Улица Ползунова (Барнаул)
| Улица Ползунова Барнаул | |
 Улица Ползунова. Вид в сторону Демидовской площади. | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Город | |
| Район | |
| Протяжённость |
2,7 км |
| Прежние названия |
Петропавловская, Набережная, Республики |
Улица Ползунова — старейшая улица Барнаула.
Расположена в исторической части Центрального района города. Начинается от улицы Промышленной и проходит в юго-западном направлении до Революционного переулка. Протяженность — 2,7 км. Ширина — от 3 до 10 метров. Трамвайные пути проложены от Социалистического до Красноармейского проспектов.
Своё современное название улица получила в честь изобретателя первой паровой машины Ивана Ползунова в 1947 году, а до этого носила названия Петропавловской, Набережной и Республики. Улица появилась практически сразу после основания Барнаульского сереброплавильного завода в 1730—1740-х годах, и упоминания о ней содержатся на планах Барнаула 1748 и 1752 годов.
Содержание
История
Изначально улица Ползунова носила название Петропавловской линии в честь располагавшейся на ней первой городской церкви, построенной в 1748 году. Сереброплавильный завод, который положил начало Барнаулу, находился в южной оконечности улицы рядом со зданием бывшего инструментального магазина, в котором хранился заводской арсенал, казна и материалы. По адресу ул. Ползунова 49 располагалась Канцелярия Колывано-Воскресенских заводов, построенная в 1760-е годы на месте Демидовской заводской конторы (её снесло наводнением в 1793 году), в которой работал Иван Ползунов. Дом № 56 по улице Ползунова — бывшая усадьба А. А. Лесневского, начальника чертежной мастерской Алтайского округа.
Декоративные портики высокой кирпичной ограды, оформлявшие когда-то въезд во двор Барнаульского сереброплавильного завода, были возведены архитектором Я. Поповым в конце 1820-х годов по образцу портиков ограды Аничкова дворца в Санкт-Петербурге.[1] Широкие разрывы между зданиями заводской конторы, архива и Главной чертёжной Колывано-Воскресенских заводов заполнены глухими каменными оградами с двухколонными портиками, объединяющими три здания в единую сложную композицию с центральной и боковыми осями симметрии. Кроме устройства оград также было перестроено здание архива. В 1844—1848 годах на противоположной стороне этой улицы построено здание Главной химической лаборатории и реконструировано здание аптеки. Все эти здания имели компактные объёмы, симметричные фасады, решенные в одном стиле. В результате этой реконструкции Петропавловская улица получила законченное архитектурное решение.
Нынешнее здание краевой филармонии, бывший «Народный дом» — на Ползунова, 35 — памятник классицизма в русском стиле. В начале XX века здесь находился драматический театр. Напротив филармонии расположен краеведческий музей — бывшая химическая золотосплавочная лаборатория, переданная под хранение экспонатов музея в 1913 году. В районе Социалистического проспекта улица Ползунова пересекает площадь Свободы, которая до революции носила название Соборной (в честь Петропавловского собора). Напротив площади — парк культуры и отдыха Центрального района, созданный на месте «аптекарского сада» (основан в середине XVIII века). Здесь же, на площади, сохранилось более чем двухсотлетнее здание Горной аптеки (архитектор А. И. Молчанов).
После революции 1917 года и Гражданской войны Петропавловская линия была переименована в улицу Республики. Продолжением её на берегу бывшего заводского пруда являлась Набережная улица, переименованная в 1947 году в честь Ивана Ползунова, который построил в XVIII веке паровую машину на берегу того же пруда. В 1963 году эти две улицы были объединены в одну под общим названием — улица Ползунова.
См. также
Напишите отзыв о статье "Улица Ползунова (Барнаул)"
Примечания
- ↑ [www.ap.altairegion.ru/241-02/1r0.html Газета «Алтайская правда». Барнаул архитектурный. 12 сентября, 2002 года.]
Литература
- Барнаул: Энциклопедия / Под редакцией [www.humanities.edu.ru/db/msg/60236 Скубневского В.А.]. — Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та, 2000. — ISBN 5-7904-0140-6.
- Под редакцией Ревякина В. С. Барнаул. Научно-справочный атлас. — 2-е, испр.. — Новосибирск: ФГУП «ПО Инжгеодезия» Роскартографии, 2007. — 102 с.
Отрывок, характеризующий Улица Ползунова (Барнаул)
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
