Ульмская кампания

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ульмская кампания
Основной конфликт: Наполеоновские войны
Война третьей коалиции

Капитуляция Ульма (худ. Шарль Тевенен)
Дата

25 сентября20 октября 1805 года

Место

Центральная Европа

Итог

Решительная победа французов

Противники
Французская империя
курфюршество Бавария
Австрийская империя
Командующие
император Наполеон I эрцгерцог Фердинанд (формально),
генерал Карл Мак (фактически)
Силы сторон
192,000 (включая около 10,000 баварцев) 72,000
Потери
2,000 около 60,000 (в основном сдались в плен)

Ульмская кампания — серия военных маневров и сражений в 1805 году, во время войны третьей коалиции, между армиями Первой французской империи и Баварии с одной стороны, и Австрийской империи с другой, закончилось капитуляцией австрийской армии под Ульмом. Являлась основной и решающей кампанией войны третьей коалиции.





Описание

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Для отвлечения Наполеона от задуманной им высадки в Англию, британский премьер-министр Питт создал коалицию, первенствующими членами коей были Австрия и Россия. По плану союзников, главные операции назначались в Северной Италии и в долине Дуная, причем на 2-м из этих театров должны были действовать: австрийская армия эрцгерцога Фердинанда (70 тысяч человек), под фактическим командованием генерал Макка, и русские войска Кутузова, прибытия которых Макку следовало выждать на линии реки Инн; затем, при успехе эрцгерцога Карла в Италии, обе эти массы предположено направить сообща во Францию. Но Макк не остановился на движении к Инну, a продолжил его ещё на 200 верст дальше, и 22 сентября расположился между Ульмом и Мемингеном.

Признавая за местностью абсолютное значение, он пренебрег обстановкой и считал, что кто владеет Ульмом, тот владеет и юго-западной Германией. Позиция его была прикрыта с фронта рекой Иллер, но правый фланг её, хотя и опиравшийся на укрепления Ульма, не был обеспечен от обхода, вследствие крайне незначительных сил Кинмайера (20 тысяч), оставленных для охраны операционной линии Макка вдоль Дуная. К 22-му же сентября головной эшелон Кутузова находился почти в 700 верстах от Ульма. Таким образом, преждевременное наступление Макка ещё более удаляло его от русских, удлинило его операционную линию и обнажило её справа. Между тем Макк не позаботился ни об обеспечении своей опасной коммуникационной линия, ни о должной разведке о противнике, особенно на своем правом фланге.

Наполеон, имея в виду, что войска союзников сильно разбросаны, поставил себе целью разбить их по частям и для 1-го удара избрал армию Макка, для чего и произвел стратегическое развертывание на линии Рейна и Майна, чтоб иметь охватывающую базу. Так как фронтальное наступление против Макка, при успехе, не отвечало цели, австрийцы отошли бы на соединение с Кутузовым, то Наполеон, в виду первоначального расположения своей армии y Булони, остановился на обходе Макка с правого фланга, или хоть на давлении на последнего. Эта основная идея операции (пока как предмет желания и изучения) проглядывала уже в инструкциях Наполеона Мюрату, Бертрану и Савари, посланных 25 и 28 августа для рекогносцировки путей от Рейна и Майна к Дунаю. Но желаемый обход требовал скрытности, a потому Наполеон принял соответственные меры: сообщил свой план лишь Бертье, Дарю и курфюрсту баварскому, запретил газетам говорить об армии, распустил ложные слухи и сам остался в Булони лишние 7 дней.

Движение французских корпусов началось 27 августа; благодаря особым мерам Наполеона для ускорения марша, к 25 сентября французы развернулись на Рейне, пройдя 490 верст (от Булони) в 28 дней. На правом фланге, y Страсбурга, стали Мюрат и Ланн; в центре — Ней y Дурлаха, Сульт y Шпейера, Даву y Мангейма; на левом фланге, y Вюрдбурга, расположились к 30 сентября Бернадот, Мармон и баварцы. Таким образом получились 2 группы: рейнская — Мюрата (130 тысяч) и майнская — Бернадота (60 тысяч). Фронт — около 240 верст. Во время движения к Рейну, приказом 17 сентября, назначены пункты переправы корпусов через Рейн под прикрытием кавалерии и указаны пути дальнейшего следования к Дунаю, именно: Даву — y Мангейма, и через Гейльброн и Эльванген прибыть к Нёрдлингену 10 октября; Сульту — y Шпейера, и через Людвигсбург направиться к Аалену, куда прибыть 9 октября; Нею — y Карлсруэ, и через Штутгарт и Гёппинген достигнуть Ульма 7 октября; Ланну — y Келя, и через Фрейденштадт и Урах следовать также к Ульму, куда прибыть 9 октября; Бернадоту и Мармону, выступив 1 октября, быть в Вейсенбурге 9 октября. Итак, означенным приказом Наполеон желал к 9 октября сосредоточить армию на линии Вейсенбург — Аален — Ульм.

Основная идея предстоящей операции выражена в перенесении стратегического развертывания армии ближе к Дунаю, с обходом южной, менее доступной части Шварцвальда, при этом группировка значительных сил на левом фланге указала на намерение, при благоприятной обстановке, обойти правый фланг Макка. 18 сентября Наполеон, считавший до тех пор, что австрийцы стоят за рекой Траун, получил известие об их переправе через Лех и о дальнейшем наступлении в Баварию. Тогда, приказом 20 сентября, он стеснил сферу движения корпусов рейнской группы, в виду большой близости противника, и перенес её несколько на восток. Так, Даву была указана дорога через Неккарельц к Нёрдлингену, Сульту — прежний путь Даву, но на Аален, Нею — принять от Штутгарта более на север, на Гинген, a Ланну, свернув y Роттенбурга, двинуться через Тюбинген к Гёппингену. В тот же день Мюрат донес Наполеону о приближении австрийцев к Ульму. Это неосторожное наступление Макка дало возможность Наполеону придать своему маршу окончательно форму обхода правого фланга противника.

Приказом 22 сентября (предполагаемая дата) он перенес сферу движения своих корпусов ещё более на восток, предполагая переправиться через Дунай на пространстве Донаувёрт — Регенсбург. Это распоряжение вызывалось тем, что Макк, узнав об обходе, отступит на встречу Кутузову, a потому необходимы были более широкие размеры обхода, дабы и в случае правильных действий Макка, захватить его операционная линию. Но, вопреки ожиданию, австрийцы не думали уходить из-под Ульма, вследствие чего Наполеон сократил обход, перенеся сферу его вправо, с переходом через Дунай на линии Донаувёрт — Ингольштадт. В отданном на основании этого приказе (28 сентября) корпусам указаны следующего пути: Даву — Гейдельберг, Этинген, Нейбург; Сульту — Гейльброн, Элювангент, Донаувёрт; Ланну — Людвигсбург, Аален, Нересгейм; Нею — Штутгартт, Эслинген, Гейденгейм; Бернадоту — Анспах, Ингольштадт; Мармону — Ротенбург, Трейхтлинген, Насенфельс; резервной кавалерии — Штутгарт, Донаувёрт.

25 и 26 сентября французы переправились через Рейн и двинулись по упомянутым дорогам. Чтобы обход имел более решающее значение, необходимо было, между прочим, заставить Макка дольше остаться под Ульмом, и с этой целью следовало убедить его, демонстрациями на фронте, что он будет атакован именно в этом направлении. В виду изложенного, Наполеон I:

  1. приказал Ланну и Мюрату, составив боковой авангард, производить частые рекогносцировки Шварцвальдского дефиле впереди фронта Макка, и
  2. двинул открыто свой правый фланг (Нея), в расчёте, что Макк примет его за левый.

Ожидания Наполеона оправдались, демонстрации Мюрата, заготовка им запасов к югу от Шварцвальда, поддержка его кавалерии пехотою Ланна, — все это убедило Макка в намерении Наполеона атаковать его с фронта, и он остался на позиции за рекой Иллер. В это время французские корпуса продолжили движение и к 1 октября сосредоточились на линии Штутгарт — Людвигсбург — Гейльброн — Ингельфинген — Вюрцбург — Бамберг, уменьшив этим свой фронт до 175 верст. Вследствие того, что демонстрации Мюрата и Ланна не могли долго вводить в заблуждение Макка и необходимо был, кроме того, иметь заслон, обеспечивавший справа флангов движение вблизи противника, Наполеон стянул к 3 октября, между Штутгартом и Людвигсбургом, до 45 тысяч (боковой авангард: Ней, 3 дивизии Мюрата и 1 дивизия Ланна); длина стратегического фронта в этот день (Штутгарт — Анспах — Нюрнберг) составляла до 120 верст. Это сосредоточение французских войск принято был Макком за желание Наполеона обойти южную часть Шварцвальдских гор, чтоб атаковать его всё-таки с фронта, со стороны Ридлингена, a потому он не покинул своей позиции, майнскую же группу принял лишь за обсервационный корпус против Пруссии.

Продолжая движение, французы 5 октября значительно приблизились к Дунаю, a стратегический фронт тянулся от Гмюндепа (гвардия), через Аален (Ланн), Эльванген (Сульт), Этинген (Даву), Гунценгаузен (Мармон и Бернадот) и Вейсенбург (баварцы), всего на 80 верст. При дальнейшем движении к переправам, Нею (пехотная дивизия Газана и драгунские дивизии Бурсье и Бараге-д’Илье, до 30 тысяч) приказано был остаться на левом берегу и занять позицию на реке Бренца, составив новый заслон не только для прикрытия переправы прочих корпусов, но и для обеспечения вообще всей операции (коммуникационной линии). В тот же день, обстановка для австрийских генералов настолько выяснилась, что Макк вынужден был, вследствие их настояний, принять меры для противодействия обходу; но при этом, не сочувствуя общему мнению, он решился лишь на полумеру, перемену фронта с целью стать на участке Ульм — Гинцбург, продолжая, таким образом, подставлять свой фланг обходному движению (1-й план Макка).

6 октября австрийцы сосредоточились на указанном пространстве, a из французских войск переправились на правый берег Мюрат, захвативший мост y Донаувёрта, и Сульт. 7 октября стратегический фронт французов на левом берегу Дуная тянулся, параллельно реке, от Гингена через Нёрдлингена до Эйхштедта, так как на 50-60 верст. Мюрат был y Райна, где отбросил слабый австрийский и отряд; Сульт шел к Аугсбургу. Чтоб обеспечить движение французских корпусов на правом берегу после переправы, выставлен был к Бургау и Цузмаргаузену новый авангард Мюрата и Ланна (до 40 тысяч). 7 октября Макк узнал о потере Донаувёртского моста. Предполагая, что на правом берегу находятся лишь незначительные силы французов, он решился их атаковать и двинул авангард Ауфенберга (2-й план); но вечером 7 октября эрцгерцог Фердинанд убедил Макка отступить к Инну, на соединение с Кутузовым (3-й план), для чего Макк отдал все распоряжения о начале движения 9 октября; таким образом, он потерял напрасно целый день.

8 октября Султ подошел к Аугсбургу, Ней — к Гинцбургу; Даву переправился y Нейбурга и двинулся к Айхаху; Мармон последовал за Даву; Бернадот и баварцы подходили к Ингольштадту; Мюрат, повернув от Райна к Вертингену, разбил там Ауфенберга, a Ланн, переправившись по Мюнстерскому мосту, пошел за Мюратом к Бургау; следовательно до 70 тысяч (Мюрат, Сульт и Ланн) сосредоточились на прямом пути отступления Макка по правому берегу. 9 октября, к 12 часам дня, австрийцы дошли уже до Бургау, когда было получено известие о вертингенском бое; тогда Макк отказался от своего плана в пользу отступления через Гинцбург по левому берегу Дуная (4-й план). Но 9 октября Ней, по приказанию Наполеона (следовало иметь в своих руках возможно больше мостов через Дунай), овладел Гинцбургским мостом, и эта потеря заставила Макка отойти к Ульму, чтобы через Нёрдлинген отступить в Богемию (5-й план). Вследствие утомления войск, отступление назначено было на 11 октября.

В виду возможной опасности от приближения Кутузова, Бернадот и Даву стали 11 октября y Мюнхена и Дахау, фронтом на восток; прочие корпуса (кроме Нея) расположились на правом берегу, фронтом на запад; Ней — y Гинцбурга, на обоих берегах; сам же Наполеон отправился в Мюнхен, чтобы ориентироваться насчет Кутузова; временное начальство над право-фланговыми корпусами вверено Мюрату. Узко поняв инструкцию Наполеона, Мюрат решил сосредоточить все войска на правом берегу, a потому приказал Нею перевести свой корпус с левого берега; Ней исполнил это приказание лишь отчасти, а именно, оставил y Альбека дивизию Дюпона с кавалерийской бригадой и в 12 верстах сзади — дивизию спешенных драгун Бараге. По диспозиции Макка, австрийцы начали движение в 15:00 11 октября, и между Гаслахом, Альбеком и Юнингеном произошло столкновение их авангарда с перешедшим в наступление Дюпоном. Благодаря искусству и находчивости Дюпона, скрывшего свою слабость, Макк, несмотря на тактическую победу, решил, что путь на Нёрдлинген для него закрыт и приказал войскам вернуться в Ульм, чтобы выждать на этой позиции дальнейшего развития событий (6-й план).

12 октября Мюрат и Ланн находились на линии Вейсенгорн — Пфуль — Фальгейм; справа к ним примыкал Ней; гвардия был в Цузмаргаузене, Мармон — в Тангаузене, Сульт — в Миндельгейме; Дюпон отошел к реке Бренца; таким образом под Ульмом сосредоточилось до 120 тысяч, и с востока он уже был тесно блокировав. К вечеру 12 октября Макк, уступая настойчивым требованиям эрцгерцога Фердинанда и большинства генералов, решил 13 октября выступить из Ульма и направиться в Богемию по левому берегу Дуная (7-й план). 13 октября, утром, австрийцы начали отступление, и к вечеру корпус Вернека (16 тысяч) подошел к Гербертингену, a Риша — к Эльхингену, так что, при безостановочном продолжении движения, большая часть армии могла уйти; но в это время явился к Макку подосланный Наполеоном шпион, сообщавший о высадке англичан в Булони, революции в Париже и о полном отступлении французов к Штутгарту; тогда Макк приказал войскам вернуться к Ульму, чтобы 14 октября преследовать отступавших (в его воображении) французов (8-й план). Но об этой перемене плана не был сообщено Ришу, ночевавшему y Эльхингена.

11 октября французы ещё более стеснили блокаду. Ней атаковал и отбросил к Ульму войска Риша, Ланн овладел высотою y Капельнберга, Мармон захватил мост через Иллер (у самого устья), a Сульт овладел Мемингеном и тот час направился к Бибераху, чтобы перехватить последний путь отступления Макка в Тироль. Но Макк продолжал верить в отступление французов и настаивал на необходимости оставаться под Ульмом (9-й план). Тогда эрцгерцог Фердинанд, с 12 эскадронами, ночью ушел из Ульма по дороге на Аален, для соединения с Вернеком. К 7 часам утра 15 октября, после ночных передвижений, французы заняли следующего места: Ней — от Морунгена до Юнингена, правее его — Бурсё, Ланн — один на альбекской дороге, гвардия — в Тальфнигене. Нансути — за нею, Мармон — y ульмского тет-де-пона; спешенные драгуны охраняли ближайшие мосты; Сульту приказано ускорить движение. Главная атака предполагалась на левом берегу, a Мармон должен был сначала удерживать австрийцев в Ульме и прикрывать дорогу на Гинцбург, a затем, при развитии боя на левом берегу, тоже решительно атаковать.

В полдень Ней и Ланн произвели атаку и захватили Михельсбергские высоты. Штурм был назначен на следующего день, но предварительно (вечером 15 октября) Наполеон послал к Макку Сегюра объяснить его положение. Увидев истинную обстановку, Макк согласился на переговоры о сдаче, но потребовал 8-дневного перемирия. 16 октября Сегюр вновь явился к Макку с предложением сдачи Ульма и армии военнопленною, на что срока дано 6 дней. Собранный Макком военный совет отказал, и тогда Наполеон начал бомбардировать город (в слабой степени). Вместе с тем, узнав, что его операционная линия не безопасна, он отправил Мюрата (14 тысяч) к Нёрдлингену, чтоб очистить страну от неприятеля. 17 октября Макк, устрашенный бомбардированием, отправился к Наполеону и подписал капитуляцию о сдаче армии, если до ночи 26 октября не будет выручен русскими или австрийские войсками; в последнем случае гарнизон получал право свободного выхода с оружием и обозами для присоединения к деблокировавшей его армии.

Эта статья, редактированная самим Макком, был весьма важна в его глазах, как снимавшая с него ответственность перед императором. Наполеон, хорошо знавший несбыточность надежды Макка, охотно включил её в условия сдачи. 18 октября корпус Вернека, настигнутый Мюратом, сдался на капитуляцию, и коммуникационная линия Наполеона стала опять безопасною. Тем не менее расположение на месте в течение нескольких дней сосредоточенных масс представляло значительные неудобства и затруднения; необходимо было сократить срок их пребывания под Ульмом, и с этой целью Наполеон вновь пригласил к себе Макка, представил ему неосновательность расчёта на возможную помощь и предложил сократить срок; вместе с тем Бертье дал честное слово Макку, что до Инна нет ни одного австрийские солдата. Тогда Макк подписал дополнительное условие с обязательством сдать Ульм на следующий день, но притом только, чтобы корпус Нея не покидал крепость до истечения первоначально назначенного срока; уступка эта не имела для Наполеона значения, так как в Ульме все равно пришлось бы оставить достаточные силы для наблюдения за пленными. 19 октября состоялась капитуляция 30-и тысячной австрийской армии.

Рассматривая выдающиеся черты Ульмской операции, необходимо, по мнению генерала Леера, причислить её к классическим образцам стратегического искусства. Действительно, все частные задачи, на которые расчленяется операция (постановка цели, выбор направления, организация армии, стратегическое развертывание её, организация марша-маневра (скрытность и безопасность), преобладание расчёта над случайностями и безопасность всей операции [кроме времени с 9 по 14 октября], получили вполне правильное решение, как с точки зрения основных принципов, так и с точки требований обстановки. Настолько же поучительным образом, но в отрицательном смысле, являются действия Макка, вытекавшие из его сильной воли и подчинения всей операции предвзятой идее, в связи с большим пренебрежением к обстановке.

Мнения

  • Существует мнение, что причиной ошибки в планировании совместных действий австрийской и русской армий стала 12-дневная разница в календарях что, в свою очередь, сыграло роль в поражении австрийской армии при Ульме и последующем поражении союзников при Аустерлице[1][2].

Карты кампании

Напишите отзыв о статье "Ульмская кампания"

Примечания

  1. Lord Robertson. [www.nato.int/docu/articles/2000/a000501a.pdf Prospects for NATO–Russian relations] (.pdf). NATO (2000). Проверено 19 марта 2007. [www.webcitation.org/6GfeXTfo1 Архивировано из первоисточника 17 мая 2013].
  2. Chandler David G. From the Rhine to the Danube // The Campaigns of Napoleon. — New York: Scribner. — P. 383. — ISBN 0-02-523660-1.

Литература

  • [www.runivers.ru/bookreader/book10129/#page/52/mode/1up Леер, Генрих Антонович. Энциклопедия военных и морских наук. Том 7.]
  • Левицкий Н. А Полководческое искусство Наполеона
  • Большая советская энциклопедия, Том 10 стр 1573
  • Павел Андреевич Жилин Гибель наполеоновской армии в России
  • Лашук А. Наполеон. Походы и битвы. М., 2004
  • Соколов О. В. Армия Наполеона. — СПб., 1999.
  • Соколов О. В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа. 1799—1805 гг. — Т. 1-2. — М., 2006.
  • Харботл Т. Битвы мировой истории. Словарь. М.: Внешсигма, 1993. С.7,29,44,169,299,303,373,457,485.
  • Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. М.: Центрополиграф, 1999. С.68,78, 153,157,160,184,190,351,357-359,394,436.


Отрывок, характеризующий Ульмская кампания

Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.