Алеуты

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Унанганы»)
Перейти к: навигация, поиск
Запрос «Алеут» перенаправляется сюда; см. также другие значения.
Алеуты
Самоназвание

унаңан (unangan)

Численность и ареал

Всего: от 3400[8] до 17500 (2000)
США США:
17004 (перепись, 2000)[1] или 2800 (оценка)[2]

Россия Россия:
482 (перепись, 2010)[6]

Язык

английский, русский, алеутский

Религия

православие, шаманизм, анимизм

Входит в

эскимосско-алеутская семья

Родственные народы

эскимосы (инуиты)

Алеу́ты (самоназвание — унаңан / unangan) — коренное население Алеутских островов. Бо́льшая часть живёт в США (Аляска), часть — в России (Камчатский край).

В 2010 году в США насчитывалось 2300 алеутов[9]. В Российской Федерации алеуты входят в Единый перечень коренных малочисленных народов Российской Федерации[10]; при этом их численность на территории России в 2002 году составляла 540 человек, в 2010 году — 482 человека[11].





Этноним

Название «алеут» русского происхождения. Оно было дано после открытия Алеутских островов, впервые встречается в документах в 1747 г.[12] Этимология этнонима вызывает разногласия у её исследователей. Если Г. А. Меновщиков выводил название «алеут» из алеутского слова аллитхух ‘команда, община’, то И. С. Вдовин полагал, что этноним имеет чукотско-корякское происхождение — от слова аляв-вытэ ‘те, у кого на голове обод’ (необычные деревянные головные уборы алеутов действительно были в прошлом их отличительной особенностью)[13].

Гипотеза, по которой название «алеут» происходит от чукот. алиат ‘остров’, алиут ‘островитяне’, представляется наиболее убедительной[14].

В качестве самоназвания алеуты обычно использовали название унанган. Помимо него, в употреблении были также названия локальных групп: жители Ближних островов назывались сасигнан, Крысьих — каган, о-ва Атки — нигагин, Четырёхсопочных — акагаи (т. e. «тамошние»), о-ва Умнака и части о-ва Уналашки — каэлянгин, о-вов Креницына[en] и части Уналашки — кигиган («северо-восточные»), о-ва Унимака — анимгин, о-вов Шумагина — каган таягангин («восточные люди»)[14].

Расселение

Алеуты — коренное население Алеутских островов, о-вов Шумагина, а также западного берега Аляски вплоть до реки Угашик на севере. После прихода русских алеуты поселились также на о-вах Командорских (куда начиная с 1826 года Российско-Американская компания стала завозить промысловых рабочих-алеутов[15]), Прибылова, на некоторых прибрежных островах и на материке Северной Америки.

К моменту прихода русских, т. e. в середине XVIII века, алеуты насчитывали от 8 до 10 тыс. человек. Из-за прокатившихся по территории их расселения эпидемий, а также нарушения экологического равновесия к 1820 году их численность упала до 2 тыс. человек[16].

В России живут на Командорских островах, которые составляют Алеутский район Камчатского края. Численность алеутов в России — 482 человека (по переписи 2010 года), из них в крае — 401 чел., где они в основном проживают в селе Никольское — единственном населённом пункте на острове Беринга и во всём районе (с 1970-х годов). Составляют 37,1 % населения Алеутского района по переписи 2010 года.

Численность алеутов в населённых пунктах (2002 г.)[17]

Камчатский край:

село Никольское 294

Бо́льшая часть алеутов (более 2000 человек-носителей языка) проживает в США на Алеутских островах (штат Аляска). Численность их в середине XVIII века достигала 12—15 тыс. человек. По переписи населения США 2000 года численность алеутов составила 17 004 человека[1], в том числе на Аляске — 10 708 человек, в штате Вашингтон — 2273 человек, в Калифорнии — 998 человек, в Орегоне — 479 человек и др.[18] Впрочем, данные американских переписей о численности алеутов являются существенно завышенными, поскольку включают и часть эскимосов-алутиик, и эяков, и тех, кто предпочитает называть себя алеутами для использования льгот, полагающихся коренному населению Аляски[19].

Язык

Основная статья: Алеутский язык

Алеуты говорят на алеутском языке, в котором обычно выделяют четыре диалекта[20]:

Медновский диалект значительно отличается от всех других, и сейчас его предпочитают рассматривать как самостоятельный алеутско-медновский язык — смешанный язык, возникший в результате чрезвычайно сильной лингвистической интерференции двух языковых образований: аттуанского диалекта алеутского языка (встречался на острове Атту, самом западном из Алеутских островов, исчез в середине XX века) и русского языка. В результате его грамматика частично наследует грамматику аттуанского диалекта, частично — грамматику русского языка (в частности, к последнему восходят система спряжения глагола и значительная часть синтаксических конструкций и структур)[21]. Пример спряжения: йа саӷā-йу ‘я сплю’, ти саӷā-ишь ‘ты спишь’, ми саӷā-им ‘мы спим’, йа саӷā-л ‘я спал’, ти саӷā-л ‘ты спал’, ани саӷā-ли ‘они спали’, йа буду саӷā-ть ‘я буду спать’ и т. д.[15]

В 1820-х годах священник Иван Вениаминов (канонизированный позднее как свт. Иннокентий) разработал для алеутского языка письменность на основе кириллицы; он и его последователи переводили на алеутский книги религиозной тематики и наладили систему школьного обучения. К моменту продажи в 1867 году Аляски и Алеутских островов США грамотность среди алеутов была практически стопроцентной; однако после этого преподавание алеутского языка было надолго прекращено (с 1910-х гг. в американских школах алеутам вообще запрещалось пользоваться родным языком, и только в 1967 г. федеральный закон разрешил использовать в школьном преподавании и другие языки, кроме английского). В 1970-х гг. на территории штата Аляска оно было восстановлено (уже с использованием алфавита на основе латиницы); с 1983 года алеутский преподаётся (с некоторыми перерывами) и на острове Беринга — в младших классах как факультативный предмет[12][22].

В начале XXI века на острове Беринга на беринговском и медновском диалектах говорило не более 12—15 человек старшего поколения; остальные алеуты перешли на русский язык. Основная часть алеутов США к этому времени перешла на английский язык; на западном диалекте продолжало говорить 80 человек, на восточном — 420—430 человек (из которых около 375 человек — жители островов Прибылова)[23].

Антропологический тип

В 1877 году, характеризуя антропологический тип алеутов, русский путешественник В. И. Немирович-Данченко писал: «Широкое, плоское лицо с выкатившимися скулами и вкось прорезанными глазами скорее заставляет предполагать родство этого племени с монгольской, чем с американской расой». Он отмечал также, что цвет тела и лица у алеутов — белый, что отличает их от более смуглых чукчей и эскимосов[24].

По современным представлениям, алеуты относятся к арктической расе, хотя занимают в её составе особое положение: у них обнаружена примесь южных элементов тихоокеанской ветви монголоидов[13].

Генетика

Генетические исследования показали, что алеуты по своему генофонду обнаруживают бо́льшую близость к азиатским эскимосам и чукчам, чем к эскимосам Аляски и коренному населению Камчатки[25].

Анализ гаплогрупп митохондриальной ДНК у алеутов показал, что у них преобладает древняя гаплогруппа D (в варианте D2a1), широко распространённая среди аборигенного населения севера Американского континента, а также встречается и гаплогруппа A, характерная как для аборигенов Америки, так и для жителей Северной и Центральной Азии. Это означает, в частности, что по материнской линии вклад европейцев в генофонд алеутов не прослеживается. Иную картину даёт изучение Y-хромосомных гаплогрупп алеутов: у современных алеутов характерная для европейцев гаплогруппа R преобладает над исконной для аборигенов Америки гаплогруппой Q, так что 85 % Y-хромосом у алеутов имеет европейское происхождение. Следовательно, по отцовской линии генотип алеутов сильно смешан[25][26].

Этногенез

Долгое время существовали две гипотезы их происхождения. Согласно одной, алеуты пришли с северо-восточного азиатского побережья, согласно другой — с Аляски. Г. В. Стеллер высказывался за азиатское происхождение алеутов; в качестве основного аргумента он рассматривал сходство, которое, по его мнению, имеется у алеутских шляп из древесной коры и шляп ительменов и коряков. Возражая против азиатской гипотезы, известный американский исследователь Аляски В. Долл полагал, что при тех средствах передвижения, которыми располагали алеуты, их переезд из Азии на острова представляется невероятным. Американское происхождение алеутов предполагал и В. И. Иохельсон, аргументируя эту гипотезу сходством культуры алеутов с культурой индейцев северо-западного побережья Америки: «Сюда относятся употребление втулок (как украшений), раскраска лица и некоторые другие приёмы украшения. В общем можно сказать, что особенности материальной и духовной культуры, а также физический склад алеутов указывают на их тесную связь с обитателями Америки, а не Азии»[14].

А. Грдличка считал, что первыми жителями Алеутских островов были праалеуты (англ. Pre-Aleuts), которых примерно в 1000 году до н. э. сменили предки нынешних алеутов, пришедшие с Американского континента и продвигавшиеся на запад вдоль островной цепи. Позднейшие археологические раскопки подтвердили смену населения островов в это время. Что касается времени отделения алеутов от эскимосов и выделения их в самостоятельный этнос, то это, по мнению ряда авторов, произошло примерно 8000 лет назад[25].

История алеутов

Первые контакты с русскими

История изучения алеутов начинается со времени открытия в 1741 году Алеутских островов Великой Северной (Второй Камчатской) экспедицией (1733—1743). Русские мореплаватели, исследователи, промышленники собирали данные о культуре народа[27].

На рубеже 1750—1760 годов происходили вооружённые столкновения между экипажами русских торгово-промышленных судов и восточными алеутами, в ходе которых экипажи трёх судов были истреблены, а суда сожжены. Позднее между русскими и алеутами установились мирные взаимоотношения. Во второй половине XVIII века ежегодно на Алеутские острова приходили до четырёх-пяти купеческих кораблей, и сменявшие друг друга партии русских зимовали на островах или жили там среди алеутов 5—6 лет, воспринимали их навыки, брали алеуток в жёны. Способных мальчиков-алеутов русские промышленники обучали русскому языку и даже вывозили на Камчатку и в Охотск, где устраивали в школы. В результате контактов алеуты восприняли многие русские орудия труда и предметы быта, сохраняя при этом в основном традиционный уклад жизни[28].

Алеуты под управлением РАК

С 1799 года Алеутские острова и прилегающая к ним часть Аляски управлялись Российско-Американской компанией (РАК). Для освоения необитаемых ранее Командорских островов компания с 1826 года стала переселять туда с близлежащих Алеутских островов промысловых рабочих-алеутов (предков нынешнего населения Командор)[15]. В дальнейшем население Командорских островов пополнялось не только алеутами, но и креолами (потомками европейцев и алеутов) и русскими промышленниками из Атки и Калифорнии, женившимися на алеутках. Остров Беринга заселяли в основном выходцы с Атки (в 1827 году их было уже 110 человек), остров Медный — выходцы с Атту.

Основной целью Российско-Американской компании было использование алеутов в качестве охотников на котиков и каланов, чьи меха были надёжным и основным источником прибылей (до обнаружения золота на Клондайке). Чиновники назначали приказчиков и байдарщиков для организации промысла на отдалённых островах. Официальный статус алеутов приближался к статусу инородцев Российской империи; они платили в казну ясак, а с 1821 года признаны российскими подданными (при этом их отнесли к сословию «островитян», а в 1844 году приравняли к «оседлым инородцам»[29]).

Алеутов привлекали к важнейшим мероприятиям, проводимым РАК. Они составляли значительную часть жителей в поселениях, возникших во владениях компании. В 1812 году служащий РАК Иван Кусков с 25 русскими колонистами и 90 алеутами (наряду с собственно алеутами в число последних входили и эскимосы-алутиик) основал крепость Росс (Форт-Росс) на побережье Северной Калифорнии. В 1828 году в крепости проживали 25 русских и около 100 алеутов-звероловов; местные индейцы-кашая называли алеутов «подводными людьми», поскольку их лодки-каяки сидели на воде так низко, что казались появляющимися из моря[30][31].

В 1867 году Алеутские острова вместе с Аляской были проданы США, после чего в России алеуты остались лишь на Командорах[32].

Американские алеуты после 1867 года

Перейдя под власть США, алеуты и креолы были отнесены к разряду «нецивилизованных племён» и сохраняли этот статус до 1915 года, когда в правовом отношении их приравняли к американским индейцам и передали под опеку Бюро по делам индейцев. Права американского гражданства они получили только в 1924 году[29].

В первые десятилетия XX века традиционное хозяйство американских алеутов продолжало оставаться в основе таким же, как и во времена РАК; однако всё большее распространение приобретает отходничество, подрывающее жизнь общины. Жизненный уровень алеутов остаётся крайне низким: дискриминация позволяла им заниматься только неквалифицированным трудом, а оплата труда аборигенов Аляски была в 2—2,5 раза ниже, чем у белых[33].

В июне 1942 года японские войска десантировались на острове Атту, после чего его жители были насильно выселены на Хоккайдо, где они три года оставались на принудительных работах (погибла почти половина выселенных). В 1945 году американские власти поселили их (по соображениям военного порядка) не на родном острове, а на острове Атка, где они растворились среди местного населения[34][35].

Начиная с 1960-х годов положение американских алеутов начинает улучшаться (в частности, удалось справиться с получившим ранее широкое распространение туберкулёзом)[36]. В соответствии с принятым в декабре 1971 года «Актом об урегулировании претензий коренных жителей Аляски»[en][37] в июне 1972 года была создана «Алеутская корпорация»[en] (одна из 12 региональных корпораций, созданных на территории штата Аляска на этнической основе), имеющая подразделения в каждом селении, где проживают алеуты, и призванная решать вопросы о землях, некогда отчуждённых у коренного населения, а также заключать государственные контракты, управлять недвижимостью и инвестициями в различные проекты на контролируемой ею территории. «Акт» признал также права алеутов на «ведение традиционного образа жизни» и предусматривал выплату им компенсаций за отчуждённые земли[38].

Российские алеуты после 1867 года

В 1882 году алеуты (вместе с креолами) на Командорских островах насчитывали 500 человек (на острове Беринга — 309, на Медном — 191). Они были заняты на котиковом, бобровом и песцовом промыслах, ловили рыбу и птиц, разводили ездовых собак и занимались огородничеством (репа, редис, картофель). С 1871 года котиковый и бобровый промыслы сдавались в аренду различным торгово-промышленным компаниям[39]. Наивысшая численность населения островов была зарегистрирована в 1899 году: 354 человека на острове Беринга и 283 человека на острове Медном[16].

После окончания гражданской войны на Дальнем Востоке России началось восстановление разрушенного хозяйства на Командорских островах, развитие звероводства, животноводства, огородничества, рыбного и морского зверобойного промыслов. В 1928 году Командорские острова были выделены в Алеутский национальный район[40]. Процесс возрождения алеутов включал создание в 1925 году зверосовхоза, участие народа в управлении, подготовку кадров национальной интеллигенции, технических специалистов. С 1935 года начался прирост численности населения. В то же время развивается процесс рассеивания алеутов, их оседания на материке.

В 1969 году село Преображенское (место проживания алеутов острова Медный) по решению местных властей в рамках кампании по ликвидации «неперспективных» деревень было закрыто, а жители села были перевезены на остров Беринга; после этого основным местом сосредоточения российских алеутов стало село Никольское на этом острове[41]. По образу жизни и социальной структуре они не отличаются от приезжего населения. Преобладание межнациональных браков с проживающими в селе (и составляющими в нём большинство населения) русскими и представителями других народов, отсутствие в прошлом школьного преподавания алеутского языка ведут к усилению ассимиляции российских алеутов, что в условиях их многочисленности грозит потерей ими родного языка и даже исчезновением российских алеутов как этноса[15].

Религия

Для традиционных верований характерен анимизм. Почитались духи предков, чьи изображения из камня, кости, дерева и птичьих шкурок передавались по наследству в качестве личных амулетов. Духов-покровителей изображали деревянные маски, которые надевали во время обрядовых плясок. Среди алеутов был распространён шаманизм, в мифологии которого бытовали представления о разных мирах. Шаманский костюм, как и у некоторых народов Сибири, символизировал птицу. Помимо шаманства существовала также охотничья магия, заключавшаяся в обрядах вызывания зверя, в особых охотничьих запретах и ношении амулетов, охраняющих владельца.

В конце XVIII века алеуты, испытав сильную ассимиляцию со стороны русских промышленников и купцов, были обращены в православие. Распространилось школьное обучение, двуязычие. Появились религиозные книги, переведённые на алеутский язык. Характерно, что часть аборигенов стала миссионерами. Алеуты до сих пор остаются стойкими приверженцами православия, религиозные обряды исполняют на русском и алеутском языках. Один из алеутов — Пётр Алеут — почитается Православной Церковью в качестве мученика. Бог по-алеутски звучит как Агугум.

Религия алеутов — православное христианство. Процесс ассимиляции и христианизации начался с конца 50-х гг. XVIII века и соответствовал общей тенденции российской политики в колонизации новых территорий. Христианство являлось надежным средством ассимиляции и сближения аборигенов с русским населением. Особенностью христианизации алеутов было то, что она была начата не миссионерами, а русскими промышленниками не в виде ортодоксальной, а бытовой православной идеологии и культа. Это обеспечивало ненасильственный и быстрый характер распространения христианства среди алеутов. В их религии отмечается гармоничное сочетание традиционного мировоззрения с православным вероучением, что нашло выражение в оформлении своеобразной «алеутской веры» и «алеутской церкви».

Постоянное присутствие среди алеутов священников начинается с лета 1824 года, когда на остров Уналашку прибыл И. Е. Вениаминов (свт. Иннокентий), пробывший здесь десять лет. Вениаминов не только крестил алеутов, но также организовал обучение их детей в школах, учил алеутов плотничьему и столярному делу, сапожному и иконописному ремёслам, подготовил продолжателей своего дела из числа алеутов и креолов. Его называли «добрым отцом алеутов»[29].

Хозяйство и быт

Хозяйственная деятельность алеутов

Основу хозяйства составляли зверобойный промысел, рыболовство и птицеловство, дополнявшиеся собирательством[32].

Зверобойный промысел. Алеутские мужчины охотились с байдар на морских животных, а на суше добывали морских котиков и — зимой — тюленей; в некоторых районах они вели охоту на медведей и карибу[42]. Калана добывали в открытом море при помощи гарпуна (метательного копья на длинной веревке), сивучей и моржей — на лежбищах, нерпу заманивали на берег манком — надутой нерпичьей шкурой, имитируя крик самки, на китов охотились с помощью копья, кончик которого смазывали ядом аконитом. Через 2-3 дня море выбрасывало на берег тушу животного. Гарпуны и копья бросали с помощью копьеметалок — деревянных дощечек длиной 50-70 см с продольным желобком, углублениями для пальцев на одном конце и костяным упором на другом.

Рыболовство. Алеуты ловили рыбу, используя длинные удочки, изготавливаемые из водорослей. К этим прочным и крепким приспособлениям крепились крюки. Удочки можно было использовать для ловли морской рыбы, такой, как палтус и треска. Речную рыбу ловили при помощи мешкообразных сетей, изготавливаемых из китовых сухожилий[43].

Птицеловство. Охотились на птиц при помощи метательных копий (шатин) и метательного снаряда (бола) — связки ремней с каменными или костяными грузиками на концах. Раскрутив, бола бросали в стаю, и запутавшаяся в ремнях птица становилась добычей охотника. Отлавливали их и на птичьих базарах большим сачком на длинном шесте (чируча), а также сетями.

Собирательство. Алеутские женщины собирали моллюсков и морских ежей, а также дикие растения — ягоды и травы (последние, в частности, использовались для изготовления разнообразных плетёных изделий)[42].

Техника

Важную роль в морской охоте играли байдара — плоскодонная лодка с деревянным каркасом, обтянутая сивучьей или нерпичьей кожей, и каяк — закрытая кожаная лодка с деревянным каркасом и отверстием-люком, куда садился охотник (прообраз спортивной байдарки). Управляли ею двухлопастным веслом. До прихода русских оружием алеутов были лёгкие дротики с костяными наконечниками, луки, каменные или костяные ножи.

Традиционное жилище

Селения располагались на морском побережье, часто в устьях рек и состояли из двух-четырёх больших полуземлянок (улягамах). Русские путешественники называли их земляными юртами из выкидного леса, которые начисто были лишены очага[44]. Для них выбирали высокие, открытые места, чтобы удобно было наблюдать за морскими животными и приближением врагов. Полуземлянки строили из плавника (прибитых к берегу деревьев), сверху покрывали сухой травой, шкурами и дёрном. В крыше оставляли несколько четырёхугольных отверстий для входа, забирались туда по бревну с зарубками.

Полуземлянка вмещала от 10 до 40 семей[40]. Внутри вдоль стен сооружали нары. Каждая семья жила на своей части нар, отделенных друг от друга столбами и занавесками. Под нарами хранили утварь. Летом переселялись в отдельные лёгкие постройки. В XIX веке традиционная полуземлянка видоизменилась: стены и крышу, сделанные из жердей и досок, обкладывали дёрном. Наверху находился люк для освещения, сбоку — выход через небольшие сени. Освещали жилища жировыми лампами, иногда клали печи. Наряду с традиционной утварью пользовались привозной посудой фабричного производства.

Одежда

Традиционной зимней одеждой алеутов была парка — длинная глухая (без разреза спереди) одежда из меха морского котика, калана, птичьих шкурок. Поверх неё надевали камлейку — глухую непромокаемую одежду из кишок морских животных с рукавами, глухим закрытым воротом и капюшоном (прообраз европейской ветровки). Праздничная одежда (парки и камлейки) по крою не отличалась от повседневной, но её обильно украшали вышитыми полосами, бахромой, ремешками из меха; у мужчин праздничная парка имела высокий стоячий воротник[45]. Края капюшона и рукавов затягивали шнурками. Сохранились традиционные промысловые куртки с капюшонами из сивучьих кишок и горл, штаны из нерпичьей кожи. Мужская и женская одежда была сходна по крою и украшениям. Позже появился новый тип одежды — бродни (штаны из сивучьих горл), к которым пришивали непромокаемые торбаса — мягкие сапоги из кожи морских животных. В повседневной жизни носили европейскую одежду.

В качестве летней одежды алеуты использовали выношенную зимнюю, однако шили и специальную летнюю — из кишок морских животных и птичьих шкурок. Нижнего белья как такового алеуты не имели, но использовалась поясная одежда, сшитая из нерпичьих шкур. Во время промысла для защиты от сырости алеуты в XVIII веке надевали плетёные из травы дождевики (аналогичные ительменским и айнским), а позднее — плетёные соломенные циновки[46].

Промысловыми головными уборами были деревянные шляпы конической формы (у вождей — тоёнов) либо шляпы без верха, с сильно удлиненной передней частью (у простых охотников), богато украшенные полихромной росписью, резной костью, перьями, сивучьими усами[40]. Их надевали на капюшон камлейки. Шляпы выдалбливали из целого куска дерева, затем распаривали и, придав нужную форму, расписывали в яркие тона с причудливым орнаментом. С боков и сзади украшали резными пластинками из моржового клыка, гравированными геометрическим орнаментом, в который втирали краску. На вершину задней пластинки, служившей одновременно и верхушкой шляпы, крепили костяную фигурку птицы или зверя. В боковые отверстия пластинки вставляли 50-сантиметровые сивучьи усы, количество которых зависело от охотничьего достоинства владельца. Эти головные уборы носили только мужчины.

Празднично-обрядовыми головными уборами служили шапки разнообразной формы из кожи и птичьих шкурок с украшениями, кожаные повязки с узорными швами.

Еда

Традиционную еду алеутов составляли мясо морских животных и птиц, рыба, морские беспозвоночные, водоросли и дикие растения[40]. На зиму они заготавливали юколу[47].

Искусство

Алеуты выработали своеобразную художественную культуру. Метательные дротики, охотничьи луки, головные уборы, маски алеутов одновременно являются образцами самобытного орнаментального искусства. Искусной резьбой были украшены деревянные оправы для женских ножей, колотушки для глушения рыбы. Охотничьи головные уборы богато украшались накладными гравированными пластинками, бусами, бисером, сивучьими усами, птичьими перьями, после чего расписывались яркими минеральными красками (применение многоцветной росписи по дереву отличает искусство алеутов от искусства других народов крайнего Северо-Востока России и, наоборот, находит параллели в искусстве индейцев Северо-Запада Америки, хотя по мотивам роспись алеутов стоит ближе к орнаменту эскимосов)[48].

Своеобразием отличаются и алеутские изделия из мягких материалов. Самые разнообразные узоры алеуты создавали из волоса оленя, причём в технике, неизвестной другим народам. Тщательность исполнения характерна для плетёных изделий алеутов — накидок, циновок, ковриков, мешочков, корзинок; материалом служили стебли дикого гороха и дикого ячменя[48].

У алеутов имелось немало исторических преданий. Было сложено много песен, важнейшими темами которых были морские промыслы и любовная лирика[49].

Традиционное общество

У алеутов к середине XVIII века наблюдались социальная и имущественная дифференциация при сохранении основ родового строя[40]. В. И. Немирович-Данченко отмечал, что до прихода русских алеуты подразделялись на три класса: первый включал тоёнов (родоначальников, старших в роде) и других знатных алеутов, второй — свободных людей, третий — рабов (калги, происходившие из военнопленных). После перехода управления Алеутскими островами к РАК рабство было уничтожено, а тоёны стали приказчиками компании[49].

Похороны

Знатных людей хоронили вместе с рабами в пещерах, у входа ставили раскрашенный столб или подвешивали тела покойных в корзинах между двумя столбами.

См. также

Напишите отзыв о статье "Алеуты"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/index.html Census US 2000: American Indian and Alaska Native Tribes for the United States, Regions, Divisions, and States (PHC-T-18)] Суммарно переписью выделены следующие группы алеутов: собственно алеуты (10 548 чел., Aleut), алютик (389 чел., Alutiiq Aleut), сукпиак (33 чел., Sugpiaq), сукпикак (2 чел., Suqpigaq), чугах (427 чел., Chugach Aleut, на полуострове Кенай), алеуты Бристольского залива (684 чел., Bristol Bay Aleut), эяк (552 чел., Eyak, в дельте реки Коппер), кадьяк или кодьяк (1 800 чел., Koniag Aleut, на острове Кадьяк), унанган (2 569 чел., Unangan Aleut), часть из которых являются разными самоназваниями алеутов: [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/tables/tab001.xls Census US 2000. American Indian and Alaska Native Alone and Alone or in Combination Population by Tribe for the United States: 2000.xls]
  2. ↑ [www.joshuaproject.net/people-profile.php?peo3=11682&rog3=US Joshuaproject. Aleut, Eastern of United States]
  3. ↑ [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/index.html Census US 2000: American Indian and Alaska Native Tribes for the United States, Regions, Divisions, and States (PHC-T-18)]: [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/tables/tab016.xls Census US 2000. American Indian and Alaska Native Alone and Alone or in Combination Population by Tribe for Alaska: 2000.xls]
  4. ↑ [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/index.html Census US 2000: American Indian and Alaska Native Tribes for the United States, Regions, Divisions, and States (PHC-T-18)]: [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/tables/tab062.xls Census US 2000. American Indian and Alaska Native Alone and Alone or in Combination Population by Tribe for Washington: 2000.xls]
  5. ↑ [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/index.html Census US 2000: American Indian and Alaska Native Tribes for the United States, Regions, Divisions, and States (PHC-T-18)]: [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/tables/tab019.xls Census US 2000. American Indian and Alaska Native Alone and Alone or in Combination Population by Tribe for California: 2000.xls]
  6. ↑ [www.gks.ru/free_doc/new_site/population/demo/per-itog/tab5.xls Всероссийская перепись населения 2010 года]. Проверено 16 декабря 2011. [www.webcitation.org/65AkezLFm Архивировано из первоисточника 3 февраля 2012].
  7. ↑ [www.gks.ru/free_doc/new_site/population/demo/per-itog/tab7.xls Всероссийская перепись населения 2010 года. Данные по регионам]. Проверено 16 декабря 2011. [www.webcitation.org/65BOvKLb6 Архивировано из первоисточника 3 февраля 2012].
  8. ↑ [www.joshuaproject.net/peoples.php?peo3=11682 Joshuaproject. Aleut]
  9. ↑ [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=ale Алеутский язык] в Ethnologue. Languages of the World, 2015.
  10. ↑ [www.npolar.no/ansipra/russian/Items/Off_Rec_IndigenousR.html Единый перечень коренных малочисленных народов Российской Федерации]. // Сайт «Коренные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ». Проверено 25 декабря 2015.
  11. ↑ Донских, Екатерина.  [www.aif.ru/society/history/1033256 Редкие люди. «Красная книга» коренных народов России] // Аргументы и факты. — 2013. — № 48 (1725) за 27 ноября. — С. 36.  (Проверено 25 декабря 2015)
  12. ↑ 1 2 Головко, 2001, с. 72.
  13. ↑ 1 2 [www.aborigentour.ru/peoples/aleut/ Алеуты]. // Сайт www.aborigentour.ru. Проверено 9 января 2016.
  14. ↑ 1 2 3 [lib7.com/amerika/973-aleytu-history.html История исследования Алеутских островов]. // Сайт «Народы и страны мира. История и культура». Проверено 27 декабря 2015.
  15. ↑ 1 2 3 4 Головко, 2001, с. 73.
  16. ↑ 1 2 Головко, 2002, с. 24.
  17. ↑ [std.gmcrosstata.ru/webapi/opendatabase?id=vpn2002_pert База микроданных Всероссийской переписи населения 2002 года]
  18. ↑ [www.census.gov/population/www/cen2000/briefs/phc-t18/index.html Census US 2000: American Indian and Alaska Native Tribes for the United States, Regions, Divisions, and States (PHC-T-18)]
  19. ↑ Головко, 2001, с. 71.
  20. ↑ Головко, 2002, с. 23—24.
  21. ↑ Головко, 2002, с. 26.
  22. ↑ Головко, 2002, с. 26—27.
  23. ↑ Головко, 2002, с. 25.
  24. ↑ Немирович-Данченко, 1877, с. 482.
  25. ↑ 1 2 3 Crawford M. H., Rubicz R. C., Zlojutro M.  [www2.ku.edu/~lba/documents/2010/Crawford%202010%20Origins%20of%20Aleuts%20and%20the%20Genetic%20Structure%20of%20Populations%20of.pdf Origins of Aleuts and the Genetic Structure of Populations of the Archipelago: Molecular and Archaeological Perspectives] // Human Biology. — 2010. — Vol. 82, no. 5—6. — P. 695—717. — DOI:10.3378/027.082.0511.
  26. ↑ Crawford M. H., Beaty K. G.  [www.researchgate.net/publication/258640407_DNA_fingerprinting_in_anthropological_genetics_Past_present_future DNA Fingerprinting in Anthropological Genetics: Past, Present, Future] // Investigative Genetics. — 2013. — Vol. 4, no. 1:23. — DOI:10.1186/2041-2223-4-23.
  27. ↑ Марков, 1991, с. 32, 38—41.
  28. ↑ Ляпунова, 1985, с. 295—296.
  29. ↑ 1 2 3 Ляпунова, 1985, с. 297.
  30. ↑ [www.fortross.org/native-alaskans.htm Alaska Natives at Fort Ross]. // Website of the Fort Ross State Historic Park. Проверено 9 января 2016.
  31. ↑ Марков, 1991, с. 79, 82.
  32. ↑ 1 2 Ляпунова, 1994, с. 81.
  33. ↑ Ляпунова, 1985, с. 298.
  34. ↑ Головко, 2001, с. 73—74.
  35. ↑ Ляпунова, 1985, с. 299.
  36. ↑ Ляпунова, 1985, с. 301.
  37. ↑ Thomas M. E.  [www.alaskool.org/projects/ancsa/articles/mthomas/ancsa_conflict.htm The Alaska Native Claims Settlement Act: Conflict and Controversy] // Polar Record. — 1986. — Vol. 23, no. 142. — P. 27—36.
  38. ↑ Ляпунова, 1985, с. 302—303.
  39. ↑ Командорские_острова // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  40. ↑ 1 2 3 4 5 Ляпунова, 1994, с. 82.
  41. ↑ Головко, 2002, с. 24—25.
  42. ↑ 1 2 [www.britannica.com/topic/Aleut Aleut People]. // Encyclopædia Britannica. Проверено 26 декабря 2015.
  43. ↑ [www.uarctic.org/singleArticle.aspx?m=512&amid=3216 Жители побережья: народы моря]
  44. ↑ [www.rusizn.ru/geo020.html Алеутские острова]
  45. ↑ Народы Дальнего Востока СССР, 1985, с. 115, 117.
  46. ↑ Народы Дальнего Востока СССР, 1985, с. 115—116.
  47. ↑ Юкола // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  48. ↑ 1 2 Народы Дальнего Востока СССР, 1985, с. 130.
  49. ↑ 1 2 Немирович-Данченко, 1877, с. 483.

Литература

  • Антропова В. В.  Алеуты // Народы Сибири / Под ред. М. Г. Левина, Л. П. Потапова. — М.: Изд-во Академии Наук СССР, 1956. — 1084 с. — (Народы мира. Этнографические очерки). — С. 986—992.
  • Алеуты // Сибирь. Атлас Азиатской России. — М.: Топ-книга, Феория, Дизайн. Информация. Картография, 2007. — 664 с. — ISBN 5-287-00413-3.
  • Алеуты // Народы России. Атлас культур и религий. — М.: Дизайн. Информация. Картография, 2010. — 320 с. — ISBN 978-5-287-00718-8.
  • Головко Е. В.  Алеутский язык // Языки Российской Федерации и соседних государств. Т. 1. — М.: Наука, 2001. — 432 с. — ISBN 5-02-011268-2. — С. 71—79.
  • Головко Е. В.  Алеутский язык // Языки народов России. Красная книга / Гл. ред. В. П. Нерознак. — М.: Academia, 2002. — 378 с. — ISBN 5-87444-149-2. — С. 23—28.
  • Ляпунова Р. Г.  К проблеме этнокультурного развития американских алеутов (со второй половины XVIII в. до наших дней) // Исторические судьбы американских индейцев. Проблемы индеанистики / Отв. ред. В. А. Тишков. — М.: Наука, 1985. — 360 с. — С. 293—305.
  • Ляпунова Р. Г.  Алеуты // Народы России: энциклопедия / Гл. ред. В. А. Тишков. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1994. — 479 с. — ISBN 5-85270-082-7. — С. 81—82.
  • Марков С. Н.  Летопись Аляски. — М.: Русский центр «Пересвет», 1991. — 189 с.
  • Народы Дальнего Востока СССР в XVII—XX вв.: Историко-этнографические очерки / Отв. ред. И. С. Гурвич. — М.: Наука, 1985. — 239 с.
  • Немирович-Данченко В. И.  [www.kolamap.ru/library/nemirovich-danchenko/aleuty.htm Алеуты] // Страна холода. Виденное и слышанное. — СПб.: Типография М. О. Вольфа, 1877. — 563 с. — С. 479—485.

Ссылки

  • [www.indigenous.ru/russian/people/r_aleut.htm Алеуты]
  • [beringisland.ru Командорские острова]
  • [beringisland.ru/history/rac.shtm Российско-Американская компания]

Отрывок, характеризующий Алеуты

Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Алеуты&oldid=80486229»