Умершие в апреле 1944 года
Поделись знанием:
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
Это список известных людей, умерших в апреле 1944 года.
1 апреля
- Казанбаев, Шарифзян Габдурахманович — старшина Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Левин, Беньямин Менаше (64) — педагог, исследователь Талмуда. Доктор философии.
- Сирик, Дмитрий Иванович (21) — Герой Советского Союза.
- Ус, Иван Маркиянович (19) — Герой Советского Союза.
2 апреля
- Витвинский, Валентин Фёдорович (20) — Герой Советского Союза.
- Дьяченко, Дарья Григорьевна (20) — член подпольной комсомольской организации "Партизанская искра", Герой Советского Союза.
- Фролов, Иван Николаевич — Герой Советского Союза.
3 апреля
4 апреля
- Павлов, Лавр Петрович (21) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
5 апреля
- Абденанова, Алиме (20) — резидент отдела разведки штаба Приморской Армии, кавалер ордена Красного Знамени, Герой Российской Федерации.
- Алексонис, Юозас Юльевич (30) — участник Великой Отечественной войны, радист подпольной радиостанции города Каунаса, Герой Советского Союза.
- Белов, Александр Иванович (1904—1944) (39) — советский военачальник, генерал-майор.
- Белявский, Николай Иванович — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Беркович-Эрко, Мойше — румынский и французский художник и график еврейского происхождения.
- Василенко, Николай Григорьевич — красноармеец Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза.
- Мардкович, Александр Маркович (69) — писатель, поэт, популяризатор караимского языка и культуры.
- Метяшкин, Аким Гаврилович (46) — Герой Советского Союза.
- Олейник, Вадим Клавдиевич (21) — Герой Советского Союза.
6 апреля
- Мокрый, Николай Никитович (24) — Герой Советского Союза.
- Нагаев, Епифан Иванович (29) — Герой Советского Союза.
- Фесенко, Василий Филиппович (22) — Герой Советского Союза.
- Худяков, Александр Алексеевич (37) — Герой Советского Союза.
7 апреля
- Исаков, Георгий Семёнович — Герой Советского Союза.
- Конько, Иван Кузьмич (24) — Герой Советского Союза.
- Рыбальченко, Семён Васильевич (36) — Герой Советского Союза.
8 апреля
- Бакиров, Михаил Максимович (25) — Герой Советского Союза.
- Карелин, Пётр Григорьевич (22) — Герой Советского Союза.
- Платонов, Константин Петрович (22) — Герой Советского Союза.
- Фёдоров, Николай Дмитриевич (25) — Герой Советского Союза.
- Черябкин, Пётр Лаврентьевич (26) — Герой Советского Союза.
- Эйфлер, Эрна (35) — участница немецкого Сопротивления.
9 апреля
- Аксютин, Николай Васильевич — Герой Советского Союза.
- Данков, Фёдор Трофимович (25) — Герой Советского Союза.
- Калинин, Владимир Павлович (19) — Герой Советского Союза.
- Кёниг, Лэрд — немецкий художник, представитель движения Берлинский сецессион, барон.
- Кононенко, Алексей Андреевич — Герой Советского Союза.
- Мельников, Фёдор Маркович (30) — Герой Советского Союза.
- Павлов, Антон Гаврилович (28) — Герой Советского Союза.
- Рогозин, Владимир Алексеевич (19) — Герой Советского Союза.
- Руднева, Евгения Максимовна (23) — штурман 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии, гвардии старший лейтенант. Герой Советского Союза.
10 апреля
- Барышев, Николай Андреевич (36) — театральный художник, руководитель подпольной группы по кличке «Сокол». Заслуженный деятель искусств Крымской АССР.
- Бережной, Иван Михайлович (20) — Герой Советского Союза.
- Перегонец, Александра Фёдоровна (48) — российская и советская актриса театра и кино, подпольщица; трагически погибла в время Великой Отечественной войны.
- Шпак, Кузьма Викторович — Герой Советского Союза.
- Якубовский, Израиль Семёнович (19) — участник Великой Отечественной войны, командир взвода противотанковых ружей 6-го гвардейского стрелкового полка 2-й гвардейской стрелковой дивизии 56-й армии Северо-Кавказского фронта, Герой Советского Союза, гвардии младший лейтенант.
11 апреля
- Лут, Николай Евсеевич (26) — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Машкарин, Иван Николаевич (22) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Панин, Иван Иванович (36) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Сингаевский, Семён Фёдорович (29) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Старовойтов, Михаил Антонович (20) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Шарыпов, Абрам Григорьевич (43) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
12 апреля
- Живов, Анатолий Павлович (19) — рядовой советской армии, Герой Советского Союза.
- Коробчук, Александр Кондратьевич — Герой Советского Союза.
- Красиков, Иван Петрович (25) — Герой Советского Союза.
- Лысов, Михаил Сергеевич — Герой Советского Союза.
13 апреля
- Абдулманапов, Магомед-Загид (19) — Герой Советского Союза.
- Антонов, Антон Антонович — Герой Советского Союза.
- Велигин, Пётр Владимирович — Герой Советского Союза, сапёр, рядовой.
- Задорожный, Михаил Алексеевич — Герой Советского Союза.
- Захарченко, Григорий Никифорович — Герой Советского Союза.
- Иванов, Пётр Артемьевич — Герой Советского Союза.
- Кузнецов, Иван Алексеевич — Герой Советского Союза.
- Поддубный, Николай Иванович — Герой Советского Союза.
- Романенко, Андрей Фёдорович — Герой Советского Союза.
- Симоненко, Александр Фёдорович — Герой Советского Союза.
- Соболев, Семён Григорьевич — Герой Советского Союза.
- Тимошенко, Иван Терентьевич (35) — Герой Советского Союза.
14 апреля
- Бочарников, Пётр Степанович — Герой Советского Союза.
- Письменный, Иван Алексеевич — Герой Советского Союза.
- Ревякин, Василий Дмитриевич (25) — Герой Советского Союза.
- Уфимцев, Сергей Кириллович — Герой Советского Союза.
- Целых, Сергей Васильевич — Герой Советского Союза.
- Шкурат, Дмитрий Иванович (19) — Герой Советского Союза.
15 апреля
- Горин-Горяйнов, Борис Анатольевич (60) — советский актёр, народный артист РСФСР.
- Ватутин, Николай Фёдорович (42) — генерал армии (февраль 1943), Герой Советского Союза, принадлежит к плеяде основных полководцев Великой Отечественной войны.
- Кочнев, Владимир Георгиевич (29) — Герой Советского Союза.
- Чалдаев, Виктор Алексеевич (28) — Герой Советского Союза.
16 апреля
- Бондарь, Иван Калистратович (29) — подполковник Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза.
- Порш, Николай Владимирович (64) — государственный и дипломатический деятель УНР.
- Соченко, Макар Степанович — Герой Советского Союза.
17 апреля
- Бербешкин, Александр Андреевич (27) — участник Великой Отечественной войны.
- Вейс, Волдемар (51) — штандартенфюрер Латышского добровольческого легиона СС.
- Козлов, Пётр Михайлович (50) — Герой Советского Союза.
- Комардинкин, Константин Петрович — Герой Советского Союза.
- Мамкин, Александр Петрович — советский гражданский лётчик, участник Великой Отечественной войны.
- Свидерский, Александр Григорьевич (35) — Герой Советского Союза.
- Фёдоров, Николай Петрович (28) — Герой Советского Союза.
- Щелканов, Сергей Андреевич (28) — Герой Советского Союза.
18 апреля
- Валиев, Леонид Геонаевич — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Зеленский, Гавриил Никитович (35) — старшина Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Иноземцев, Аким Иванович — Герой Советского Союза.
- Ломакин, Василий Иванович — участник Великой Отечественной войны, пулемётчик 105-го гвардейского стрелкового полка 34-й гвардейской Енакиевской Краснознаменной стрелковой дивизии 46-й армии 3-го Украинского фронта, гвардии рядовой. Герой Советского Союза.
19 апреля
- Безобразов, Григорий Иванович (25) — советский военный лётчик, участник Великой Отечественной войны, штурман, Герой Советского Союза.
- Габриадзе, Григорий Иванович — Герой Советского Союза.
- Михайлов, Поликарп Михайлович (34) — Герой Советского Союза.
- Назаренко, Пётр Данилович — Герой Советского Союза.
20 апреля
- Каръягдыоглы, Джаббар (83) — азербайджанский певец-ханенде.
- Москалёв, Николай Касьянович (18) — сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
21 апреля
22 апреля
- Мамистов, Василий Андреевич (20) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
23 апреля
- Жулов, Фёдор Егорович — младший лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Катунин, Илья Борисович (35) — советский военный лётчик, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Маркин, Андрей Михайлович (22) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Шариков, Александр Николаевич — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
24 апреля
- Скачков, Николай Павлович (29) — Герой Советского Союза.
- Столярский, Пётр Соломонович (72) — советский скрипач-педагог.
- Тюков, Владимир Михайлович (22) — Герой Советского Союза.
25 апреля
- Иванов, Алексей Григорьевич — Герой Советского Союза.
- Надточеев, Георгий Мефодиевич — Герой Советского Союза.
26 апреля
- Литвищенко, Григорий Фёдорович — Герой Советского Союза.
- Надеждин, Пётр Филиппович (23) — Герой Советского Союза.
- Таранчиев, Исмаилбек (23) — Герой Советского Союза.
27 апреля
- Бориса, Губертас Иокубович (23) — Герой Советского Союза.
- Данукалов, Алексей Фёдорович (28) — Герой Советского Союза.
- Синицын, Фёдор Семёнович (25) — Герой Советского Союза.
- Смирнов, Дмитрий Алексеевич (61) — выдающийся русский оперный певец, лирико-драматический тенор.
- Суровцев, Борис Николаевич (42) — Герой Советского Союза.
- Шредер, Рихард Рихардович (76) — русский и советский учёный-агроном.
28 апреля
- Гуриненко, Никита Трофимович (28) — красноармеец Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Сергий (Воскресенский) (46) — епископ Русской православной церкви, митрополит Виленский и Литовский.
- Скрипин, Михаил Николаевич (24) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- Скорятин, Фёдор Николаевич (26) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
29 апреля
- Грисюк, Антон Степанович (30) — старший лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза.
- Линник, Михаил Васильевич — Герой Советского Союза.
- Новиков-Прибой, Алексей Силыч (67) — русский, советский писатель-прозаик.
- Привалов, Иван Михайлович — Герой Советского Союза.
30 апреля
- Третьяков, Сергей Николаевич (61) — российский предприниматель, политический деятель.
Напишите отзыв о статье "Умершие в апреле 1944 года"
Отрывок, характеризующий Умершие в апреле 1944 года
Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!