец С. Я. Лемешев. С 1940 по 1971 годы в доме жил певец народный артист СССР М. Д. Михайлов. Также в доме проживали А. Т. Твардовский, И. А. Лихачёв, А. И. Зражевский[40], А. И. Ямпольский[41], Н. Н. Шпанов[42], И. А. Федосеев[43], Я. В. Флиер[44], Г. Б. Тусузов[45]. В 1970-е годы в доме располагался книжный магазин «Дружба», в котором можно было приобрести литературу, издаваемую в социалистических странах. [21]

Жилой дом («Дом под юбкой») (№ 17)

Как и соседнее здание, жилой дом построен в 1940 году по проекту архитектора А. Г. Мордвинова. Крупная арка связывает с Тверской Большой Гнездниковский переулок. До 1958 года на угловой башенке стояла статуя «балерины» (скульптор Г. И. Мотовилов), в связи с чем здание получило обиходное название «дом под юбкой». В доме жил музыкант А. Б. Гольденвейзер, квартира которого (№ 110) является филиалом музея им. Глинки[46]. Многие годы в этом доме жил известный авиаконструктор, лауреат Сталинской премии, один из создателей истребителя ЛаГГ-3, М. И. Гудков (1904—1983); в 1950-х—1960-х годах — генерал-лейтенант, Герой Советского Союза Н. Е. Чуваков[47]. В 1970-е годы в здании работало кафе-мороженое «Север». Здесь же размещался магазин «Армения» Министерства торговли Армянской ССР.[21] В стоявшем ранее на углу с Малым Гнездниковским переулком доме прошли детские и девичьи годы актрисы В. Ф. Комиссаржевской. Здесь же жили оперный певец Л. В. Собинов (в 1909—1913)[20], актёр М. М. Штраух[48], балетмейстер Т. А. Устинова[49]. В настоящий момент на 1-м этаже размещается Мемориальный музей-мастерская С. Т. Коненкова, который является одним из филиалов петербургского Научно-исследовательского музея Российской Академии художеств[50]. С 1971 по 1993 годы в доме жил драматург и сатирик Григорий Горин, мемориальная доска в честь которого была открыта на доме 14 декабря 2012 года (скульптор Андрей Балашов и архитектор Вячеслав Бухаев)[51].

Жилой дом (№ 19)

Жилой дом построен в 1940—1949 годах по проекту архитекторов М. П. Парусникова и Г. П. Баданова. Здесь с 1949 года жил и провёл последние дни народный артист СССР А. Д. Дикий (мемориальная доска, скульптор Д. Д. Стреляев, 1957)[20][52]. В этом доме жили советский авиаконструктор, создатель многих самолётов и ракетного оружия, член-корреспондент АН СССР, дважды Герой Социалистического Труда, С. А. Лавочкин (1900—1960), Герой Советского Союза, лётчик А. П. Маресьев, художники А. И. Лактионов (мемориальная доска) и Д. А. Налбандян[33], поэт А. А. Сурков (мемориальная доска, 1986, архитектор В. В. Степанов)[53]. В советское время на первом этаже здания находилось популярное кафе «Лира».[21] Через арку в это доме на Тверскую выходит Малый Палашёвский переулок. Ранее на углу с переулком находилось здание, в котором размещались номера А. И. Соколова, где останавливался Л. Н. Толстой.[20]

Дворец Разумовских (Английский клуб) (№ 21)

См. также: Английский клуб

 памятник архитектуры, дом с двумя боковыми крыльями и ограда с двумя воротами со львами, конец XVIII — начало XIX веков.

Ансамбль здания развивался постепенно. В 1777—1780 годах была выстроена его центральная часть; в 1806—1811 годах к дому пристроено левое крыло (возможно, по проекту архитектора А. А. Менеласа). После пожара 1812 года в 1814—1817 годах была выстроена правая часть ансамбля, тогда же возведена каменная ограда со стилизованными львами над пилонами ворот (автором перестройки дворца, возможно, являлся архитектор Д. И. Жилярди[54]). В 1831—1917 годах в здании размещался Английский клуб, в 1924—1998 годах — Музей революции, с 1998 года — Государственный центральный музей современной истории России.

Английский клуб упоминается в «Былом и думах» А. И. Герцена, «Анне Карениной» Л. Н. Толстого, «Евгении Онегине» А. С. Пушкина («львы на воротах»).[21]

Другие здания и сооружения

По чётной стороне

Транспорт

Троллейбус:

№ 12 — на всём протяжении улицы в обе стороны

Автобус:

№ м1 — на всём протяжении улицы в обе стороны
№ 12 Ц — на всём протяжении улицы в обе стороны
№ Н1 и Н2 — ночные маршруты, с интервалом в 30 минут

Улица в произведениях литературы и искусства

Во времена Пушкина на Тверской стояло пять церквей. Поэт запечатлел образ Тверской в Евгении Онегине:

…Пошёл! Уже столпы заставы
Белеют; вот уж по Тверской
Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари.
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды,
Купцы, лачужки, мужики,
Бульвары, башни, казаки,
Аптеки, магазины моды,
Балконы, львы на воротах
И стая галок на крестах.

Напишите отзыв о статье "Тверская улица (Москва)"

Примечания

  1. ↑ Улицы Москвы. Старые и новые названия. Топонимический словарь-справочник / Отв. ред. Е. М. Поспелов. — М.: Издательский центр «Наука, техника, образование», 2003. — С. 291. — 336 с. — 5000 экз. — ISBN 5-9900013-1-2.
  2. ↑ 1 2 3 Тверская улица // Энциклопедия «Москва» / Под ред. С. О. Шмидта. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с.
  3. ↑ 1 2 3 Сытин П. В. Из истории московских улиц. — М.: Московский рабочий, 1958. — С. 210—218.
  4. ↑ Сытин П. В. Из истории московских улиц. — М.: Московский рабочий, 1958. — С. 413—416.
  5. ↑ Рогачев, 2015, с. 96—97.
  6. ↑ Семёнов, В. Н. Как планировать и строить Москву // Строительство Москвы. — 1932. — № 8—9.
  7. ↑ Журнал «Большевик», 1934, № 1, с. 160; № 2, указан адрес типографии
  8. ↑ Рогачев, 2015, с. 97—98.
  9. ↑ Рогачев, 2015, с. 99.
  10. ↑ [www.gazeta.ru/realty/news/2013/12/19_n_5828541.shtml Самой дорогой торговой улицей Москвы в 2013 году стал Столешников переулок]. Газета.Ru (20.12.2013). Проверено 14 июля 2014.
  11. ↑ Ринат Сагдиев, Ольга Петрова. [www.vedomosti.ru/library/library-investigation/news/5944711/hozyaeva_tverskoj Кто владеет самой дорогой улицей России]. Ведомости (13.11.2012). Проверено 25 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DDfSoNXW Архивировано из первоисточника 27 декабря 2012].
  12. ↑ [meduza.io/news/2016/06/05/meriyu-moskvy-obvinili-v-povrezhdenii-arheologicheskih-ob-ektov-pri-rekonstruktsii-tverskoy-ulitsy Мэрию Москвы обвинили в повреждении археологических объектов при реконструкции Тверской улицы] // «Хранители Наследия», 5 июня 2016.
  13. ↑ [hraniteli-nasledia.com/articles/vandalizm/arkheologicheskiy-pir-vo-vremya-chumy/ Археологический пир во время чумы] // «Хранители наследия», 5 июня 2016.
  14. ↑ [eco.mos.ru/presscenter/news/detail/3407237.html Благоустройство Тверской в рамках «Моей улицы» завершено досрочно]
  15. ↑ [www.mos.ru/news/item/17475073 Новости / Сайт Москвы]
  16. ↑ Зодчие Москвы времени эклектики, модерна и неоклассицизма (1830-е — 1917 годы): илл. биогр. словарь / Гос. науч.-исслед. музей архитектуры им. А.В.Щусева и др. — М.: КРАБиК, 1998. — С. 31. — 320 с. — ISBN 5-900395-17-0.
  17. ↑ 1 2 Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 69.
  18. ↑ 1 2 Бродский Я. Е. Москва от А до Я (Памятники истории, зодчества, скульптуры). — М.: Московский рабочий, 1994. — ISBN 5-239-01346-2.
  19. ↑ 1 2 Ларионов А., Калькаев А., Русакович А. Москва (Путеводитель). — 2-е изд. — М.: Вокруг света, 2009. — (Путеводители «Вокруг света»). — ISBN 978-5-98652-209-8.
  20. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 Трофимов В. Г. Москва. Путеводитель по районам. — М.: Московский рабочий, 1972. — С. 127—141. — 400 с. — 45 000 экз.
  21. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 Курлат Ф. Л., Соколовский Ю. Е. С путеводителем по Москве. — М.: Московский рабочий, 1975. — С. 76-96. — 456 с. — 10 000 экз.
  22. ↑ 1 2 3 4 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%F2%E2%E5%F0%F1%EA%E0%FF&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Городской реестр недвижимого культурного наследия города Москвы]. Официальный сайт Комитета по культурному наследию города Москвы. Проверено 12 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BUTZ7aBB Архивировано из первоисточника 18 октября 2012].
  23. ↑ [www.national.ru/russian/ Официальный сайт гостиницы]
  24. ↑ [www.mosproject.ru/structure/m22p2history.html Архитектурно-проектная мастерская №22]. Сайт ОАО «Моспроект». Проверено 11 декабря 2011. [www.webcitation.org/65UfLbbvP Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
  25. ↑ [ritzcarltonmoscow.ru/subs/ The Ritz-Carlton, Moscow открывает своё лицо]. Сайт гостиницы «The Ritz-Carlton, Moscow» (2006). Проверено 11 декабря 2011. [www.webcitation.org/65UfOV93T Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
  26. ↑ 1 2 3 4 5 6 Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 359.
  27. ↑ Рогачев, 2015, с. 114.
  28. ↑ Рогачев, 2015, с. 47.
  29. ↑ Рогачев, 2015, с. 117.
  30. ↑ Московская энциклопедия / С. О. Шмидт. — М.: Издательский центр «Москвоведение», 2007. — Т. I, Лица Москвы. — С. 218, 584. — 639 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-903633-01-2.
  31. ↑ Рогачев, 2015, с. 118.
  32. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9751 Трайнин Арон Наумович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
  33. ↑ 1 2 [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/memorial/?form_type=simple&SEARCH=Тверская&set_filter=Найти Реестр объектов культурного наследия]. Москомнаследие. Проверено 19 декабря 2013.
  34. ↑ Рогачев, 2015, с. 115.
  35. ↑ Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 360.
  36. ↑ Рогачев, 2015, с. 15—116.
  37. ↑ [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%F2%E2%E5%F0%F1%EA%E0%FF Реестр памятников истории и культуры]. Официальный сайт «Москомнаследия». Проверено 13 декабря 2011. [www.webcitation.org/65UfPA2Rv Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
  38. ↑ Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 362.
  39. ↑ Рогачев, 2015, с. 119—121.
  40. ↑ Московская энциклопедия / С. О. Шмидт. — М.: Издательский центр «Москвоведение», 2007. — Т. I, Лица Москвы. — С. 624. — 623 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-903633-01-2.
  41. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8170 Ямпольский Абрам Ильич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
  42. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9349 Шпанов Николай Николаевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
  43. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7754 Федосеев Иван Андреевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
  44. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7869 Флиер Яков Владимирович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
  45. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9852 Тусузов Георгий Баронович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
  46. ↑ [www.travel2moscow.com/upload/50956/block_ver08_300dpi.pdf «В гости к гениям»: Путеводитель]. — М.: Комитет по туризму и гостиничному хозяйству города Москвы, 2013. — С. 80—81. — 132 с.
  47. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7656 Чуваков Никита Емельянович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
  48. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9392 Штраух Максим Максимович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
  49. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9952 Устинова Татьяна Алексеевна]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
  50. ↑ [www.rah.ru/content/ru/section-museum_activity/section-museums/section-2010-04-06-17-03-44.html Российская Академия Художеств]
  51. ↑ [newsru.com/cinema/14dec2012/gorin.html В Москве под музыку из «Того самого Мюнхгаузена» открыли мемориальную доску Горину.]
  52. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1208 Дикий Алексей Денисович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 17 сентября 2015.
  53. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9013 Сурков Алексей Александрович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
  54. ↑ Бусева-Давыдова и др., 1997, с. 362—364.
  55. ↑ Гейдор Т., Казусь И. Стили московской архитектуры. — М.: Искусство—XXI век, 2014. — С. 388. — 616 с. — ISBN 978-5-98051-113-5.
  56. ↑ Рогачев, 2015, с. 153—156.
  57. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8101 Хромченко Соломон Маркович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 11 марта 2015.
  58. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9423 Шумская Елизавета Владимировна]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 11 марта 2015.
  59. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9353 Шпиллер Наталья Дмитриевна]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
  60. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8257 Эрдман Николай Робертович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
  61. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=1393 Дейнека Александр Александрович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 17 сентября 2015.
  62. ↑ Рогачев, 2015, с. 157.
  63. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8904 Степанова Ангелина Иосифовна]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
  64. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7636 Чистяков Михаил Николаевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
  65. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9793 Трофимов Николай Леонтьевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 13 марта 2015.
  66. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8722 Сокольский Александр Кузьмич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 15 марта 2015.
  67. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8937 Страхов Николай Михайлович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 14 марта 2015.
  68. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7417 Цаплин Дмитрий Филиппович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 11 марта 2015.
  69. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7412 Цаголов Николай Александрович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 11 марта 2015.
  70. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9171 Шевченко Фаина Васильевна]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
  71. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=8713 Соколовская Антонина Александровна]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 15 марта 2015.
  72. ↑ Архитектура Москвы 1910—1935 гг. / Комеч А. И., Броновицкая А. Ю., Броновицкая Н. Н. — М.: Искусство — XXI век, 2012. — С. 213. — 356 с. — (Памятники архитектуры Москвы). — 2500 экз. — ISBN 978-5-98051-101-2.
  73. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=2075 Васильев Петр Васильевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 7 марта 2015.
  74. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7490 Чаковский Александр Борисович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 10 марта 2015.
  75. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=7557 Чёрная Ляля]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 10 марта 2015.
  76. ↑ Рогачев, 2015, с. 127.
  77. ↑ Московская энциклопедия / С. О. Шмидт. — М.: Издательский центр «Москвоведение», 2007. — Т. I, Лица Москвы. — С. 23. — 639 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-5-903633-01-2.
  78. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=9281 Шишков Вячеслав Яковлевич]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 12 марта 2015.
  79. ↑ Нащокина М. В. Московский модерн. — 2-е изд. — М.: Жираф, 2005. — С. 266. — 560 с. — 2500 экз. — ISBN 5-89832-042-3.
  80. ↑ [mosenc.ru/encyclopedia?task=core.view&id=10164 Щербаков Борис Валентинович]. Лица Москвы. Московская энциклопедия. Проверено 9 марта 2015.
  81. ↑ Рогачев, 2015, с. 125.
  82. ↑ Нащокина М. В. Московский модерн. — 2-е изд. — М.: Жираф, 2005. — С. 447—449. — 560 с. — 2500 экз. — ISBN 5-89832-042-3.
  83. ↑ Рогачев, 2015, с. 147.
  84. ↑ Рогачев, 2015, с. 148.
  85. ↑ Рогачев, 2015, с. 149.
  86. ↑ Длугач В. Л., Португалов П. А. Осмотр Москвы. Путеводитель. — 2-е. — М.: Московский рабочий, 1938. — С. 76. — 267 с.
  87. ↑ Рогачев, 2015, с. 151.
  88. ↑ Хранитель. Алексей Ильич Комеч и судьбы русской архитектуры / Самовер Н.. — М.: Искусство — XXI век, 2009. — С. 158. — 383 с. — 1100 экз. — ISBN 978-5-980-51-060-2.

Литература

Исторические путеводители

Портал «Москва»
Проект «Москва»
  • Федосюк Ю. А. Москва в кольце Садовых. — М.: АСТ, 2009. — С. 140-151. — 446 с. — ISBN 978-5-17-057365-3.
  • Васькин А. А. От Тверской до улицы Горького и обратно по старой Москве. — М., 2006. — С. 10-155. — 325 с. — ISBN 5-364-00200-4.
  • Сытин П. В. По старой и новой Москве. — М.: ДЕТГИЗ, 1947. — 236 с.
  • Сытин П. В. Из истории московских улиц. — 3-е изд. — М.: Московский рабочий, 1958. — 844 с.

Издания по архитектуре и градостроительству

Ссылки

Видео
  •  [youtube.com/watch?v=VEtyCvpKnBc Тверская улица в 1896 г. Кинохроника из сборника "The Lumière Brothers' First Films" Бертрана Тавернье, 00:01:02]

Отрывок, характеризующий Тверская улица (Москва)

– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Тверская_улица_(Москва)&oldid=81644066»