Улица Профессора Попова
Улица Профессора Попова Санкт-Петербург | ||
Общая информация | ||
---|---|---|
Район города | Петроградский | |
Исторический район | Петроградская сторона | |
Прежние названия | Песочная улица | |
Протяжённость | ≈2500 м | |
Ближайшие станции метро | Петроградская | |
Почтовый индекс | 197022 | |
улица Профессора Попова у пересечения с Вяземским переулком | ||
[www.openstreetmap.org/?lat=59.971159&lon=30.309059&zoom=15&layers=M на карте OpenStreetMap] | ||
[maps.yandex.ru/-/CBHu7B3D на карте Яндекс] | ||
[maps.google.com/maps?ll=59.97111,30.30917&q=59.97111,30.30917&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на карте Google] | ||
Улица Профессора Попова на Викискладе |
Улица Профессора Попо́ва — улица в Петроградском районе Санкт-Петербурга, на Аптекарском острове, проходящая от Песочной до Аптекарской набережной.
Содержание
Название
С 1810-х годов магистраль носила название Песочный проспект, с середины XIX века — Песочная улица. В августе 1940 года она получила название улица Профессора Попова — в честь профессора А. С. Попова, который с 1901 года до своей смерти в 1906 году жил в здании Электротехнического института на этой улице.
История
Прокладка улицы началась в конце XVIII — начале XIX века. Первоначально она шла от Аптекарского проспекта до современного Вяземского переулка, в 1860-х годах её продлили до Аптекарской набережной, в 1911 году — до Барочной улицы. Последний участок до Песочной набережной проложен в 1960-х годах.
Здания и достопримечательности
Основная застройка улицы проходила в конце XIX — начале XX века.
От Аптекарской набережной до проспекта Медиков
- Дом № 2 — жилой дом служащих Императорского Ботанического сада (1912—1914, арх. А. И. Дитрих). В 1913—1945 годах здесь жил и работал выдающийся русский ботаник, академик В. Л. Комаров. Объект культурного наследия РФ № 7810392008
- Дом № 2 корп. 14 — Оранжерея № 12 Императорского ботанического сада (1903—1906, архитектор Г. И. Люцедарский) Объект культурного наследия РФ № 7810392014
- Дом № 3 — учебный корпус Электротехнического университета (1970).
- Дом № 4 — особняк Я. И. Трусевича. Здание в стиле модерн (1911—1912, арх. А. А. Оль). В 1919 году в доме открылся первый в России химико-фармацевтический институт. В 1932—1977 годах в доме проживал географ С. И. Калесник, в 1941 году — поэтесса В. М. Инбер.
- Дом № 5 — здание Электротехнического университета (1899—1903, арх. А. Н. Векшинский). Здесь работали известные российские учёные и инженеры: А. С. Попов, А. И. Берг, П. Д. Войнаровский, В. П. Вологдин, Г. О. Графтио, В. В. Дмитриев, А. А. Шапошников, М. А. Шателен, И. В. Бренёв, Я. М. Гаккель, А. Ф. Шорин. (региональный)
- Дом № 6 — здание Полиграфмаша (1920-е, арх. Н. Е. Лансере). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом № 7 — доходный дом (1913, арх. Г. Я. Гевирц).
- Дом № 9 — бывшее здание лечебницы А. Г. Конасевича для нервных и душевнобольных (1903—1904, арх. С. И. Андреев; 1912, М. Ф. Ланге). Ныне в здании находится НИИ детских инфекций. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом № 15/17 — НИИ гриппа.
От проспекта Медиков до Каменноостровского проспекта
- Дом № 10 — особняк В. О. Михневича или дом Матюшина. Дом пострен в середине XIX века для купца Балашова. В 1891 году его купил уже у купца Алонкина журналист В. О. Михневич. В 1894 году дом был перестроен. В 1904 году Михневич завещал свой дом Обществу для пособий нуждающимся литераторам и учёным (Литературному фонду). В 1910—1920-е годы дом стал своеобразной штаб-квартирой русских футуристов. Здесь бывали К. Малевич, П. Филонов и др., здесь же жили и работали В. В. Маяковский и В. Хлебников. В 1912—1923 годах в доме жил живописец, скрипач и композитор М. В. Матюшин, в 1942—1944 годах — писатель В. В. Вишневский. В 1990 году дом сгорел и затем был отстроен заново. В апреле 2004 года было принято решение открыть в доме Матюшина Музей петербургского авангарда — филиал Музея истории Санкт-Петербурга.[2][3]
- Дом № 12 — доходный дом в стиле модерн (1908, арх. Г. В. Войневич).
- Дом № 14 — основное административное здание и лекционные аудитории Санкт-Петербургской государственной химико-фармацевтической академии.
- Дом № 20 — бывший корпус мебельно-столярной фабрики Ф. А. Мельцера (1902, арх. Э. Ф. Мельцер). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дома № 22 и 22а (Каменноостровский проспект, д. № 53) — доходный дом А. А. Каплуна (1910, арх. С. Г. Гингер). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом № 23 — Музей истории фотографии.
- Дом № 25 — типовое здание школы (арх. А. С. Гинцберг[?]). В здании находится гимназия № 67.
- Дом № 29 (Каменноостровский проспект, д. № 55) — жилой дом («Дом совторгслужащих», проект 1929—1930 годов, строительство 1930—1932 годы, арх. Е. А. Левинсон и А. М. Соколов). Памятник конструктивизма. Проект получил первую премию на Всесоюзном конкурсе 1929 года. В здании поместились 90 квартир, общежитие на 80 комнат, во дворе — полуротонда с клубным залом, в котором с 1989 года располагается драматический театр «Особняк». Е. А. Левинсон жил и работал здесь с 1931 по 1968 год[4]. В кв. № 42 с 1930 года жил кинорежиссёр Ф. М. Эрмлер, в кв. № 19 жили кинооператор А. Н. Москвин (с конца 1932) и его жена, кинорежиссёр Н. Н. Кошеверова[5]. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
От Каменноостровского проспекта до Песочной набережной
- Дом № 24 — в правой части здания находилась скульптурная мастерская А. М. Опекушина (1887, арх. А. А. Гвоздзиовский; 1894, арх. Ф. К. фон Пирвиц). Левая часть здания — дом А. М. Опекушина (1877—1878, арх. А. С. Лыткин; 1901, арх. А. Н. Померанцев). памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом № 26 — доходный дом (1911, арх. И. Б. Калиберда). В доме жил государственный деятель, нумизмат и археолог И. И. Толстой.
- Дом № 28 — доходный дом в стиле модерн (1910—1911, арх. А. И. Зазерский).
- Дом № 31 — доходный дом Р. И. Бернштейна (1910—1911, арх. Д. А. Крыжановский). Дом, выполненный в стиле модерн, отмечен серебряной медалью на конкурсе фасадов 1912 года. В доме жил архитектор В. П. Апышков. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом № 31а — особняк Н. А. Резвой (1905, арх. П. В. Резвый). Ныне в здании находится детский сад № 90.
- Дом № 32 — доходный дом (1906, архитектор В. М. Андросов).
- Дом № 32а — флигель доходного дома (1901, архитектор Г. И. Люцедарский)
- Дом № 33 — (1898—1900, арх. Е. С. Бикарюков).[6]
- Дом № 36 — жилой дом Иоанновского женского монастыря (арх. Н. Н. Никонов)[7].
- Дома №№ 37а и 37б — в 1888—1889 годах по инициативе видного государственного и общественного деятеля К. К. Грота на участке бывшего Карповского кладбища по проекту архитектора А. О. Томишко было построено трёхэтажное здание Александро-Мариинского училища слепых (д. № 37б). В 1892—1893 годах архитектором В. А. Лучинским был построен корпус мастерских для слепых (д. № 37а). С 1906 года перед зданием училища стоял памятник основателю школы К. К. Гроту, который позднее вместе с училищем (ныне — школа-интернат для слепых и слабовидящих детей им. К. К. Грота) был перенесён на проспект Шаумяна, д. № 44. Сейчас в одном здании размещается факультет Электротехнического университета, в другом — бизнес-центр «Сенатор». памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом № 38 — здание Александровского приюта для арестантских детей (1891—1893, арх. Л. Н. Бенуа).
- Дом № 39 (улица Грота, д. № 6) — здание построено в период 1892—1904 годов арх. В. А. Лучинским и входило в комплекс зданий попечительства о слепых. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом № 39а — здание Центрального статистического управления РСФСР (ныне Территориальный орган Федеральной службы государственной статистики по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области), 1986).
- Дом № 40 — (1900, арх. А. П. Сосков, А. Г. Петров). В начале XX века здесь находилось Общество русских аккумуляторных заводов «Тюдор».
- Дом № 41 (улица Грота, д. № 5) — бывший дом служащих Азовского-Донского банка (1914—1915), построен по проекту арх. Ф. И. Лидваля. Это одна из последних построек выдающегося архитектора в Санкт-Петербурге. памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1]
- Дом № 42 — здание управления ГИББД ГУВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (1962, арх. Н. Е. Ефимов).
- Дом № 43 — жилой дом в стиле конструктивизма (1931, арх. Е. А. Левинсон).
- Дом № 47 — Ленинградский Дворец молодёжи (1969—1979, арх. П. С. Прохоров, В. П. Тропин, А. П. Изоитко).
Пересечения
- Аптекарская набережная
- Инструментальная улица
- Аптекарский проспект
- проспект Медиков
- Уфимская улица
- Каменноостровский проспект
- Вяземский переулок
- Иоанновский переулок
- улица Грота
- улица Даля
- Барочная улица
- Песочная набережная
Напишите отзыв о статье "Улица Профессора Попова"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Включён в [www.assembly.spb.ru/manage/page?tid=0&nd=8348128&nh=1 «Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность»] (утверждён приказом КГИОП от 20 февраля 2001 года № 15 с изменениями на 1 декабря 2010 года).
- ↑ [kn.sobaka.ru/n18/04.html Улица Литераторов // Квартальный надзиратель, N 18, 6(41) 2004]
- ↑ [www.citywalls.ru/house932.html Особняк Михневича на Архитектурном сайте Петербурга]
- ↑ Имеется мемориальная доска на фасаде.
- ↑ Привалов В. Д. Каменноостровский проспект. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 639 с. — ISBN 5-9524-1882-1
- ↑ [www.orbis.spb.ru/topohron/personal/1001244.htm Ефим Севастьянович Бикарюков (Шенченко)]
- ↑ [encspb.ru/object/2804678891 Энциклопедия Санкт-Петербурга. Иоанновский женский монастырь]
Литература
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 314. — 511 с.
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — 4-е изд., перераб. — СПб.: Норинт, 1996. — С. 215—216. — 359 с. — ISBN 5-7711-0002-1.
Ссылки
- [encspb.ru/object/2804018280 Энциклопедия Санкт-Петербурга. Улица Профессора Попова]
- [www.citywalls.ru/search-street78.html Улица Профессора Попова на архитектурном сайте citywalls.ru]
|
Отрывок, характеризующий Улица Профессора Попова
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.