Умершие в апреле 1942 года
Поделись знанием:
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Это список известных людей, умерших в апреле 1942 года.
1 апреля
- Кетиладзе, Сергей Поликарпович (31) — майор Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, командир 32-й отдельной стрелковой бригадой 54-й армии Ленинградского фронта, Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Поколодный, Василий Дмитриевич (25) — Герой Советского Союза.
2 апреля
- Блинов, Никита Павлович (27) — советский офицер, участник Великой Отечественной войны, Командир роты 6-й гвардейской танковой бригады, Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Ганзен, Анна Васильевна — русская переводчица скандинавских писателей. Умерла в блокадном Ленинграде.
- Маркканен, Матти (54) — финский гимнаст, бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1908.
3 апреля
- Даньковский, Пётр Эдвард (33) — блаженный Римско-католической церкви, священник, мученик. Погиб в Освенциме.
- Жильсон, Поль — бельгийский композитор.
- Рябошапко, Василий Яковлевич (24) — Герой Советского Союза.
- Шиклош, Альберт (63) — венгерский композитор и музыкальный педагог еврейского происхождения
4 апреля
- Белов, Дмитрий Иванович — русский советский поэт
- Зренянин, Жарко (40) — член ЦК Коммунистической Партии Югославии, секретарь Воеводинского райкома КПЮ, организатор народного восстания в Воеводине. Народный герой Югославии (посмертно). Убит немецкими оккупантами.
- Йенсен, Карл (59) — датский борец греко-римского стиля, бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1908.
- Стружкин, Иван Васильевич (28) — Герой Советского Союза.
5 апреля
- Пачовский, Василий Николаевич (64) — галицко-украинский поэт-модернист, историк, философ. Умер от простуды.
6 апреля
- Бенич, Мийо (25) — югославский хорватский колёсный мастер и партизан Народно-освободительной войны, Народный герой Югославии (посмертно).
- Вальц, Юрий Владимирович (45) — советский военный деятель, полковник красной армии.
- Ушаков, Михаил Филиппович — Герой Советского Союза.
7 апреля
- Дмитриев, Василий Петрович (33) — полковой комиссар Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, комиссар 267-й стрелковой дивизии 59-й армии Волховского фронта. Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
8 апреля
- Бабиков, Михаил Васильевич — советский пограничник, ефрейтор, участник обороны Заполярья. Погиб в бою.
- Ковалёв, Александр Антонович — видный деятель пограничных войск НКВД СССР, комдив. Самоубийство.
- Кравченко, Иван Яковлевич (36) — советский офицер, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза. Умер от полученного в бою ранения.
- Поздняков, Алексей Павлович (26) — командир эскадрильи 20-го гвардейского истребительного авиационного полка (1-я смешанная авиационная дивизия, ВВС 14-й армии, Карельский фронт) гвардии капитан. Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Симонов, Михаил Васильевич (Циманович) — советский хоккеист с мячом, вратарь «Динамо» (Ленинград), чемпион СССР 1935 года. Погиб в блокадном Ленинграде.
9 апреля
- Нежинцев, Евгений Саввич (38) — русский советский поэт.
- Чопела, Йордан — югославский македонский партизан-антифашист, Народный герой Югославии (посмертно). Погиб в бою с болгарской полицией.
10 апреля
- Блажевич, Владислав Михайлович (60) — русский тромбонист, тубист, музыкальный педагог, композитор и дирижёр.
- Гундилович, Павел Михайлович — советский офицер, участник Великой Отечественной войны.
- Жуковский, Пётр Бонифаций (29) — блаженный Римско-католической церкви, священник, монах из ордена францисканцев. Погиб в Освенциме.
- Нежинцев, Евгений Саввич (38) — русский советский поэт. Умер от голода в блокадном Ленинграде.
- Розовский, Наум Савельевич — главный военный прокурор РККА (1935—1939), армвоенюрист (1938), один из активных организаторов сталинских репрессий. Репрессирован, умер в советском лагере.
11 апреля
- Дуцкий (53) — блаженный Римско-католической церкви, монах, мученик. Погиб в Освенциме.
- Халатин, Иван Александрович (27) — советский пограничник, старший лейтенант, начальник 6-й заставы Рестикентского отряда Мурманской области. Погиб в бою.
12 апреля
- Дженнари, Эджидио (65) — деятель итальянского рабочего движения, один из создателей и генеральный секретарь Итальянской социалистической партии (1918—1919), член руководящих органов Коминтерна (1921—1928). Умер в Нижнем Новгороде.
- Шапиро, Григорий Яковлевич (34) — советский военный деятель, подполковник, начальник штаба [14-й танковой дивизии на Западном фронте летом 1941 года. Умер от менингита.
13 апреля
- Бялозор, Юлиан Юлианович (80) — русский военачальник, генерал-лейтенант. Умер в Вильно.
- Данзас, Юлия Николаевна (62) — российский историк религии, католический теолог, публицист, религиозный деятель. Умерла в Риме.
- Мамич, Милош — югославский партизан Народно-освободительной войны, Народный герой Югославии (посмертно). Погиб в бою.
- Сневлит, Хенк (58) — нидерландский коммунист, один из основателей Коммунистической партии Китая, Коммунистической партии Индонезии. Казнён немецкими оккупантами.
- Чапчахов, Лазарь Сергеевич (31) — участник Великой Отечественной войны, батальонный комиссар эскадрильи 38-го отдельного истребительного авиационного полка (Северо-Западный фронт), лейтенант. Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Шмид, Антон (42) — фельдфебель вермахта, казнённый за помощь евреям, «праведник мира».
14 апреля
- Бертхольд, Герхард (51) — немецкий военачальник, генерал-лейтенант вермахта, командующий 31-й пехотной дивизией во время Второй мировой войны, погиб на советско-германском фронте.
- Волков, Иван Архипович — старший лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Кулик, Леонид Алексеевич (58) — советский специалист по минералогии и исследованию метеоритов. Умер от сыпного тифа после ранения на фронте.
- Тифентелер, Густав (55) — американский борец, бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1904.
15 апреля
- Клеман, Михаил Карлович (44) — советский литературовед. Умер при эвакуации из блокадного Ленинграда.
- Морено Карбонеро, Хосе (82) — испанский художник-портретист.
- Музиль, Роберт (61) — австрийский писатель, драматург и эссеист; кровоизлияние в мозг.
- Пим, Джошуа — ирландский врач и теннисист, четырёхкратный победитель Уимблдонского турнира в мужском одиночном и в мужском парном разрядах.
- Симуков, Андрей Дмитриевич — советский монголовед-географ, этнограф, археолог. Репрессирован, умер в советском лагере.
16 апреля
- Александра (63) — принцесса Эдинбургская и Саксен-Кобург-Готская.
- Дейли, Денис (79) — британский игрок в поло, чемпион летних Олимпийских игр 1900.
- Несвицкий, Александр Александрович (86) — российский, украинский государственный деятель, врач.
17 апреля
- Бурдариа, Марсель (18) — французский коммунист, участник французского Сопротивления (член Батальонов молодёжи), член нантской группы, казнён немецкими оккупантами.
- Гиско, Спартако — французский коммунист, участник Гражданской войны в Испании и французского Движения Сопротивления. Участник убийства немецкого коменданта Нанта Карла Хоца. Казнён немецкими оккупантами.
- Перрен, Жан Батист (71) — — французский физик, лауреат Нобелевской премии по физике 1926 года. Умер в Нью-Йорке. Похоронен в Пантеоне (1948).
- Ушаков, Дмитрий Николаевич (69) — русский филолог, член-корреспондент АН СССР (1939), автор 4-томного «Толкового словаря русского языка».
- Элмер, Адольф Дэниел Эдвард — американский ботаник.
18 апреля
- Вандербильт Уитни, Гертруда (67) — американский скульптор и меценат, основавшая Музей Американского искусства Уитни в Нью-Йорке.
19 апреля
- Александр Еленкин (68) — российский ботаник.
- Ефремов, Михаил Григорьевич (45) — советский военачальник, полководец Гражданской и |Великой Отечественной войн, генерал-лейтенант, командующий Центральным фронтом (1941), Герой Российской Федерации (посмертно). Самоубийство с целью избежать пленения.
20 апреля
- Бервальд, Людвиг (58) — чешский и немецкий математик еврейского происхождения, чьим именемем названо пространство Бервальда — Моора. Умер в лодзинском гетто.
- Яаксон, Юри (72) — эстонский государственный деятель, Государственный старейшина Эстонии (1924—1925). Расстрелян в советском лагере.
21 апреля
- Левицкий, Николай Арсеньевич — советский военный историк, профессор Академии Генштаба РККА, генерал-майор (1940). Умер от болезни в Фергане.
22 апреля
- Платтен, Фридрих (58) — швейцарский деятель международного социалистического и коммунистического движения. Репрессирован. Погиб в советском лагере. Реабилитирован посмертно.
- Синельников, Михаил Ильич — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
23 апреля
- Бенарио-Престес, Ольга (34) — немецко-бразильская революционерка-коммунистка, жена Луиса Карлоса Престеса, замучена в нацистской экспериментальной медицинской клинике.
- Коган, Михаил Саулович — советский шахматный историк и литератор. Умер в блокдном Ленинграде.
- Лазарев, Пётр Петрович (64) — российский и советский физик, биофизик и геофизик, академик АН СССР (1917); рак желудка.
- Рабинович, Илья Леонтьевич (50) — российский и советский шахматист, мастер (1914). Чемпион СССР (1934/35). Умер от дистрофии после эвакуации из блокадного Ленинграда.
- Севастьянов, Алексей Тихонович (25) — советский лётчик-истребитель, Герой Советского Союза. Погиб при исполнении боевого задания.
24 апреля
- Бернакки, Луис (65) — бельгийский и австралийский физик и астроном, участник нескольких антарктических экспедиций.
- Коробков, Фёдор Григорьевич (43) — Герой Советского Союза.
- Монтгомери, Люси (67) — канадская писательница.
- Остряков, Николай Алексеевич (30) — советский лётчик морской авиации, генерал-майор, командующий ВВС Черноморского флота, Герой Советского Союза (посмертно). Погиб во время авианалёта немецких ВВС.
27 апреля
- Бинкис, Казис (48) — литовский поэт, драматург, переводчик, лидер авангардистской группировки «Четыре ветра». Умер от туберкулёза.
- Бургер, Генрих (60) — немецкий фигурист, выступавший в парном катании. Он, с партнершей Анной Хюблер, были Олимпийскими чемпионами 1908 года (первыми в парном катании) и двукратными чемпионами мира.
28 апреля
- Александр Георгиевич, 7-й герцог Лейхтенбергский (60) — член Российского Императорского Дома, полковник, флигель-адъютант. Умер во Франции.
- Брун, Юлиан (56) — польский историк-марксист, журналист, литературный критик Польши XX века, один из руководителей Коммунистической партии Польши.
- Руссо, Василий Николаевич (61) — российский советский скульптор, художник, организатор шахматно-шашечного движения в СССР, шашист. Репрессирован. Умер в советском лагере.
- Леонид Севрюков (20) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Троицкий, Геннадий Александрович (33) — советский лётчик, участник Великой Отечественной войны, майор, Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Циндрич, Славин — югославский хорватский футболист, автор первого в истории сборной Югославии. Участник Олимпийских игр 1920, 1924 и 1928 годов.
29 апреля
- Бобич, Флориян (28) — югославский политический деятель, Народный герой Югославии (посмертно). Погиб в бою с усташами.
- Видович, Мария (18) — югославская партизанка, участница Народно-освободительной войны Югославии, Народный герой Югославии. Чтобы не попасть в плен, покончила с собой.
- Зауэр, Эмиль фон (79) — немецкий пианист, композитор и педагог.
- Иван Плешков (32) — Герой Советского Союза.
30 апреля
- Артур, Джозеф Чарльз (91) — американский ботаник и миколог
- Асямов, Сергей Александрович (34) — советский лётчик, командир воздушного корабля 746-го авиационного полка 3-й авиационной дивизии дальнего действия, Герой Советского Союза, майор, погиб в авиационной катастрофе.
- Шаповалов, Александр Сидорович (70) — участник революционного движения в России.
Напишите отзыв о статье "Умершие в апреле 1942 года"
Отрывок, характеризующий Умершие в апреле 1942 года
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
