Улица Пикк
Поделись знанием:
Координаты: 59°26′23″ с. ш. 24°44′49″ в. д. / 59.43972° с. ш. 24.74694° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.43972&mlon=24.74694&zoom=12 (O)] (Я)
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
| Улица Пикк Таллин | |
| Pikk tänav | |
 | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна |
Эстония |
| Город | |
| Район | |
| Микрорайон | |
| Протяжённость |
753 м |
| [wikimapia.org/#lang=ru&lat=59.440341&lon=24.749172&z=16&m=b на Wikimapia] | |
Улица Пикк (эст. Pikk tänav, «Длинная улица») — одна из самых длинных улиц Старого Таллина (Эстония). Улица Пикк начинается у надвратной башни Пикк-Ялг, являясь продолжением улицы Пикк-Ялг. Далее улица Пикк ведёт в северо-восточном направлении сквозь Нижний город до Больших морских ворот с пристроенной к ним «Толстой Маргаритой», где на пересечении с оживленной улицей Rannamäe tee переходит в Suur Rannavärav. Общая протяженность улицы составляет 753 м.
Название
Первое упоминание об улице и строениях, находившихся на ней, относится к 1362 году. В то время улица называлась н.-нем. Strantstrate («дорога на побережье»). Затем в архивных документах, составленных на латыни, встречались наименования: лат. longa rega, platea stagnalis и longa platea («длинная улица») в период 1367—1377. Горожане использовали названия н.-нем. longa strate или lange strate — «длинная улица/дорога».[1]
Этот вариант закрепился в обороте, найдя отражение в более поздней формe нем. Langstraße (около 1732 года), наряду с которой в ходу были эстонские Ranna tänav, Pikk, Mere tänav и Pitk ulits, a также русская форма, слегка искаженная, Питк.
Официальными названиями в начале XX века были: нем. Langstraße, эст. Pikk и Морская улицa (1907), чуть позже — Длинная улицa (1920)[1]
История
Как показывают старые названия этой улицы, в Средние века она была важной дорогой, соединявшей гавань с центром города, поэтому многие здания на улице являлись амбарами. Некоторые из них сохранили свой первоначальный вид до наших дней.
Здания
Всего на улице Пикк расположились 73 здания, многие из которых являются историческими постройками. На улице также находятся иностранные посольства, рестораны и магазины.
| Номер дома | Изображение | Описание |
|---|---|---|
| № 2 |  |
Четырёхэтажное каменное здание по проекту Артура Перна было построено в 1921—1923 годах для коммерческого издательства. Сейчас в здании находится Департамент охраны памятников истории и культуры. |
| № 3 | Паб Muia Pubi. | |
| № 4, 6, 8 |  |
Три здания, объединенные под одной крышей, были построены в 1920 году по проекту Эрнста Густава Кюнерти. На нижнем этаже находится магазин, на верхних — бюро. |
| № 7 |  |
(На фото вид на улицу Пикк с улицы Кинга, здания 7, 5, 3, 1)
Дом 7 был построен в XIV—XV веках. В 1820 году здание было перестроено, в 1976 году восстановлено после пожара. Сейчас используется в коммерческих целях. |
| № 9—15 | |
(На фото с левой стороны: здания 14, 12, 10; с правой: 15, 13, 11, 9) Первое упоминание о длинном здании под номером 15 относится к XV веку. Первоначально здание было выполнено в типичном для средневекового города стиле diele-dornse, при котором у входа с улицы располагалось просторное светлое помещение (diele), а в глубину двора выходило единственное отапливаемое жилое помещение (dornse). Дом был перестроен в XVIII—XIX веках, в 1891 году Эрвином Бернхардом. Современный облик здание приобрело при перестройке в 1898 году архитектором Константином Вилькени. |
| № 16 |  |
 Средневековые постройки в этой части улицы находят упоминание в 1412 году.[2]Дом, стоявший на месте нынешнего Nº16, находился c 1806 года во владении кондитеров и был в те времена небольшим двухэтажным зданием. Сменилось несколько владельцев, пока в 1864 г. его не приобрел нарвский кондитер Георг Йоханн Штуде. В 1876 году он также купил соседний дом на углу Пикк и улицы Пюхавайму и, по проекту архитектора Николая Тамма (старшего), на месте этих двух зданий был построен новый дом. В нём расположились пекарня, кондитерская мастерская, магазин, кафе и квартира владельца на верхнем этаже.[3] Ныне здесь по-прежнему работает кафе-кондитерская Maiasmokk («Лакомка»). В послевоенные годы заведение также пользовалось большой популярностью у горожан. |
| № 17 |  |
В бывшем здании Большой гильдии, построенном между 1407 и 1417 годами, сейчас располагается Эстонский исторический музей. |
| № 18 |  |
Дом «У дракона» — здание в стиле ар-нуво, построенное по проекту Жака Розенбаума в 1910 году. |
| № 19 |  |
Трёхэтажный особняк был построен в конце XVIII века для Фридриха фон Деллигсхаузена. В советское время в нём обосновался МВД и отдел Правительственной связи КГБ Эстонской ССР. С 1991 года в здании располагается Посольство Российской Федерации в Эстонской республике. |
| № 20 |  |
Здание впервые упоминается в 1326 году. В 1406 году Гильдия Св. Кнуда приобрела здание, к нему в конце века было присоединено соседнее. В начале XIX века гильдия приобрела третье здание, а в 1863—1864 годах все три здания получили новый общий фасад (архитекторы М Егорьев, Ф Кордес). На фасаде находятся фигуры Кнуда и Мартина Лютера. В 1919—1932 году в здании располагался Таллинский техникум. В 1933—1940 годах в здании разместилась Эстонская торгово-промышленная палата, с 1940 года — КГБ. В данное время здание вновь принадлежит Гильдии Св. Кнуда. |
| № 21 | Дом построен в 1910 году Артуром вон Гойнинген-Гюне. | |
| № 23, 25 |  |
Постройка 1908—1909 года в стиле ар-нуво от Жака Розенбаума. |
| № 24 |  |
С XIV века на этом месте находилась ремесленническая Гильдия Св. Олава. Несколько веков позже часть здания была выкуплена братством Черноголовых. В 1679 году здание было сильно поврежденo во время пожара. |
| № 26 |  |
Построенный в 1531—1532 годах дом Черноголовых является единственным из сохранившихся образцов архитектуры эпохи Возрождения в Таллине. Братство Черноголовых объединяло неженатых немецких торговцев на территории Ливонии и просуществовало в Таллине с начала XV века до 1940 года. В советский период в здании был филиал ДК им. Я.Томпа и библиотека. |
| № 28 |  |
Здание, сооруженное в 1670-х годах (архитектор Г. Форберг), является одним из наиболее великолепных дворцов, построенных в Таллине в период правления шведами. От первого владельца Акселя фон Розена дом перешел в наследство его младшему сыну Бенгту Густаву фон Розен, который в свою очередь завещал дом дочери. В XVIII веке особняк был продан русскому вице-адмиралу А. И. Полянскому. Сегодня в здании находится посольство Швеции в Эстонии. |
| № 29 | Купеческий дом, упоминается в исторических документах XV века и был сооружен, вероятно, после 1433 г. Типичное строение diele-dornse из тёсанного известняка, задняя часть dornse выходила во внутренний двор, окруженный зданиями соседних улиц (Хобусепеа и Лай). Во второй половине XVIII в. был перестроен в трёхэтажное жилище. С 2009 года в здании действует гостиничный комплекс «Meriton Old Town Garden Hotel». | |
| № 29A |  |
|
| № 30 |  |
Типичное для позднего Средневековья купеческое жилище в 1834 году было перестроено по проекту архитектора Шелбаха в стиле классицизма. В 1920-х годах шестистворчатые окна первого этажа были заменены большой витриной. С домом образует общий архитектурный ансамбль находящееся рядом здание.
В конце 1990-х годов была проведена капитальная реконструкция, в ходе которой восстанавливались конструктивные и художественные элементы интерьера и фасада. Реставраторы выявили и оставили открытыми несколько исторически ценных архитектурных деталей фасада.[4] |
| № 34A |  |
Небольшая башня на Зеленом рынке на развилке улиц Пикк и Олевимяги является православной часовней. В конце XIX века, после ликвидации рынков в черте города, в Новом сквере Николаем Таммом и Николаем Херасковым была построена в честь русского императора Николая II часовня в стиле «северного модерна», освященная 18 октября 1909 года. Часовня чудом уцелела в советский период, когда её использовали то в качестве телефонной будки, то подсобного помещения для дворницкого инвентаря. В сентябре 2009 года мэрия Таллина бесплатно передала часовню приходу таллиннского собора Александра Невского.[5] |
| № 40 | В советское время в шестиэтажном здании находились издательства многих газет, например, «Советский учитель», «Советская школа», «Советская Эстония». | |
| № 58 | В Эстонской ССР в здании располагались редакции газет «Õhtuleht» и «Красная звезда». | |
| № 59 |  |
Здание на улице Пикк 59/улице Лай 44/улице Пагари 1 было признано в 2010 году историческим памятником и отреставрировано. |
| № 61 |  |
Министерство внутренних дел Эстонии. |
| № 65 |  |
Церковь Святого Олафа. |
| № 69 |  |
Исторический памятник как образец средневекового здания типа diele-dornse.[6] |
| № 70 |  |
«Толстая Маргарита» — бывшая орудийная башня Таллинской городской стены, ныне Морской музей Эстонии. Башня была пристроена к Большим морским воротам, под которыми проходит улица Пикк. |
| № 71 |  |
«Три сестры» — архитектурный ансамбль XIV века, ныне фешенебельная гостиница. Первое упоминание о трёх типичных купеческих домах на улице Пикк датируется 1362 годом. Авторство зданий приписывается Хинрику Свальбергу[7] |
| № 73 |  |
Участок земли был приобретен консулом Андреасом Кохом в 1842 году. В начале XX века на участке была построена вилла Коха, однако уже в 1930-х годах дом перешел в руки новых владельцев. В советское время в вилле обосновались редакции печатных изданий «Советская женщина», «Пионер», «Юность» и др. С 2004 года в здании находится Центр эстонской детской литературы. |
Улица в кинематографе
- На улице были сняты сцены фильма «Собака Баскервилей»[8] и ряд эпизодов фильма «Обнаженная в шляпе» (Игорь становится свидетелем «криминальной разборки» на этой улице)[9]. Из арки д. 55 выходит на улицу капитан Пауль Кригер (Олег Даль) во второй серии фильма «Вариант Омега».
Напишите отзыв о статье "Улица Пикк"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.eki.ee/cgi-bin/mkn8.cgi?form=ee&lang=et&kohanimi=96005882&f2v=Y&f3v=Y&nimeliik=u&maakond=HR&vald=Tln&kihelkond=&asum=&f10v=Y&x1d=&x1m=&x1s=&x2d=&x2m=&x2s=&y1d=&y1m=&y1s=&y2d=&y2m=&y2s=&f14v=Y&of=tb База данных EKI, Эст. Институт Языка]
- ↑ [register.muinas.ee/?menuID=monument&action=view&id=8518 Госрегистр памятников культуры ЭР] (на эст.)
- ↑ [www.kalev.eu/ru/kafe/istorija История «Maiasmokk»]
- ↑ [register.muinas.ee/?menuID=monument&action=view&id=8520 Госрегистр памятников культуры ЭР] (на эст.)
- ↑ [tallinn.cold-time.com/2009/09/20/%D1%87%D0%B0%D1%81%D0%BE%D0%B2%D0%BD%D1%8F-%D0%BD%D0%B0-%D0%B7%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%BE%D0%BC-%D1%80%D1%8B%D0%BD%D0%BA%D0%B5-%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B0/ Часовня на Зеленом рынке Таллина]
- ↑ Eesti arhitektuur I. Üldkoostaja V. Raam. Tln., 1993
- ↑ В. Я. Вага Памятники архитектуры Эстонии. Л.: Стройиздат, 1980
- ↑ [www.221b.ru/geoPart6.htm Контора Батлера]
- ↑ [www.kinomania.ru/film/442898/trailers/31213/ Эпизод из фильма]
Ссылки
- [wikimapia.org/street/89697/Pikk Улица Пикк] на wikimapia
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Улица Пикк
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
