Умершие в ноябре 1998 года
Поделись знанием:
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
Это список известных людей, умерших в ноябре 1998 года.
- 1 ноября — Станислав Жук (63) — советский и российский тренер по фигурному катанию, заслуженный мастер спорта, многократный чемпион СССР и многократный призёр чемпионатов Европы в этом виде спорта.
- 1 ноября — Борис Литвинчук (81) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 2 ноября — Василий Лызин (84) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 3 ноября — Иван Аверьянов (78) — участник Великой Отечественной войны, лётчик штурмовой авиации. Герой Российской Федерации.
- 3 ноября — Боб Кейн (83) — американский создатель комиксов, наиболее известен как создатель комикса о супергерое Бэтмене.
- 6 ноября — Борис Штерн (51) — русский писатель-фантаст.
- 7 ноября — Владимир Мацкевич (89) — советский государственный и хозяйственный деятель.
- 8 ноября — Жан Марэ (84) — французский актёр.
- 8 ноября — Дмитрий Крайнов (94) — советский археолог, крупнейший исследователь культур неолита и бронзы центра Русской равнины.
- 10 ноября — Гелена Великанова (76) — советская эстрадная певица.
- 10 ноября — Василий Кот (82) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 10 ноября — Михаил Толкачёв (76) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 12 ноября — Евгений Ким (66) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 13 ноября — Дмитрий Гуртяк (27) — донецкий программист.
- 14 ноября — Николай Подорожный (73) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 16 ноября — Александр Васильчук (75) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 16 ноября — Александр Сморчков (78) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 17 ноября — Ефим Геллер (73) — советский шахматист, международный гроссмейстер.
- 17 ноября — Василий Фурсов (88) — советский и российский физик, доктор физико-математических наук, заслуженный профессор МГУ, декан физического факультета университета в 1954—1989.
- 18 ноября — Таварес, Аурелиу ди Лира (93) — бразильский генерал-член военной хунты.
- 19 ноября — Алан Пакула (70) — известный американский кинорежиссёр, продюсер, драматург.
- 20 ноября — Юрий Алёшин (68) — Герой Социалистического Труда.
- 20 ноября — Василий (Васильцев) — епископ Украинского экзархата.
- 20 ноября — Галина Старовойтова (52) — российский политический и государственный деятель, правозащитник, специалист в области межнациональных отношений; убийство.
- 21 ноября — Леонид Рассохин (77) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 22 ноября — Владимир Демихов (82) — учёный-экспериментатор, основоположник мировой трансплантологии.
- 22 ноября — Николай Мартынов (88) — советский государственный и партийный деятель.
- 22 ноября — Стю Ангер (45) — американский игрок в покер и джин рамми, считающийся многими специалистами лучшим в истории игроком в этих играх.
- 24 ноября — Валентин Бережков (82) — писатель, доктор исторических наук, переводчик Вячеслава Молотова и Иосифа Сталина.
- 24 ноября — Алексей Малышев (72) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 26 ноября — Виктор Алексеев (85) — советский политический деятель, председатель Исполнительного комитета Камчатского областного Совета (1971-1979).
- 27 ноября — Леонид Святошенко (75) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 28 ноября — Алексей Григорьев (81) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза.
- 29 ноября — Лев Финк (82) — литературовед, доктор филологических наук.
- 30 ноября — Корнелий Шацилло (74) — советский и российский историк.
Напишите отзыв о статье "Умершие в ноябре 1998 года"
Отрывок, характеризующий Умершие в ноябре 1998 года
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.