Улус Орда-Эджена

Улус Орда-Ежена
1242 — 1309(1446)
Столица	1242-1280 Орда-Базар 1280-1309 Сыгнак
Преемственность
Узбекское ханство → Ногайская орда →

К:Появились в 1242 годуК:Исчезли в 1309 году

Улус Орда-Ежена — восточное крыло Улуса Джучи, по мнению Грекова Б. Д., Якубовского А. Ю. и Федорова-Давыдова Г.А. находившееся в номинальной зависимости от Синей Орды и управлявшееся потомками старшего сына Джучи — Орда-Ежена. В подавляющем числе научных трудов носит название — Синяя Орда (тюрк. Кок Орда) (в некоторых источниках носит название Белая Орда (Ак Орда)). Фактически являлся автономным государством. В 1309 году улус Орда-Ежена стал Ак Ордой при хане Сасы Буга. С 1361 года стала независимым государством при Урус-хане.

После смерти Шибана в 1280 году, к Улусу Орда-Ежена был присоединён Улус Шибана.

Территория улуса

Территория улуса занимала на западе горы Мугоджары, на севере сибирские леса, на востоке границей была река Иртыш, а на юге река Сырдарья и озеро Балхаш. После объединения улуса Шибана границей на западе стала река Урал. В Западной Сибири, которая относилась к Улусу Шибана, было создано кереитское государство — Тайбугинский Йурт. Столица улуса — Сыгнак.

Улус делился на ауданы(рус. районы):

• Сыгнакский находился на юге улуса. Центр — Сыгнак.
• Улытауский находился в центре улуса. Центр — Орда-Базар.
• Восточный (Иртышский) находился на востоке улуса.
• Сарайшыкский находился на западе улуса. Центр — Сарайчик.

После объединения с улусом Шибана был включён Сарайшыкский аудан.

История улуса

В результате завоеваний Чингисхана в с в XIII веке сложилась Монгольская империя, просуществовавшая недолго и распавшаяся на ряд крупных государств- улусов, среди которых был Улус Джучи. По степной традиции, улус Джучи делился на западное и восточное крылья. Ядром восточного крыла стал Улус Орда Эджена.

Стабильность власти в империи в период правления Мунке-хана (1251—1259 гг.), включая Улус Джучи, где в параллельно правили западным и восточными частями государства сыновья Джучи- Орда Эджен и Бату, обеспечило стабильность передачи власти на некоторое время. В этот период, избрание ханов в Улусе Орды Эджена происходило без кровопролития.

Наследник Орды Эджена — его четвёртый сын Кунг-Киран, был назначен на престол своим отцом. Правление (1253—1288) Кунг-Кирана не было отмечено важными политическими событиями и часто расценивается как «тишайшее».

После смерти Кунг-Кирана на престол взошел Коничи, который был сыном Сартактая — брата Кунг-Кирана, родившийся от старшей жены (хатун) Худжийан, происходившей из рода кунгират. Худжийан была сестрой Кутуй-хатун, одной из самых влиятельных жен Хулагу-хана(основателя государства Хулагуидов) и матери третьего ильхана хулагуидов Текудера (1282—1284 гг.).

Правление Коничи (1280—1301) так же было долгим и спокойным. Замечания по поводу правления Коничи оставил Марко Поло: «У царя (Коничи) много народу, но он ни с кем не воюет и мирно правит своим народом». В смысловом переводе монгольского языка, имя Коничи означает «овечий пастух», так же это имя имеет тюркскую аналогию- койчи (каз. койшы) — пастух.

После смерти Коничи, начинается период, когда на базе юрта в составе улуса Джучи формируется независимый улус- государство, уже номинально подчиняющийся власти Дома Джучи — Западному Крылу.

Процесс престолонаследия вылился в кровопролитную войну. Престол должен был занять Баян, старший сын Коничи, но на два года (1301—1302) г. ханский трон захватывает представитель другой линии потомков Орды Эджена- Кублук, сын Тимур-Буки (правнук Орды Эджена). Этим была нарушена система престолонаследия в Улусе Орда Эджена (от отца к сыну).

В стремлении сместить с трона Кублука, Баян (старший сын Коничи), обратился за помощью к хану Золотой Орды — Тохте. Хан Тохта не стал оказывать военную поддержку Баяну, ограничившись ярлыком признававшим его законным правителем Улуса Орда Ежена.

В результате решающей битвы между соперничающими за трон силами, вверх одержала армия Баяна, Кублук же был убит в бою.

Баян занял трон, но это не положило конец распрям в государстве. Родственники Кублука — Чапар, Дува и другие, по прежнему желали видеть на троне ставленника из их рода и со смертью Кублука они выдвинули его сына Куштая (Кушай), с требованием: «Прежде ведал улусом мой отец, и он [улус] по наследству переходит ко мне».

Гражданская война продолжилась с новой силой и ослабила положение Баяна, а также сильно ударила по боеспособности войска, которое обнищало.

К правлению Баяна относится усиление и оформление подчиненности Улуса Орда Ежена (до этого бывшего номинально частью большой империи Чингисхана), государству дома Батыя — Золотой Орде.

Через пять лет царствования, против Баяна восстал его младший брат Мангытай (Макудай), захвативший восточную часть государства. Баян был вынужден отступить на Запад. Мангытай был объявлен ханом Улуса Орда Ежена и правил два года до 1310 г.

В сражении против Куштая произошедшем в 709 (1309/10) г. на реке Яик, Баян потерпел поражение и бежал в Золотую Орду к хану Тохте. Трон занял сын Кублука- Куштай.

Информация о ханах Улуса Орда Ежена второго десятилетия ХIV в. противоречива. Баян возможно продолжил войну за трон.

Следующим ханом Улуса Орда Ичена в 1318 г. стал Сасы-Бука — сын Баяна. Его правление не сопровождалось громкими событиями и продолжалось три года до 1321 г.

Преемником Сасы-Буки стал его сын Ерзен, в чье правление так же было очевидно спокойным и продолжалось 16 лет — до 1337 г.

После смерти Ерзена в 1337 г., на престол взошел Мубарак- ходжа. Его правление ознаменовалось провозглашением независимости от Золтой Орды (зависимость продолжалась почти 40 лет, с начала правления хана Баяна) и чеканом монет с эпитетами: «султан правосудный Мубарак-ходжа, да продлит Бог царствие его»

Хан Золотой Орды Узбек отреагировал на попытку полного сепаратизма (улус Орда Ежена был номинально зависим от Золотой Орды и имел своих ханов, войска и налоги) не сразу. По прошествии нескольких лет, хан Узбек послал армию во славе со своим старшим сыном — Тенибеком. В результате данного карательного похода, войско Улуса Орда Ежена было разбито, а сам Ерзен бежал сначала к киргизам, а потом на Алтай, где и умер.

Во время похода Тинибека на Улус Орда Ежена, хан Золотой Орды Узбек умирает, на трон в Золотой Орде курултай сажает «временно» Джанибека, который должен править «до возвращения Тинибека». Но через год, во время встречи из похода на Улус Орда Ичена, эмиры поддерживающие Джанибека, убивают его. Правление Джанибека в Золотой Орде продолжается.

После смерти Тинибека, хан Золотой Орды- Джанибек, издает бейлик о том, что Чимтай, брат Мубарака, становится правителем Улуса Орда Ежена.

Правление Чимтая (1445—1360) было спокойным, хотя после разгрома Золотой Ордой пришлось восстанавливать государство. На этом пути Чимтай достиг успеха, Улус Орда Ежена к концу его правления снова обретает независимость. В это же время после смерти Джанибека в Золотой Орде начинается замятня и золотоордынские ханы не обращают внимания на отпадение Улуса Орда Ежена. Однако и сам Чимтай, несмотря на укрепление своего государства, не вмешивается в замятню Золотой Орды.

После смерти Чимтая в 1360 г., на трон садится его сын- Урус, чье правление сильно отличалось от отцовского. Урус хотел не только править в улусе Орда Ежена, но и захватить Золотую Орду. При Урус-хане Улус Орда Ежена достигает пика своего военного могущества.

В это время Золотая Орда, погрязшая в междоусобице, начинает клониться к упадку. Городская знать в Золотой Орде в попытках посадить на трон, через курултаи, своего Чингизида, вызывает ослабление центральной власти в Золотой Орде, чем непременно пользуются вассальные государства, среди которых и Улус Орда Ежена. К тому же многие улусы самой Золотой Орды, возглавляемые чиновниками- улусбеками, начинают участвовать в замятне.

Под влиянием междоусобицы в Золотой Орде, знать улуса Орда Ежена так же начинает смуту. В стране появляются улусы, возглавляемые другими ветвями Джучи- Тукатимуридами и Шибанидами, которые отказываются признавать власть Хана улуса Орда Ежена.

В ходе междоусобицы, Урус хан только к 1367- 68 г. одолевает мятеж, убивает их правителей и уничтожает улусы. С этого времени Урус хан полностью берет под контроль среднюю Сырдалью и низовья Яика (Урала).

Тохтамыш, тогда ещё малоизвестный, не смирился с уничтожением Урус Ханом практически всех Тукатимуридов(прибывших до этого в Улус Орда Ежена из Золотой Орды, где шла гражданская война и объявивших в ней свой независимый улус).

Для противостояния Урус Хану он отправился за поддержкой к Эмиру Тимуру, получив войска, начинает войну с Улусом Орда Ежена.

В ходе боев, государство Урус хана ослабло, восточные территории страны были захвачены Могулистаном.

Урус хан так же участвовал в междоусобице Золотой Орды, где пытался два раза закрепиться на престоле (оба менее одного года) с помощью части знати, но безуспешно. Параллельно от превратил Улус Орда Ежена в полностью отдельное государство, чеканил монеты от своего имени, не признавая власть Золотой Орды.

В 1377 году против Улуса Орда Ежена выступил сам Тамерлан, но боя не состоялось по причине внезапной смерти Урус Хана (по данным Чингиз-наме, он был убит сыном Тохтамыша Джелал ад-Дином во время мелкой стычки).

Дети Урус хана правили недолго, после него правил его второй сын Токтакия, который скончался двумя месяцами позже отца, его преемником в свою очередь стал следующий сын Урус Хана Тимур-Малик. Тимур-Малик был известен своим распутным образом жизни, он отнимал для себя лучших женщин у мужей или дочерей у отцов, не глядя на обычаи, приличия и значимость. Самый старший сын Кутлуг-Буга, был убит стрелой в бою с Тохтамышем ещё при жизни Урус хана. При жизни успел быть посаженным отцом на Золотоордынский престол, на престол Улуса Орда Ежена и разбить одну из армий Тохтамыша.

Тохтамыш в начале 1380-х гг. смог захватить власть не только в Золотой Орде, но и в Улусе Орда Ежена, сократившегося до размеров Сырдарьинского улуса. В ходе завоевания, Тохтамышем были уничтожены дети Урус Хана, сам Улус Орда Ичена (к тому времени от него остался только Сырдарьинский улус), был так же уничтожен.

Дальнейшая история территории связана уже с конфликтом Тохтамыша и Тамрлана, приходом к власти Едигея, короткого периода восстановления при правнуке Уруса — Барак Хане, затем распадом Золотой Орды и образованием на месте Улуса Орда Ичена Ногайской орды и Узбекского ханства.

Ханы улуса Орда-Ежена

1. Орда-Эджен (1227—1252/53)
2. Кунг-Киран (1252/53-?), сын Орда-ичена
3. Кутуку (?-?), сын Орда-ичена, являлся правителем улуса в 1262 году.
4. Тимур-Бука (?-?), сын Кутуку.
5. Коничи (?-1301/02), сын Сартактая, сына Орда-ичена. Правил с 1280-х годов.
6. Кублук (1301/02-?), сын Тимур-Буки.
7. Баян (1301/02-1308/09), сын Коничи.
8. Куштай (1308/09-1310/11), сын Кублука.
9. Мангытай (1308/09-1320/21), сын Коничи.
10. Калак (Кубак) (1320/21-1328/30), сын Мангытая.

Литература

• Большая советская энциклопедия. Т. 3. — М.: Изд-во «Совет. энц.», 1970.
• Татарская энциклопедия. Т. 1. — Казань: Ин-т тат. энц., 2002.
• А. Кузембайулы, Е. Адиль. История Республики Казахстан, — Астана, 2002 г.

Ссылки

• [kazakhstan.awd.kz/theme/t7_2.html В некоторых источниках перепутаны данные о местоположении Белой и Синей Орды]
• [www.kyrgyz.ru/?page=303 Улусы первых Джучидов. Проблема терминов Ак-Орда и Кок-Орда]
• [bse.sci-lib.com/article102540.html Синяя Орда]

См. также

• Ак Орда
• Кок Орда
• Золотая Орда
• Джучи
• Батый

Отрывок, характеризующий Улус Орда-Эджена

– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.