Умершие в августе 1998 года
Поделись знанием:
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
Это список известных людей, умерших в августе 1998 года.
- 1 августа — Эдуард Мурзаев (90) — физико-географ и топонимист, доктор географических наук.
- 3 августа — Харий Лиепиньш (70) — советский и латвийский актёр театра и кино. Народный артист СССР.
- 3 августа — Георгий Пухов (81) — советский учёный.
- 3 августа — Альфред Шнитке (63) — советский и российский композитор и пианист.
- 4 августа — Юрий Артюхин (68) — русский космонавт.
- 4 августа — Алексей Рокитянский (76) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 5 августа — Тодор Живков (86) — болгарский политик, первый секретарь ЦК Болгарской компартии (фактический глава Болгарии) в 1954 — 1989.
- 5 августа — Михаил Фрумгарц — известный омский фотохудожник.
- 6 августа — Андре Вейль (92) — французский математик, брат философа Симоны Вейль.
- 6 августа — Генрик Хачатрян (60) — армянский прокурор.
- 8 августа — Халел Аргынбаев (73) — советский и казахский этнограф.
- 8 августа — Нургали Бариев (79) — председатель колхоза «Урняк» Арского района, Татарская АССР.
- 8 августа — Юрий Заюнчковский (77) — учёный-филолог, лингвист.
- 11 августа — Сергей Вонсовский (87) — советский и российский физик.
- 13 августа — Нино Ферре (63) — французский певец и композитор; самоубийство.
- 13 августа — Жюльен Грин (97) — французский писатель, романист, драматург американского происхождения.
- 14 августа — Яков Штанев (82) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза
- 15 августа — Степан Пономарчук (85) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 15 августа — Олег Реутов (77) — советский и российский химик-органик, академик АН СССР (с 1964) и РАН.
- 17 августа — Владислав Комар (58) — польский спортсмен, толкатель ядра.
- 18 августа — Василий Харламов (77) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 19 августа — Михаил Самохин (96) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 20 августа — Андрей Панов (38) — советский и российский рок-певец, лидер группы «Автоматические удовлетворители» (1979 — 1998).
- 20 августа — Ульмас Шакиров (75) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 21 августа — Гадий Арсланов (73) — журналист.
- 21 августа — Умар Тхабисимов (79) — адыгский композитор-песенник, певец, гармонист.
- 24 августа — Антонина Бринцева (86) — российский педагог, член Таганрогского подполья.
- 24 августа — Василий Глушко (77) — украинский советский учёный.
- 24 августа — Юлий Шрейдер (70) — математик, кибернетик и философ.
- 25 августа — Леван Мегрелишвили (67) — советский и грузинский железнодорожный строитель.
- 25 августа — Михаил Пучков (74) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 25 августа — Гагик Саркисян (72) — армянский историк, академик АН Армянской ССР.
- 26 августа — Фредерик Райнес (80) — американский физик, профессор, лауреат Нобелевской премии по физике (1995) за открытие нейтрино.
- 27 августа — Тофик Тагизаде (79) — азербайджанский советский режиссёр, актёр и сценарист.
- 28 августа — Николай Затеев (72) — советский морской офицер, первый командир подводной лодки К-19.
- 28 августа — Павел Садомсков (74) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 29 августа — Иосиф Вейнерович (88) — советский кинооператор и режиссёр документального кино. Народный артист БССР.
- 30 августа — Валентин Козлов (65) — советский актёр театра и кино, муж актрисы Люсьены Овчинниковой; по другим данным, умер в сентябре.
- 30 августа — Михаил Михалина (74) — бывший чехословацкий, венгерский, украинский и советский футболист, а со временем советский и украинский футбольный тренер и спортивный функционер.
- 31 августа — Георгий Бородин (79) — младший лейтенант Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 31 августа — Владимир Малик (77) — украинский советский писатель и поэт, автор приключенческих и исторических произведений.
Напишите отзыв о статье "Умершие в августе 1998 года"
Отрывок, характеризующий Умершие в августе 1998 года
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
