Ульрих II (герцог Каринтии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ульрих II
нем. Ulrich II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Ульриха II на его печати</td></tr>

Герцог Каринтии
1181 — 1201
Предшественник: Герман
Преемник: Бернард
 
Рождение: 1176(1176)
Смерть: 1202(1202)
Род: Спанхеймы
Отец: Герман
Мать: Агнесса Австрийская

Ульрих II (нем. Ulrich II; ок. 11761202) — герцог Каринтии в 11811201 годах из династии Спанхеймов.



Биография

Ульрих II был сыном Германа, герцога Каринтии, и Агнессы Бабенберг, дочери австрийского герцога Генриха II Язомирготта.

В момент смерти своего отца в 1181 году Ульрих был ещё ребёнком, поэтому первое время фактическим правителем Каринтии стал опекун юного герцога и брат его матери Леопольд V, герцог Австрии и Штирии. В лице австрийской династии Бабенбергов Спанхеймы столкнулись с очень сильным конкурентом за влияние в восточных марках. Штирия, бывшее владение герцогов Каринтии, в 1192 году перешло под власть Австрии. В Крайне ситуация оказалась ещё более сложной из-за конкуренции не только с Бабенбергами, но и с Андексской династией, поддерживаемой епископами региона и патриархом Аквилеи. Ульрих II не выдерживал соперничества с Бабенбергами и Андексами и практически не участвовал в междоусобных конфликтах юго-восточной Германии.

Во время правления Ульриха II продолжилось бурное развитие торговли и городов, прежде всего Санкт-Файта и Клагенфурта, основанных его отцом. В 1191 году был заложен Шпитталь на Драве, который вскоре стал крупным торговым и ремесленным центром западной Каринтии.

В 1201 году из-за заболевания проказой Ульрих II передал престол Каринтии своему младшему брату Бернарду, при котором герцогство пережило период расцвета. В 1202 году Ульрих II скончался.


Предшественник:
Герман
герцог Каринтии
11811201
Преемник:
Бернард

Напишите отзыв о статье "Ульрих II (герцог Каринтии)"

Отрывок, характеризующий Ульрих II (герцог Каринтии)

– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.