Сибирская улица (Пермь)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Улица Сибирская (Пермь)»)
Перейти к: навигация, поиск
Сибирская улица
Пермь
Общая информация
Страна

Россия

Регион

Пермский край

Город

Пермь

Район

Ленинский, Свердловский

Микрорайон

Центр, Центр I, Островского

Протяжённость

2,5 км

Прежние названия

улица Карла Маркса

Почтовый индекс

614000, 614002, 614007, 614039

[maps.yandex.ru/-/CVRpyY-j на Яндекс.Картах]
[maps.google.com/?ll=58.00737,56.25206&spn=0.036516,0.086088&t=m&om=1&z=14 на Картах Google]
Координаты: 58°00′50″ с. ш. 56°14′46″ в. д. / 58.01389° с. ш. 56.24611° в. д. / 58.01389; 56.24611 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.01389&mlon=56.24611&zoom=17 (O)] (Я)

|Commons= Sibirskaya Street (Perm)

Сибир́ская у́лица — важная транспортная магистраль Перми, связывающая район речного вокзала с промышленными зонами на востоке города. Сибирская улица — зона исторической застройки, здесь находится большое число архитектурных памятников города. Кроме того, здесь есть и важные административные и культурные учреждения, крупные магазины. Историческое название улице было возвращено в 1998 году. До 1917 года — главная улица Перми[1].





История

В середине XVIII века через посёлок Егошихинского медеплавильного завода был проложен тракт, по которому проходила дорога из Москвы в Сибирь — Сибирский тракт. По нему товары от пристаней на реке Каме переправлялись на восток, и, наоборот, из Азии в Европейскую часть России. Сибирская улица стала называться так по названию тракта, поскольку выходила на него[1].

Сибирский проулок стали застраивать после образования наместничества. Первыми каменными зданиями на нём стали дом И. Д. Прянишникова (1781 год) и дом вице-губернатора И. П. Розинга. В XIX веке улица активно застраивалась. Важнейшими постройками на ней стали здания Пермской казённой палаты, Училища детей канцелярских служителей, Пермской губернской библиотеки, Пермское управление земледелия и государственного имущества, Благородного собрания (1837 год), типолитография губернского правления и Конвойной команды.

В 1802 году на Главной площади, находившейся на Сибирской, был построен каменный гостиный двор, он начал обрастать стихийным базаром. До 1824 года, когда базар был перенесён на Чёрный рынок (сейчас на его месте находится сквер Уральских Добровольцев), он был центром торговой жизни города.

В июле 1863 году на Сибирской улице впервые осуществили эксперимент уличного освещения керосиновыми фонарями.

В 1887 году, в период пребывания П. Е. Сигова на посту городского головы, улица Сибирская была вымощена камнем, в кварталах между Петропавловской и Пермской, Екатерининской и Вознесенской (ныне Луначарского). [2]

В конце XIX века начинает приобретать значение одной из центральных улиц Перми. Расположенная перпендикулярно к Каме, она связывала удобные сходы к речному порту и Сибирский тракт. Многие купцы и заводчики возводили там свои дома[3]. В советский период улица была переименована в честь Карла Маркса, но в 1998 году ей вернули историческое название.

Примечательные здания и сооружения

Первый известный парк в Перми. В письменных источниках впервые был упомянут в 1860-м году под названием Загон. В 1861 году в честь Петра Ивановича Багратиона пермская общественность предприняла попытку переименовать его в Сад Багратиона. Но название не прижилось, а со временем к наименованию «Загон» добавилось слово «козий»[4].

В 1882 году в саду появился оркестр, приглашённый товариществом драматических артистов Бельского и Гусева. Именно с того времени он начал пользоваться вниманием горожан.

В 1907 году сад был преображён. Были высажены липы и сделана красивая деревянная ограда. Тогда же сад приобрёл название Набережный сад. Позднее в нём построили деревянный павильон для летнего помещения биржи. Ажурный теремок с красивыми башенками под старорусский стиль попал на фотографии С. М. Прокудина-Горского.

В 1928 году сад был переименован в сквер им. Ф. М. Решетникова. В 1930—40-е годы в саду играл духовой оркестр, и молодёжь устраивала танцы. В 1960-е годы был снесён павильон бывшей Летней биржи. Позднее был убран и фонтан[4].

  • Памятник Героям гражданской войны в сквере им. Ф. М. Решетникова

В 1985 году на его месте фонтана в центральной части сквера им. Решетникова был воздвигнут памятник «Героям гражданской войны» (скульптор Ю. Ф. Екубенко, М. И. Футлик)[4].

Дом Вердеревского — деревянный двухэтажный особняк на берегу Камы. При постройке он был оштукатурен, а также украшен балконами с деревянными навесами с художественной резьбой. Архитектор здания (предположительно) — А. И. Мейснер[4]. Название получил по имени первого владельца здания председателя казённой палаты Василия Евграфовича Вердеревского. Расположен на берегу Камы на Сибирской улице, 2.

В пожаре 1842 года сгорел деревянный дом с садом чиновника Анфиногенова. На его месте председатель казённой палаты Василий Евграфович Вердеревский построил двухэтажный особняк. Сразу после постройки в здании временно размещалось Благородное собрание. С конца 1840-х годов в нём был открыт трактир «Славянский базар». Здесь играли живую музыку, и заведение было достаточно популярным у жителей города. Также там имелись гостиничные номера. После закрытия трактира «Славянский базар» в помещении работали рестораны под различными названиями.

В 1853 году Вердеревский уехал из Перми и продал дом семье владельцев губахинских и кизеловских шахт Протопоповым. Глава семьи, Борис Протопопов преподавал математику в Пермской духовной семинарии. После его смерти в 1875 году, дом вместе с шахтами перешёл во владение его жене Елизавете Фёдоровне Протопоповой. Дочь Протопоповых — Ольга Борисовна Лепешинская — активная участница революционного движения в России. Член РСДРП с 1898 года.

В 1889 году Протопопова умерла, не оставив наследников. Дом стал собственностью купца Хотимского, а затем золотопромышленника В. И. Шайдурова.

С 1903 по 1908 год гостиничные номера принадлежали П. Я. Алалыпину. С 1909 года дом стал собственностью В. Д. Ветошкина, владельца парохода «Максимилиан», ходившего в рейсы между Пермью и Верхней Курьей. В это же время в здании располагались фотографический салон Зинаиды Метантиевой и типография Александра Петровича Каменского (до 1916 года).

После революции здание было отдано под общежитие железнодорожного техникума. В 1920-х годах в нём размещалась гостиница «Уральская» и ресторан «Заря»[5]. 31 января 1928 года в гостинице «Заря», расположенной в здании, был поселён поэт В. В. Маяковский, но на другое утро он переселился в гостиницу горкомхоза «№ 1». Причиной переезда послужил тот факт, что в «Заре» не было бильярда, на котором очень любил играть поэт[4].

В 1990-е годы в здании разместился и находится до сих пор Пермский филиал ЗАО «Транскапиталбанк».

«Королёвские номера́» — трёхэтажное здание гостиницы в стиле модерна в Перми с лепными украшениями, памятник истории и архитектуры. Построено специально под гостиницу по проекту губернского инженера Е. И. Артёмова. Расположено по адресу Сибирская улица, 7а. Гостиница в начале XX века считалась наиболее дорогой и привилегированной гостиницей города.

В 1910 году купец Василий Иванович Королёв возвёл на деньги, заработанные на продаже леса и дров, здание гостиницы «Королёвские номера». До 1914 года здание арендовывал Д. С. Степанов, именно он содержал гостиницу, но в 1915 году В. И. Королёв самостоятельно стал управлять гостиницей. В 1919 году он с частями Белой армии покинул город. В 19251930 годах в здании находилась гостиница комхоза № 1[4].

В Королёвских номерах провёл последние недели жизни великий князь Михаил Александрович Романов, четвёртый сын Александра III, младший брат Николая II. Именно отсюда он был тайно похищен и убит в ночь с 12 на 13 июня 1918 года. Место захоронения его не известно. В 1928 году здесь в комнате № 13 останавливался поэт В. В. Маяковский. До 1930-х годов в здании располагалась гостиница, затем оно было передано под общежитие Пермского театра оперы и балета[4].

Здание гостиницы «Центральной» расположено по адресу Сибирская улица, 7. В годы Великой отечественной войны в здании гостиницы были размещены эвакуированные столичные художники, писатели, поэты и другие представители творческой интеллигенции. Почти вся труппа Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова (Мариинского театра) жила здесь.


Памятник Владимиру Ильичу Ленину был открыт в Перми 4 октября 1954 года, в центре Комсомольского сквера (теперь сквера Театра оперы и балета) перед зданием Пермского академического театра оперы и балета. Место для памятника было выбрано не случайно, 1617 декабря 1917 года в театре проходил I губернский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, который провозгласил советскую власть в Пермской губернии[6].

Автор памятника — скульптор Георгий Васильевич Нерода, народный художник РСФСР, член-корреспондент Академии художеств СССР. Архитектор проекта — И. Г. Таранов.

Памятник истории и культуры федерального значения (постановление Совета министров РСФСР № 1327 от 30 августа 1960, приложение 1)[7].

В постсоветское время неоднократно выдвигались предложения о сносе или переносе памятника, однако пермская организация КПРФ неизменно выступала против[8][9].

Дом Любимовых-Рязанцевых — каменный двухэтажный особняк с цокольным этажом[4] в историческом центре Перми. Название получил по имени владельцев здания в разные годы — купцов Любимовых и Рязанцевых. Расположен на Сибирской улице, 8.

В 70-е годы XIX века в квартале на углу Пермской и Сибирской улиц купцу Ивану Ивановичу Любимову принадлежал двухэтажный каменный дом с цокольным этажом. Этот дом Любимов сдавал в аренду фотографу Морицу Гейнриху. Дом был перекуплен подрядчиком на строительстве железных дорог Драгуновым. Он значительно перестроил дом, объединил его с ранее стоявшим каменным флигелем, возвёл ещё одно трёхэтажное здание и соединил их между собой. В 1880 году строительство железной дороги около Перми закончилось и он продал в числе прочих своих домов и этот. Дом перекупили купцы Рязанцевы. В 1881 году на втором этаже здания открылась Александровская женская четырёхклассная прогимназия. До 1887 года она переехала. В 1898—1890-х годах освободившееся место занимало потребительское общество служащих при правительственных учреждениях, а в 1900-х годах — Пермское управление земледелия и государственного имущества. С 1916 года после открытия отделения Петроградского университета в Перми на втором этаже здания временно располагалась библиотека университета.

Первые этажи здания с 1881 года сдавались в аренду под магазины. В разные годы там находились посудо-ламповая лавка купца Ивана Афанасьевича Осипова, магазин Вилесовых, где продавались технические, механические, электрические, скобяные товары, а также обои, лаки, краски, олифа, стекло, специальный полотняный магазин торгового дома «Фёдор Круглов и К», редакция газеты «Пермский вестник» и магазин бумажных товаров Саввы Морозова. Во дворе находился его склад ниток[4].

В 1918 году дом был реквизирован, и помещения там заняли губернский земский отдел, государственная типография и фабрика по производству масляных красок. С 19201921 гг. в здании размещался губстатком.

В 1923 году здесь было открыто советско-партийное издательство «Пермкнига».

В 19231964 годах на втором этаже здания размещалась редакция газеты «Звезда». В 19251927 годах там работал писатель Аркадий Гайдар[4]. Именно тогда выходят его первые работы как писателя. В 19561974 годах здесь также находилось Пермское отделение Союза писателей.

С 1958 года на втором этаже здания находится Дом журналистов[4]. Сегодня полное название организации — Пермская краевая организация Союза журналистов России. Кроме того в наши дни в доме находятся департамент финансов администрации города Перми, управление по делам семьи и детства администрации Перми, а также рестораны «Тсуру» и «Casa Mia», кафе «Вкус странствий».

Дом Дягилева — исторический особняк в стиле позднего классицизма. Расположен по адресу Сибирская улица, 33, на углу улиц Сибирской и Большой Ямской (Пушкина). В этом доме Сергей Павлович Дягилев провёл свои детские и юношеские годы. Дом был построен в 1852 году, и в 1862 году приобретён уроженцем Перми, вышедшим в отставку чиновником Министерства финансов П. Д. Дягилевым — дедом С. П. Дягилева. Он перестроил дом по проекту губернского архитектора Р. И. Карвовского в духе позднего русского классицизма.

На протяжении трёх десятилетий дом принадлежал большой и дружной семье Дягилевых. В доме, названном современниками «Пермскими Афинами», по четвергам собиралась городская интеллигенция. Здесь музицировали, пели, разыгрывали домашние спектакли. В 1894 году по решению Пермской городской думы дом передан учебному заведению — сегодня одной из старейших гимназий Прикамья, которая с 1992 года носит имя С. П. Дягилева. В гимназии № 11 им. С. П. Дягилева был открыт музей имени С. П. Дягилева. [diaghilev.u-education.ru/node/26] В 2007 года в концертном зале Дома Дягилева был установлен памятник С. П. Дягилеву работы скульптора Эрнста Неизвестного.

Дом был построен в 1790 г. для частного лица, а с 1842 г. в нём располагались губернаторы Пермской губернии.

Строительство закончено в 1837 году. Ещё одно название здания — Дворянское собрание. Сейчас там располагается клуб МВД[1].

Здание фактически разрушено, находится в состоянии долговременной реконструкции.

  • Здание конвойной команды

Построено в 1827 году. Находится на реконструкции.

  • Пересыльный замок

Построен в 1871 году (архитектор Н. Рукавишников). После революции 1917 года пересыльный замок переименовали в Пермский исправтруддом № 2. После 1934 года исправтруддом № 2 стал именоваться тюрьмой НКВД № 2. Через эту тюрьму прошли жители Перми и области, ставшие жертвами политических репрессий сталинского режима. Тюрьма НКВД № 2 занимала территорию, ограниченную улицами Сибирской, 1-й Красноармейской, Полины Осипенко и улицы Газеты «Звезда». В годы Великой Отечественной войны на базе тюрьмы действовала промколония № 1. Заключенные выпускали противопехотные мины. В 1953 году со смертью Сталина тюрьма была закрыта. Здание было перестроено в 1958—1959 годах ленинградскими архитекторами. С 1956 года в нём располагается Пермский театр кукол.

См. также

Напишите отзыв о статье "Сибирская улица (Пермь)"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.archive.perm.ru/page.php?id=393 Пустовалова Н. А. Из истории улицы Сибирской]
  2. [archive.perm.ru/projects/articles-and-publications/1116154-from-the-history-of-siberia/ ГАПК: Из истории улицы Сибирской. Н. А. Пустовалова]
  3. Корчагин П. А. Губернская столица Пермь. — Пермь: изд-во «Книжный мир», 2006
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Спешилова Е. Старая Пермь: Дома. Улицы. Люди. 1723-1917. — Пермь: Курсив, 1999. — 580 с. — 5000 экз.
  5. Спешилова А. Старая Пермь. — Пермь: Курсив, 1999
  6. Торопов С. А. Пермь: путеводитель. — Пермь: Кн. изд-во, 1986.
  7. Государственные списки памятников истории и культуры Пермской области. — Пермь: Издательство «Пушка», 2001. С. 17 № 1
  8. Алексиевич Ю. [ura.ru/content/perm/29-01-2013/news/1052152464.html За вождя — ответите]. Ура.ру (29 января 2013). Проверено 11 марта 2013. [www.webcitation.org/6F9WZB7NF Архивировано из первоисточника 16 марта 2013].
  9. [www.nr2.ru/perm/64199.html В канун 136-й годовщины Владимира Ильича Ленина «Новый Регион» решил подсчитать, сколько памятников вождю мирового пролетариата расположено в Прикамье, каково их состояние и значение для потомков]. NR2.Ru (19 апреля 2006). Проверено 11 марта 2013. [www.webcitation.org/6F9Wbk5Ft Архивировано из первоисточника 16 марта 2013].

Ссылки

  • [www.archive.perm.ru/page.php?id=393 Пустовалова Н. А. Из истории улицы Сибирской (опубликована в газете «Business Class»)]

Отрывок, характеризующий Сибирская улица (Пермь)

– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?