Улица Пушкина (Ярославль)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Улица Пушкина
Ярославль

Улица Пушкина со стороны площади Волкова. Слева Власьевский сквер
Общая информация
Город

Ярославль

Район

Кировский

Протяжённость

620 м

Прежние названия

Улица Зарядье, Большая Даниловская улица

[maps.yandex.ru/?text=%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%2C%20%D0%AF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C%2C%20%D0%AF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D1%8C%2C%20%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0%20%D0%9F%D1%83%D1%88%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B0&sll=39.877913%2C57.62732&ll=39.878603%2C57.627112&spn=0.012939%2C0.006182&z=16&l=map на Яндекс.Картах]
[maps.google.ru/maps?q=%D0%AF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C,+%D0%AF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D1%8C,+%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0+%D0%9F%D1%83%D1%88%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B0&hl=ru&ie=UTF8&ll=57.626736,39.87623&spn=0.006514,0.021136&sll=61.676372,105.31911&sspn=105.231738,346.289063&oq=%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0+%D0%BF%D1%83%D1%88%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B0,+%D1%8F%D1%80%D0%BE&hnear=%D1%83%D0%BB.+%D0%9F%D1%83%D1%88%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B0,+%D0%AF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D1%8C,+150000&t=m&z=16 на Картах Google]
Координаты: 57°37′40″ с. ш. 39°52′32″ в. д. / 57.62778° с. ш. 39.87556° в. д. / 57.62778; 39.87556 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=57.62778&mlon=39.87556&zoom=17 (O)] (Я)

Улица Пушкина (бывшая Улица Зарядье, Большая Даниловская улица) — улица в Кировском районе города Ярославля. Лежит между площадью Волкова и улицей Победы. Нумерация домов ведётся от площади Волкова.



История

До регулярной планировки улица называлась Зарядье. Существуют две версии происхождения топонима[1]: 1) возможно, на этом месте заряжали пушки (улица располагалась на окраине средневекового города около Стрелецкой и Пушкарной слобод); 2) по расположению улицы за торговыми рядами в районе Вознесенской церкви.

С начала XIX улица носит название Большой Даниловской улицы по городу Данилов в Ярославской губернии. Одновременно с официальным названием до начала XX века продолжало употребляться старое — Зарядье. Во второй половине XIX — начале XX веков часть улицы от площади Волкова до улицы Республиканской называлась также Пастуховский переулок (или как вариант Пастухова переулок) по домовладению семьи Пастуховых — крупнейших ярославских купцов середины XIX — начала XX века.

В 1957 году[1] улица была переименована в улицу Пушкина в честь Александра Сергеевича Пушкина (1799—1837) — великого русского поэта, создавшего современный русский литературный язык.

Здания и сооружения

  • № 1 — Бывший дом Пастухова, сейчас — поликлиника №1 Кировского района
  • № 3 — Двухэтажный дом с мезонином, бывший дом Романова, построенный в первой трети XIX века в стиле классицизм[2][3]
  • № 5 — Двухэтажный жилой дом, бывший дом Романова, построенный в 1900 году[4]
  • № 11 — Бывший дом Веретенниковых-Глебездова
  • № 14а — Федеральная служба государственной регистрации, кадастра и картографии; Государственное унитарное предприятие технической инвентаризации и учёта недвижимости по Ярославской области

Напишите отзыв о статье "Улица Пушкина (Ярославль)"

Примечания

  1. 1 2 Ярославль: историко-топонимический справочник / под ред. А. Ю. Данилова, Н. С. Землянской. — Ярославль: РИЦ МУБиНТ, 2006. — 208 с.
  2. [nash-yaroslavl.ru/publ/7-1-0-40 Улица Пушкина — Наш Ярославль]
  3. [www.yarregion.ru/depts/dcul/tmpPages/monument.aspx?newsID=603 Дом Романова // сайт «Департамента культуры Ярославской области»]
  4. [www.yarregion.ru/depts/dcul/tmpPages/monument.aspx?newsID=875 Дом Романова // сайт «Департамента культуры Ярославской области»]


Отрывок, характеризующий Улица Пушкина (Ярославль)

Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.