Улуг-Зода, Сатым

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Улуг-Зода, Сатым
Сотим Улуғзода
Дата рождения:

11 сентября 1911(1911-09-11)

Место рождения:

кишлак Варзык, Ферганская область, Российская империя

Дата смерти:

25 июня 1997(1997-06-25) (85 лет)

Гражданство:

Российская империя, СССР

Род деятельности:

писатель

Язык произведений:

таджикский

Сатым Улуг-Зода (тадж. Сотим Улуғзода, 11 сентября 1911 — 25 июня 1997) — таджикский советский писатель. С 1951 года член-корреспондент АН Таджикской ССР.



Биография

Сатым Улуг-Зода родился 11 сентября 1911 года в крестьянской семье в кишлаке Варзык (ныне Наманганская область Узбекистана). Образование получил в Ташкенте, где в 1929 году окончил Таджикский институт просвещения. Участвовал в Великой Отечественной войне. В 1944—1946 годах возглавлял Союз писателей Таджикской ССР.

Творчество

Первые небольшие произведения Улуг-Зода были опубликованы в 1930 году. В конце 1930-х годов основным направлением его творчества стала драматургия. В 1939 году вышла его пьеса о хлопкоробах «Шодмон», а в 1940 героическая драма о борьбе с басмачеством «Краснопалочники» (Калтакдорони сурх). Тема Великой Отечественной войны нашла отражение в драме «В огне» (Дар оташ). В 1947 году увидела свет драма Улуг-Зода «Благородные друзья» (Ёрони боҳиммат, в русском переводе — «Возвращение»). За ней последовали комедия «Искатели» (Ҷӯяндагон), автобиографическая повесть «Утро нашей жизни» (Субҳи ҷавонии мо) и роман «Обновленная земля» (Диёри Навобод). В 1967 году Улуг-Зода написал исторический роман «Восе» о восстании таджикских крестьян против бухарских чиновников. Ещё одним историческим романов Улуг-Зода стал «Фирдоуси» (Фирдавсӣ), вышедший в 1980 году.

Улуг-Зода также известен сценарием к фильму «Ибн-Сина» (Таджикская киностудия, 1956 год) и драмой «Рудаки», по которой в 1959 году был поставлен фильм «Судьба поэта», получивший в 1960 году первую премию и медаль «Золотой Орёл» на втором кинофестивале стран Азии и Африки в Каире.

Улуг-Зода перевёл на таджикский язык «Что делать?» В. И. Ленина, «Слугу двух господ» К. Гольдони, «Овод» Э. Войнич, а также ряд произведений М. Горького, А. Н. Островского и А. П. Чехова.

Имя Сатыма Улуг-Зода носит Таджикский государственный институт языков.

Напишите отзыв о статье "Улуг-Зода, Сатым"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Улуг-Зода, Сатым

– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.