Умершие в июне 1941 года
Поделись знанием:
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.
– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Это список известных людей, умерших в июне 1941 года.
|
1 июня
- Бергер, Ганс (68), немецкий физиолог и психиатр, один из отцов метода электроэнцефалографии, открыл альфа-ритм человеческого мозга. Покончил жизнь самоубийством.
- Уолпол, Хью (57), британский писатель. Умер от сердечного приступа.
2 июня
- Гериг, Лу (37) — американский бейсболист, Боковой амиотрофический склероз (болезнь Лу Герига)
- Лёзенер, Людвиг Эдуард Теодор (75), немецкий ботаник
3 июня
- Вехачек, Виктор (61) — деятель польского национального движения, участник Первой мировой войны и Силезских восстаний. Погиб в Дахау
- Курбангалиев, Мухитдин Хафизитдинович (67), татарский филолог и педагог, профессор.
4 июня
- Вильгельм II (82), германский император и король Пруссии с 15 июня 1888 года по 9 ноября 1918 года. Умер из-за тромбоэмболии лёгочной артерии в Голландии.
- Уир, Джозеф (64), американский теннисист, бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1904.
6 июня
- Шевроле, Луи (62), американский автогонщик и автомобилестроитель швейцарского происхождения.
- Лехович, Владимир Андреевич (81), российский военный деятель, генерал-лейтенант. Умер в Париже.
9 июня
- Гама Очоа, Арманду Умберту да (63) — португальский военный и политик, один из руководителей военного переворота 1926 года и член Первого триумвирата Португалии в 1926 году.
- Коричонер, Франц (50), один из основателей Коммунистической партии Австрии, убит нацистами в Освенциме
- Лерер, Иосиф Гдальевич (61), украинский и польский дирижёр и композитор.
10 июня
- Кшивицкий, Людвик, польский учёный-энциклопедист (антрополог, социолог, экономист), один из первых пропагандистов марксизма в Польше.
11 июня
- Голубич, Мустафа (51), югославский политический деятель, ответственный сотрудник Коминтерна. Расстрелян нацистами.
15 июня
- Голенкин, Михаил Ильич (77), русский ботаник
- Фёрстер, Отфрид (67), немецкий невролог, один из основателей немецкой и мировой нейрохирургии. . Лечащий врач Ленина в 1922—1924 годах.
17 июня
- Вагенаар, Йохан (78), нидерландский композитор, органист и музыкальный педагог.
18 июня
- Баэс, Сесилио (79) — временный Президент Парагвая (1905—1906)
20 июня
- Мёнстед, Петер (81), датский художник-реалист
- Фуллон, Александр Иванович (73), русский государственный деятель, последний Плоцкий губернатор (1914—1917)
22 июня
- Бачинский, Сергей Васильевич (54), украинский педагог, публицист, политический деятель, член Украинской центральной Рады и Всероссийского учредительного собрания.
- Гаврилюк, Александр Акимович (30), украинский писатель и публицист. Погиб при бомбёжке
- Иванов, Иван Иванович (31), советский военный лётчик, совершил первый воздушный таран в истории Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (посмертно) Погиб в бою.
- Морин, Фёдор Васильевич (23) — Герой Советского Союза.
- Петров, Василий Васильевич (23) — Герой Советского Союза (посмертно), пограничник. Погиб в бою.
- Тудор, Степан Иосифович (48), украинский писатель, публицист и коммунистический деятель в Галиции, член Компартии Западной Украины. Погиб при бомбёжке.
- Усов, Виктор Михайлович (24) — Герой Советского Союза.
23 июня
- Гуденко, Сергей Гаврилович — участник боёв у озера Хасан и Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1938). Погиб в бою.
- Гиппиус, Карл Карлович (77), московский архитектор, мастер эклектики и модерна.
- Каллистратов, Мелетий Архипович (45), видный русский общественный, политический и религиозный деятель Латвии, депутат первых четырёх Сеймов Латвийской Республики. Расстрелян органами НКВД
- Карманов, Афанасий Георгиевич (34), советский военный лётчик, Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Копец, Иван Иванович , генерал-майор авиации, Герой Советского Союза за воздушные бои в Испании (1937), командующий Военно-воздушными силами Западного Особого военного Округа в начале Великой Отечественной войны. Застрелился.
- Сергей Косякин (34), участник Великой Отечественной войны,Герой Советского Союза.
- Озолс, Карлис (59), бывший латышский дипломат. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР.
- Попов, Борис Петрович (38), участник Великой Отечественной войны, Майор автобронетанковый войск. Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Руднянский, Стефан (54), польский философ и педагог, общественный деятель. Погиб во время немецкой бомбёжки Львова.
24 июня
- Ашофф, Людвиг (76), немецкий патологоанатом и основатель научной школы.
- Семен Кондрусев (44), советский военный деятель, Генерал-майор.
- Шабловский, Владимир Васильевич (32), один из руководителей обороны Брестской крепости, командир батальона, капитан. Расстрелян гитлеровцами в плену.
25 июня
- Алябушев, Филипп Фёдорович (47), советский военачальник, генерал-майор (1940), в начале Великой Отечественной войны командир 87-й стрелковой дивизии, погиб в бою.
- Скиталец, Степан Гаврилович (71), русский писатель, поэт и прозаик.
- Халиппа, Иван Николаевич (70), бессарабский историк. Репрессирован, умер в советской тюрьме.
- Хацкилевич, Михаил Георгиевич (45), советский военачальник, командир 6-го механизированного корпуса. Погиб в бою
- Цирельсон, Лейб Моисеевич (81) — раввин, общественный деятель, один из крупнейших галахических авторитетов XX века. Погиб при бомбёжке в Кишинёве.
26 июня
- Аксельрод, Зелик Моисеевич (36), еврейский поэт. Расстрелян органами НКВД.
- Балашов, Владимир Михайлович (21), советский военный летчик из экипажа Александра Маслова, Герой России (посмертно). Погиб в бою
- Бараник, Северин — блаженный Украинской грекокатолической церкви, священник, мученик. Расстрелян органами НКВД.
- Бейскбаев, Бахтурас (21), советский военный летчик из экипажа Александра Маслова Герой России (посмертно). Погиб в бою.
- Бурденюк, Анатолий Акимович (19), штурман из экипажа Николая Гастелло. Погиб в бою
- Гастелло, Николай Францевич (34), советский военный лётчик, участник 3-х войн; погиб в воздушном бою, направив свой подбитый самолёт на скопление автомашин и бензиновых цистерн немцев. Герой Советского Союза (посмертно)
- Ищак, Андрей (53), блаженный Украинской грекокатолической церкви, священник, мученик. Погиб при отступлении советских воинских частей.
- Калинин, Алексей Александрович (22), стрелок-радист из экипажа Николая Гастелло. Погиб в бою.
- Конрад, Николай (65), блаженный Украинской греко-католической церкви, мученик, священник. Убит агентами НКВД.
- Кричевцовы Константин, Минай и Елисей Георгиевичи — братья составившие семейный танковый экипаж, погибли в бою.
- Людендорф, Фридрих Вильгельм Ганс (68), немецкий астроном.
- Маслов, Александр Спиридонович (33), советский военный лётчик, которому некоторые исследователи приписывают подвиг Гастелло; Герой России (1996). погиб в бою
- Нойкирх, Карл (76), немецкий гимнаст, двукратный олимпийский чемпион 1896 г.
- Павлов, Василий Федотович (48), советский военачальник, генерал-майор (1940). В начале Великой Отечественной войны командир 23-й стрелковой дивизии. Погиб в бою.
- Прыйма, Владимир (35), блаженный Украинской греко-католической церкви, мученик, руководитель приходского церковного хора. Убит агентами НКВД
- Реутов, Григорий Васильевич — советский военный летчик из экипажа Александра Маслова Герой России (посмертно). Погиб в бою.
- Скоробогатый, Григорий Николаевич (24), лётчик-наблюдатель из экипажа Николая Гастелло. Погиб в бою.
- Хьюстон, Эндрю Джексон (87), американский политик, сенатор США от штата Техас (1941), член демократической партии
27 июня
- Ерёмин, Борис Дмитриевич (25) — лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1942) (посмертно). Убит в плену немецкими оккупантами.
- Пресайзен, Исаак Зилович, советский лётчик, заместитель командующего эскадрильи 128-го авиаполка. Погиб направив свой горящий самолет на большое количество вражеской техники.
- Тарасов, Дмитрий Захарович (24) — Герой Советского Союза.
- Холмс, Гарри (48), канадский профессиональный хоккеист, вратарь
28 июня
- Иванов, Леонид Илларионович (31), Герой Советского Союза.
- Корнеев, Андрей Дмитриевич, генерал-майор.
- Максуди, Ахмедхади Низамутдинович (72), татарский языковед, педагог, исламовед-популяризатор, политический и общественный деятель
- Соскис, Давид Владимирович (75), российский революционер, журналист. Умер в Суррее.
- Франко, Пётр Иванович (51), украинский педагог, учёный. Репрессирован. Умер или погиб в заключении.
- Фролов, Александр Фёдорович, советский танкист, участник Советско-финской войны, Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1940). Погиб в бою.
29 июня
- Венгерова, Зинаида Афанасьевна (74) — российская писательница, переводчик и литературный критик. Умерла в Нью-Йорке.
- Кижеватов, Андрей Митрофанович (33), советский офицер, один из руководителей обороны Брестской крепости в годы Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (посмертно). Погиб в бою.
- Новосадский, Николай Иванович (82), российский и советский филолог-классик, доктор греческой словесности (1901), член-корреспондент Российской академии наук (1917; с 1925 года АН СССР. Умер от разрыва сердца.
- Падеревский, Игнаций Ян (80), польский пианист, композитор, государственный и общественный деятель, дипломат, премьер-министр и министр иностранных дел Польши (1919). Умер от воспаления лёгких.
- Сенкевский, Иаким (45), блаженный Украинской греко-католической церкви, священник, монах, мученик. Погиб в советской тюрьме.
- Шестаков, Андрей Васильевич (63), советский историк, специалист по аграрной истории России. Профессор (1935), д-р ист. наук (1937), член-корреспондент АН СССР (28.01.1939, история).
30 июня
- Борисов, Владимир Борисович (38), советский военачальник, в начале Великой Отечественной войны командовал 21-м стрелковым корпусом. Погиб в бою.
- Журба, Александр Афанасьевич, советский военачальник, генерал-майор (1940), в начале Великой Отеественной войны командир 14-й стрелковой дивизии 14-й армии, начальник Приморского участка обороны Северного фронта. Погиб на фронте.
- Канторович, Лев Владимирович (30), русский советский ленинградский писатель, сценарист и театральный художник. Погиб на фронте
- Матвеичев, Василий Михайлович (28), авиационный штурман, младший лейтенант, участник Великой Отечественной войны. Погиб в бою.
- Парфёнов, Дмитрий Георгиевич (21), лейтенант, штурман звена 1-го минно-торпедного авиаполка 8-й минно-торпедной авиадивизии Краснознамённого Балтийского Флота, удостоен звания Героя России посмертно за подвиг,Член экипажа, совершившего первый в истории военной авиации двойной таран воздушной и наземной цели. Герой России (посмертно) Погиб в бою.
- Тыниссон, Александер — эстонский и российский военный деятель, генерал-майор (1918). Расстрелян органами НКВД.
- Фомин, Ефим Моисеевич (32), советский офицер, полковой комиссар, заместитель командира 84-го стрелкового полка 6-й Орловской Краснознаменной дивизии. Один из руководителей обороны Брестской крепости в июне 1941 года. Расстрелян в плену гитлеровцами как еврей
- Хохлачёв, Александр Митрофанович (23), стрелок-радист 1-го минно-торпедного авиаполка 8-й минно-торпедной авиадивизии Краснознамённого Балтийского Флота Герой России (посмертно). Погиб в бою.
- Ягомастас, Энзис (71), общественный и культурный литовский деятель, издатель. Казнен без суда и следствия немецкой тайной полицией (Гестапо)
Напишите отзыв о статье "Умершие в июне 1941 года"
Отрывок, характеризующий Умершие в июне 1941 года
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.
– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.