Улица Ильинка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ильи́нка
Москва

Церковь Николы Большой Крест и Ильинские ворота
Общая информация
Страна

Россия

Город

Москва

Округ

ЦАО

Район

Тверской

Протяжённость

0,55 км

Ближайшие станции метро

Китай-Город, Площадь Революции

Почтовый индекс

109097 (№ 9), 103132 (№ 21—23 и 8—14), 109012 (№ 3/8, 5/2 и 4, 6), 109289 (7/3 — Верховный суд), 103070 (№ 13, 15)

Номера телефонов

+7 (495) XXX----

[www.openstreetmap.org/?lat=55.75500&lon=37.62611&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/?ll=37.62611%2C55.75500&spn=0.15381%2C0.080341&z=16&l=map на Яндекс.Картах]
Координаты: 55°45′18″ с. ш. 37°37′34″ в. д. / 55.75500° с. ш. 37.62611° в. д. / 55.75500; 37.62611 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.75500&mlon=37.62611&zoom=12 (O)] (Я)Улица ИльинкаУлица Ильинка

Улица Ильи́нка (в XIV—XV вв. — улица Дми́тровка, 19351990 — улица Куйбышева) — улица в Центральном административном округе города Москвы, на территории Китай-города. Одна из старейших улиц Москвы. Проходит от Красной площади до площади Ильинских Ворот, лежит между Никольской улицей и Варваркой. Нумерация домов ведётся от Красной площади.





Название

Название XVI века, дано по Ильинскому мужскому монастырю (Ильинский на Торговище, на Дмитровке, на Крестце, на Новгородском подворье, у палат новгородского митрополита, у двора Гостиного, что в Ветошном ряду; первое упоминание в московской берестяной грамоте № 3, датируемой концом XIV в. и найденной в 2007 г.), с каменной церковью Ильи Пророка (заложена в 1519, существует поныне, ныне № 3). Ранее улица называлась Дмитровкой по стоявшей на перекрёстке (на крестце) церкви Дмитрия Солунского (на месте Биржи; впервые упомянута в 1472 г, снесена в 1790). В ночь на 17 мая 1606 г. набатом от соборной церкви монастыря был дан сигнал к восстанию, жертвой которого пал Лжедмитрий I. Монастырь был упразднён после пожара 1626 г., после чего церковь стала приходской.

В 1935 году, после смерти видного коммунистического функционера В. В. Куйбышева улицу наименовали улицей Куйбышева; историческое название возвращено в 1990 г.

История

Ранняя история

В XV веке Дмитриевка-Ильинка начиналась непосредственно от Фроловских (Спасских) ворот Кремля и шла до современного Большого Черкасского переулка, по линии которого в 1394 г. был проложен оборонительный ров. Поэтому находившаяся в конце улицы церковь Николы «Большой Крест», впоследствии главная святыня Ильинки (снесена в 1934 г., ныне на её месте газон у дома № 17), упоминается в Степенной книге середины XVI века как стоящая «вне града».

В конце XV в. начало улицы было снесено с организацией Красной площади, но эта потеря была компенсирована продлением улицы в 1534—1538 г. с постройкой Китайгородской стены, когда в состав улицы вошёл район церкви Николы. Соответствующие ворота Китай-города получили название Ильинских.

XVI—XVII века

Ильинка начиналась в районе, известном как «Торговище». Гостиные дворы упоминаются уже в духовной грамоте Ивана III; после пожара 1547 г. Иван Грозный возвёл на месте торга на Красной площади гостиный двор с деревянными лавками и переселил в Китай-город купцов со всей Москвы; в 1595 г. деревянные лавки были заменены каменными; в 1641 Михаил Фёдорович, а в 1664 Алексей Михайлович построили рядом ещё два каменных гостиных двора. Эти гостиные дворы насчитывали 200 рядов и 4 тысячи лавок; на их месте, в 17901810 по проекту Джакомо Кваренги был сооружён современный, грандиозный по тем временам Гостиный двор.

Значительные площади на Ильинке были розданы монастырям под подворья, так что в XVII веке на улице были: Новгородское подворье (дом № 3), Троицкое (№ 5), Иосифовское (№ 7), Алексеевское, Воскресенское. Между церковью Дмитрия Солунского и современным Никольским переулком был Посольский двор, где останавливались приезжавшие в Москву послы, в связи с чем переулок тогда носил имя Посольской улицы. В 1680 г. купцы Филатьевы построили каменное здание церкви Николы Большой Крест, причём подклет её использовали для хранения своих товаров. За церковью, в самом конце улицы, находился большой двор князя Барятинского.

При Алексее Михайловиче во второй половине XVII века по имени Ильинской улицы Троицкие ворота в месте её выхода к Китайгородской стене были переименованы в Ильинские.

XVIII — начало XIX вв.

В 1717 г., в пустующем Посольском подворье была устроена мануфактура Толстого, Шафирова и Апраксина. Подворье сгорело во время большого пожара 1737 года. Возможно, после запустения подворья появилась пословица «Здесь прежде жили царские послы, а ныне мы ослы»[1].

В Екатерининскую эпоху Ильинка была благоустроена: в 1782 г. Иван Старов спроектировал современную Биржевую площадь, получившую тогда название Карунинской (по дому и латунной фабрике купца Карунина); в 17851786 гг. на Ильинке были построены «великолепные с огромною архитектурою обывательские дома, имеющие под собой лавки, число коих простирается до 60, и во всех почти торгуют галантереею, придавая сей части города немалые красоты». Строится новый Гостиный двор. Улица выгорела в 1812 г., при том старые здания торговых рядов ещё и были разрушены от взрыва заложенной в Кремле мины. На их месте были выстроены новые, ампирные, по проекту Осипа Бове. В 1839 г. на месте снесённой церкви Дмитрия Солунского было построено здание Биржи, заменённое в 1875 г. современным.

Конец XIX — начало XX веков

В пореформенную эпоху Ильинка окончательно превратилась в главную деловую улицу Москвы — центр финансовой жизни и оптовой торговли. Строится новое здание Биржи. Перестраиваются в соответствии с современными требованиями торговые ряды и монастырские подворья. Из комплекса зданий Общества Теплых Рядов (архитектор Александр Никитин), окружающего церковь Ильи, основное было построено в 1865 году; в 1893 году Александр Померанцев строит современное здание Верхних Торговых рядов (ГУМ), а несколько раньше, в 1891 году, Роман Клейн строит с противоположной стороны улицы здание Средних торговых рядов, которые, в отличие от Верхних, предназначались для оптовой торговли. В 1875 г. Троице-Сергиева лавра перестроила своё подворье (№ 5), воздвигнув пятиэтажный доходный дом с башенкой, долгое время остававшийся самым большим гражданским зданием Москвы. Сдача внаём помещений подворья приносила монастырю большие доходы. В частности, на втором этаже подворья располагался Новотроицкий трактир, излюбленное место встреч купцов и биржевиков (упоминается в комедии Островского «Бешеные деньги»). Примеру троицких монахов последовали иосифо-волоцкие, в 1883 г. также построившие пятиэтажное здание Иосифовского подворья (№ 7) в русско-византийском стиле (архитектор Александр Каминский; ныне здание Верховного суда РФ).

Улица застраивается зданиями крупнейших в России банков: Волжско-Камского коммерческого банка (№ 8, 1890 г., архитектор Борис Фрейденберг), Петербургского международного коммерческого банка (№ 9, 1910, архитектор А. Э. Эрихсон; ныне Министерство финансов РФ), Азовско-Донского банка (№ 9, строение 2, 1912 г., архитектор A. Н. Зелигсон), Московского торгового банка (№ 10, 1882, архитектор Борис Фрейденберг), Русского внешнеторгового и Сибирского банков (№ 12, начало XX в., архитектор Роман Клейн; впоследствии архив ЦК КПСС, ныне — Росархив и Государственный архив новейшей истории), Московского купеческого банка (№ 14, 1894 г., архитектор Борис Фрейденберг). В конце улицы выделяется башенкой с часами комплекс Северного страхового общества, ныне представительства (до 2009 г.) Конституционного суда РФ (№ 21-25, архитекторы Иван Рерберг и Вячеслав Олтаржевский; все 1911 г.).

Советская и постсоветская эпоха

В годы советской власти здания Ильинки были заняты под учреждения (в частности, в Средних торговых рядах с 1918 г. располагался Реввоенсовет). Здания в конце улицы, включая здание Северного страхового общества, вошли в комплекс ЦК КПСС. В церкви Ильи Пророка, лишённой куполов, также размещались различные мастерские и учреждения. В 1990-е годы храм возвращён Русской православной церкви, с 1995 года в нём возобновлено богослужение. Между 1996 и 2007 г. под видом «реконструкции» был фактически снесен комплекс Теплых рядов, причём заказчиком работ являлась фирма «Интеко», возглавляемая женой мэра Москвы Ю. М. Лужкова Еленой Батуриной[2], которая предполагает построить на месте комплекса отель[3].

Примечательные здания и сооружения

По нечётной стороне:

  • № 1/3/2 — Верхние торговые ряды (1890—1893, архитектор А. Н. Померанцев, инженеры В. Г. Шухов и А. Ф. Лолейт), объект культурного наследия федерального значения. Сейчас — Главный универсальный магазин.
  • № 3/8, стр. 2, 3, 4 — Тёплые торговые ряды (в основе стр. 2 — здание Новгородского архиерейского подворья XVII—XVIII вв.) (1864—1869, архитектор А. С. Никитин), выявленный объект культурного наследия[4]. Одно из строений — храм Илии Пророка (основан в мае 1519 г., арх. Клим Ужило)[5].
  • № 5/2, стр. 1 — Доходный дом подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры («Троицкое подворье») (2-я пол. XVIII в., 1874—1879, архитектор П. П. Скоморошенко), объект культурного наследия регионального значения[4][6].
  • № 7/3 — Доходный дом Иосифо-Волоколамского подворья (1882—1891, архитектор А. С. Каминский), ценный градоформирующий объект[4][6].
  • № 9 — Азовско-Донской банк (1880-е; 1912—1914, архитектор А. Н. Зелигсон)[4]
  • № 9, стр. 1 — Здание Петербургского международного коммерческого банка (1910—1911, арх. А. Э. Эрихсон)[4] Здание представляет собой интересный пример московского неоклассицизма, в котором отразилось зарождение новых тенденций в архитектуре XX века — конструктивизма и функционализма[6].
  • № 11/10, стр. 1 — Здание акционерного общества «Аркос» (1928, архитектор В. М. Маят). Здание является объектом культурного наследия регионального значения[4].
  • № 13/19 — Доходный дом Г. П. Шелапутина (Дом Моссовнархоза) (1905—1906, архитектор П. П. Щёкотов; надстроен с изменением фасада в 1926 году инженерами Г. Д. Зиновьевым и А. Ф. Лолейтом), ценный градоформирующий объект[4][6].
  • № 15 — Доходный дом Иосифо-Волоколамского монастыря (1875, архитектор А. С. Каминский; 1909), ценный градоформирующий объект[4]
  • № 21-23 — Здание Северного страхового общества.

По чётной стороне:

Исторические фотографии

Напишите отзыв о статье "Улица Ильинка"

Примечания

  1. Осёл (животн.) // В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. — 1863—1866. (комментарий автора: о посольском подворье в Москве)
  2. Андрей Мальгин [www.compromat.ru/main/luzhkov/tepltorgryady.htm Снос «Теплых торговых рядов»] // Компромат. Ru
    Рустам Рахматуллин [www.archi.ru/events/news/news_current_press.html?nid=2569&fl=1&sl=1 На руинах Теплых рядов все горячее] // Известия, 05.09.2006
    Александр Можаев [www.archnadzor.ru/?p=516 ГАРАЖЪ как предчувствие] // Архнадзор
    [rusmoscow.awardspace.info/index.php?newsid=40]
    [analytics.ex.ru/cgi-bin/txtnscr.pl?node=674&txt=1259&lang=1&sh=1]
  3. Виктория Волошина [art.thelib.ru/business/real/bn/inteko_postroit_otel_na_meste_teplih_ryadov.html «Интеко» построит отель на месте «Теплых рядов»]
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 [reestr.answerpro.ru/monument/?page=0&search=%E8%EB%FC%E8%ED%EA%E0&Submit=%CD%E0%E9%F2%E8 Городской реестр недвижимого культурного наследия города Москвы]. Официальный сайт Комитета по культурному наследию города Москвы. Проверено 14 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BV6p2G5T Архивировано из первоисточника 18 октября 2012].
  5. [video.yandex.ru/users/kalinovca/view/297/ Алексей Светозарский. Ильинка (видеолекция)]
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 Москва: Архитектурный путеводитель / И. Л. Бусева-Давыдова, М. В. Нащокина, М. И. Астафьева-Длугач. — М.: Стройиздат, 1997. — С. 35-39. — 512 с. — ISBN 5-274-01624-3.

Литература

Ссылки

  • [maps.yandex.ru Карты Яндекс] — [maps.yandex.ru/map.xml?mapID=1&size=1&scale=9&mapX=8034&mapY=9804&act=5&mapWidth=960&distance=1230,-6250;950,-6450;780,-7010;950,-7230;1340,-7410;1840,-7600;2360,-7800;3090,-8110&tool=grab Улица Ильинка]
  • [maps.google.com Google Maps] — [maps.google.com/maps?q=Moscow&t=h&hl=en&om=1&ie=UTF8&z=16&ll=55.754796,37.625427&spn=0.005241,0.016844 Улица Ильинка]
  • [moscow.gramota.ru/nam03.shtml Грамота.ru]

Отрывок, характеризующий Улица Ильинка

Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.