Унесённые ветром

Унесённые ветром
Gone with the Wind
Жанр:	роман
Автор:	Маргарет Митчелл
Язык оригинала:	английский
Дата первой публикации:	1936

«Унесённые ветром» (англ. Gone with the Wind) — роман американской писательницы Маргарет Митчелл, события которого происходят в южных штатах США в 1860-х годах, во время (и после) гражданской войны.

Роман вышел 30 июня 1936 года и стал одним из самых знаменитых бестселлеров американской литературы. Уже к концу 1936 года было продано более одного миллиона экземпляров. В этом же году Митчелл передала права на экранизацию продюсеру Дэвиду Селзнику за 50 000 долларов. В 1939 году снят одноимённый фильм.

В 1937 году Митчелл получила за этот роман Пулитцеровскую премию.

Сюжет

Роман охватывает события, происходившие в течение 12 лет, в период с 1861 по 1873 годы.

Это история гражданской войны между северными промышленными и южными земледельческими штатами Америки. Политическая и экономическая обстановка в стране складывалась таким образом, что северянам для работы на заводах невыгодно было держать рабов, им нужны были вольнонаёмные работники, в то время как южанам для работы в полях идеально подходили рабы. В результате, в ответ на требования Севера об отмене рабовладения южные штаты попытались образовать своё собственное государство. С этого и началась война.

Юная Скарлетт О’Хара, наполовину ирландка, наполовину француженка, обладает редким даром — очаровывать мужчин. Она уверена: все от неё без ума, особенно Эшли Уилкс. Но вскоре красавицу постигает первое разочарование: Эшли помолвлен со своей кузиной Мелани, которая кажется Скарлетт неудачницей и дурнушкой.

Скарлетт уверена, что стоит ей только объясниться с Эшли, как всё чудесным образом вернётся на круги своя, и Эшли тут же сделает ей предложение руки и сердца. Выслушав её признание, Эшли отвечает, что их чувства взаимны, однако он не может нарушить своего слова и поэтому женится на Мелани. В довершение, оказывается, что их разговор случайно подслушал Ретт Батлер — человек с изрядно подмоченной репутацией. В смятении Скарлетт выбегает из библиотеки, где всё случилось, и слышит, как её обсуждают знакомые девушки, среди которых сёстры Эшли и Мелани.

Желая отомстить сестрам Индии и Милочке Уилкс и Эшли, собирающемуся жениться на Мелани, она принимает предложение Чарльза Гамильтона, брата Мелани и поклонника Милочки. Через две недели она выходит за него замуж за день до свадьбы Эшли Уилкса и Мелани Гамильтон.

Начинается война. Чарльз погибает в лагере южан, подхватив корь и даже не успев попасть в бой, оставив жене в наследство сына Уэйда. Ей 17 лет, но она вдова, ей придется носить траур до конца своей жизни, которая, впрочем, для неё закончена. Нет больше танцев и поклонников, нет беззаботности и счастья. Напуганная и шокированная столь быстрой переменой в жизни, Скарлетт едет в Атланту к родственникам мужа. Она останавливается у тёти Питти, там же живёт и Мелани. Зная это, Скарлетт не теряет надежду быть ближе к Эшли.

Там она вновь встречает Ретта, который теперь помогает ей вернуть былую беззаботность, уверяет, что для неё не всё потеряно. И хотя она идёт против принятых в обществе правил и снимает траур раньше времени, Скарлетт счастлива. Единственное, что отравляет её жизнь — едкие замечания и шуточки Ретта, который, оказывается, несметно богат и оказывает Скарлетт знаки внимания.

Строгие взгляды южан на условности постепенно меняются, война диктует свои правила, молодые девушки — а Скарлетт уже считается почтенной матроной, хотя ей всего 19 лет — позволяют себе то, чего она сама себе никогда бы не позволила. Привычный мир рушится: раньше все жили своим тесным кругом, знали друг друга с детства, теперь же эти мальчишки в чужих краях, а Атланта наполнена новыми лицами.

После рождественского отпуска Мелани Уилкс объявляет, что беременна. Беременность протекает очень тяжело, Эшли пропал без вести и, судя по всему, находится в плену. Тем временем, Ретт Батлер предлагает Скарлетт стать его любовницей, но получает отказ.

Янки подходят всё ближе и ближе к Атланте, жители покидают город. Нужно бежать, но Мелани не выдержит переезда, а Скарлетт, связанная обещанием заботиться о Мелани и ребёнке, данным Эшли, не может её оставить, хотя её посещают мысли о том, что было бы лучше, если бы Мелани умерла. В день, когда пала Атланта, Скарлетт оказывается единственной рядом с Мелани и принимает у неё роды, теперь у Эшли есть сын — Бо Уилкс.

Ретт, узнав, что Мелани родила, находит лошадь с коляской, и они покидают осаждённую Атланту. Однако на полпути Ретт заявляет, что долг и честь зовут его записаться в ряды конфедератов, и он должен оставить женщин. Обезумевшая от ужаса Скарлетт клянётся ненавидеть его до самой смерти, и начинается долгая дорога домой.

Скарлетт, Мелани, двум детям и служанке Присси удаётся в целости добраться до Тары. Там, вдали от шумного мира должно быть тише. Тара цела, хотя темна и опустела. В доме был устроен штаб янки, негры разбежались, остались только самые верные: няня семьи О’Хара — Мамушка, лакей Джеральда — Порк, и его жена, самбо, Дилси.

Но Скарлетт узнаёт, что её мать скончалась незадолго до её возвращения, ухаживая за её сестрами, больными тифом, а ещё некоторое время спустя выясняется, что отец её, не перенеся утраты, лишился рассудка. "Ему всё казалось, что Эллин где-то рядом, вот-вот войдёт в комнату, шелестя своим чёрным платьем, пахнущим лимонной вербеной. Он потерял интерес к жизни, его не интересовали больше дела, «словно Эллин и была тем зрительным залом, перед которым разыгрывался увлекательный спектакль под названием „Жизнь Джеральда О’Хара“, а теперь зал опустел, огни рампы погасли…».

У Скарлетт нет времени горевать, она оказывается единственным человеком, который в состоянии решать проблемы своих близких и родных, заботиться о плантации и принимать решения. Вскоре управление Тарой полностью сосредотачивается в руках Скарлетт. Ей трудно преодолевать свою гордость, а также капризы сестер и снобизм слуг — все они считают, что тяжелая работа в поле и по дому — не для благородных барышень и домашних слуг. Однако воля Скарлетт преодолевает сопротивление домашних, и они даже успевают собрать небольшой урожай. Первый том заканчивается тем, что в Тару приезжает Эшли.

У Скарлетт нет денег, чтобы заплатить налоги за Тару, и она решает, смирившись со своей гордостью, обратиться за помощью к Ретту. Она едет в Атланту, но узнаёт, что тот в тюрьме. Все её мечты — соблазнить Батлера и выпросить денег — рухнули. От отчаяния, а также ради денег, она выходит замуж за Фрэнка Кеннеди, жениха своей сестры Сьюлин. Будучи замужем за Фрэнком она обнаруживает в себе недюжинную предпринимательскую хватку: занимается магазином Фрэнка и покупает лесопилку, благодаря чему голод, бедность и страх пойти с молотка за долги отступают.

У Скарлетт и Фрэнка родилась дочь Элла Лорина. Эшли предлагают работу на Севере, но Скарлетт, не выносившая разлуку с возлюбленным, уговаривает Мелани переехать в Атланту. Скарлетт продолжает опекать Эшли, находит ему работу на своей лесопилке и не перестаёт мечтать об их возможном счастье.

Во время одной из поездок на лесопилку на Скарлетт нападают разбойники — вольные негры. Фрэнк, узнав об этом, участвует в набеге ку-клукс-клана на лагерь вольных негров и погибает. Ретт в ночь после похорон делает Скарлетт предложение. Для неё начинается новая жизнь. От Ретта у Скарлетт рождается ещё один ребёнок — Бонни Блу. Ретт души не чает в дочери и повсюду возит её с собой.

Для Ретта и Скарлетт наступает трудное время. Периодически Скарлетт воздыхает об Эшли и представляет его на месте Ретта в брачном ложе. Однажды Ретт чувствует это, происходит ссора. Скарлетт принимает решение спать с Реттом в разных спальнях, но как-то раз напившись, Ретт берет Скарлетт силой. Стыдясь своего поступка, он уезжает на несколько недель в неизвестном направлении. Приехав, он обнаруживает, что Скарлетт беременна, и больно задевает её заявлением, что это не его ребенок, а Эшли. Начинается ссора, в ходе которой Скарлетт падает с лестницы и теряет ребенка, которого очень ждала. Скарлетт оправляется после болезни, но через несколько недель погибает дочь Ретта и Скарлетт, Бонни. Катаясь на пони, она сломала шею в возрасте 4 лет. Скарлетт винит Ретта за потакание дочери во всем. После этого Ретт и Скарлетт окончательно отдалились друг от друга.

Умирает из-за второй беременности Мелани, перед смертью сказав Скарлетт, что Ретт её любит. Скарлетт понимает, что никогда не любила Эшли по-настоящему, что на самом деле, она уже давно любит Ретта Батлера. Уверенная в том, что теперь всё изменится и они смогут снова быть счастливы, она стремится признаться ему в своих чувствах. Однако он объявляет ей, что его чувства к ней умерли и она стала ему почти полностью безразлична. Но Скарлетт не хочет с этим мириться и намерена вернуть его.

Я подумаю обо всем этом завтра, в Таре. Тогда я смогу. Завтра я найду способ вернуть Ретта. Ведь завтра уже будет другой день.

Герои

Скарлетт О’Хара

Главная героиня. В начале романа ей 16 лет, она — кокетка, наследница богатого поместья, окружённая любовью и заботой родителей и многочисленных слуг.

Её главная цель — стать женой Эшли Уилкса. Начинается война, и Скарлетт постепенно взрослеет: сначала она теряет шанс выйти за Эшли, становится женой обожающего её, но абсолютно безразличного ей самой Чарльза Гамильтона, вскоре становится вдовой.

Она начинает испытывать тяжесть социальных обязательств: ношение траура по нелюбимому мужу, обязанности восхвалять Правое Дело, в котором для неё нет ничего святого. Пережив рухнувшие мечты отрочества, смерть близких, Гражданскую войну 1861—1865 гг., Реконструкцию Юга, в конце романа (1873 год) Скарлетт — женщина, потерявшая друзей, любовь, любимое дитя, родителей, поддержку в глазах общества — не сдаётся.

Она говорит себе, что «завтра будет новый день», когда она сумеет всё исправить, все ошибки и глупости в своей жизни. Главное в её характере — это жизненная хватка, стойкость и сила.

Ретт Батлер

Мужчина, пренебрегающий порядками и мнением общества, красавец и богач. Циничен, храбр, решителен и предприимчив. Для достижения успеха в делах не склонен выбирать средства. Его репутация оставляет желать лучшего, однако это необычайно умный, мудрый, иногда проявляющий деликатность человек, понимающий и ценящий душевную красоту людей (например, Мелани Уилкс), умеющий любить.

Эшли Уилкс

Первая любовь Скарлетт, длившаяся более 14 лет (с 14- до 28-летнего возраста Скарлетт).

Это человек, долгое время живший в своём собственном мире. Хотя он был одним из лучших стрелков, наездников и картежников Джорджии, его гораздо больше влекла литература, поэзия и философия. Заниматься всем этим ему позволял статус богатого плантатора и рабовладельца.

На войне он проявил себя как умелый и отважный офицер, в послевоенный период стал одним из местных лидеров Ку-Клукс-Клана.

После войны он остался ни с чем: рабы получили свободу, а плантация была уничтожена войной. Во время Реконструкции, когда стали важны деловая хватка, предприимчивость и, отчасти, беспринципность, он растерялся. Он оказался абсолютно неприспособленным к новому миру. Он прекрасно осознаёт это, в связи с чем ему приходится ещё тяжелее. Не будь Скарлетт, как признавался Эшли ей, он канул бы в небытие, как и множество других когда-то богатых и могущественных плантаторов Юга.

Он должен был жениться на кузине Мелани Гамильтон, и женится на ней, но не может преодолеть физического влечения к Скарлетт, которое та принимает за глубокие чувства. На самом деле Эшли не мог разобраться, что всю жизнь любил только Мелани, а Скарлетт лишь желал. Понял он это только после смерти жены.

На протяжении всего романа он постоянно противопоставляется Ретту Баттлеру (устами Скарлетт, Мелани и самого Ретта). Они примерно одинакового возраста, воспитания и социального статуса. Оба умелые стрелки и наездники, оба не боятся опасности. Однако противоположно смотрят на долг, честь и совесть, на общепринятые нормы и мораль. Эшли не может заставить себя переступить через них, даже осознавая их ошибочность; Ретт откровенно плюет на все, что идет вразрез с его собственным мнением. Это проявляется в схожих ситуациях, в которые попадают герои. От Эшли все ждут, что он возьмет в жены свою кузину, и он делает это, хотя перед свадьбой признается в любви Скарлетт. Ретт же отказывается жениться на девушке, которой, согласно всеобщему убеждению, обязан был сделать предложение. Когда начинается война, Эшли идет сражаться, хотя не разделяет её целей (заявляет, что освободил бы своих рабов после смерти отца), в то время как Ретт решает заняться контрабандой резко подорожавших из-за войны товаров. Для зарабатывания денег Эшли стыдится использовать труд бичуемых каторжников или принимать денежную помощь от женщины, в то время как Ретт спокойно зарабатывает занятиями, презираемыми людьми его круга — профессиональной карточной игрой, торговлей (в том числе с врагами родной страны), саквояжничеством. В отношениях со Скарлетт Эшли отказывается от неоднократно предлагаемых ею же брака, совместного бегства или интимной близости, хотя дает понять, что хочет этого, но превыше своих желаний ставит интересы своей семьи, жены и ребенка; Ретт же, не колеблясь, сам сначала предлагает Скарлетт стать его любовницей, а после женой (причем в день похорон предыдущего мужа).

Остальные

• Чарльз Гамильтон — один из воздыхателей Скарлетт, первый её муж, за которого она вышла, чтобы отомстить Эшли, женившемуся на Мелани. Вскоре после свадьбы со Скарлетт отбывает на фронт. Позже приходит письмо о скорой смерти Чарльза от кори, осложнившейся пневмонией.
• Мелани Гамильтон Уилкс — сестра Чарльза, жена Эшли. Добрая и честная, нежная и любящая, всегда верила людям, главное место в её сердце занимала Скарлетт. Это «настоящая леди», по словам Ретта Батлера. Никогда не верила слухам, в особенности порочащим репутацию её любимой подруги Скарлетт. Мелани чиста и душой и сердцем, она верит в искреннюю любовь и преданную дружбу. Одна из первых увидела настоящие чувства Ретта к Скарлетт.

Мелани — чистая, светлая девушка, добрая и честная. Её мягкость и доверчивость не раз портили ей жизнь. Слабая физически, она обладает сильным, великодушным характером. Именно Мелани дает имя дочери Скарлетт и Ретта, именно ей открывается Ретт, только с ней Эшли такой, какой он есть. Любовь Мелани — бескорыстная, преданная и настоящая.

• Сьюлин и Кэррин — сёстры Скарлетт. После окончания войны кроткая и нежная Кэррин, всю жизнь любившая одного из поклонников Скарлетт, погибшего на войне, отправляется в монастырь в Чарльстоне. А Сьюлин, которая никак не могла простить Скарлетт за то, что та отбила у неё жениха Фрэнка Кеннеди, выходит за Уилла Бентина — солдата Конфедерации, который остаётся в Таре и помогает по хозяйству.
• Фрэнк Кеннеди — жених Сьюлин, второй муж Скарлетт. Член ку-клукс-клана, убит во время налёта на палаточный городок вольных негров.
• Бо (Борегар) Уилкс — сын Эшли и Мелани.
• Уэйд Хэмптон Гамильтон — сын Скарлетт и Чарльза. Тихий и скромный ребенок. Чтит память отца, любит мать и столь же сильно боится её.
• Элла Лорина Кеннеди — дочь Скарлетт и Фрэнка.
• Бонни Блу Батлер — дочь Скарлетт и Ретта, урождённая Юджини Виктория Батлер. Прозвище «Бонни» получила от Мелани, которая сказала, что глаза малышки такие же голубые, как бывший флаг Конфедерации. Она умерла в возрасте 4 лет, упав с лошади и сломав себе шею. Яркая, жизнерадостная, красивая и любимая дочь Скарлетт и Ретта. Ретт балует её как может и ни в чём не отказывает. Только ради её благополучия и будущего положения в обществе он пренебрегает своими правилами и манерами поведения, становится честным демократом и начинает вести дружбу со «старой гвардией» Атланты. После её смерти Ретт обезумел от горя и отчаяния, а Скарлетт винила во всём супруга.

Продолжения

• «Скарлетт», Александра Риплей: роман о том, что случилось с Реттом и Скарлетт после.
• «Люди Ретта Батлера», Дональд Маккейг: история «Унесённых ветром», раскрывающая параллельно жизнь Ретта.

Существует также большое количество неофициальных продолжений. Некоторые из них написаны в США (например, «Ветра Тары» Кэтрин Пинотти), некоторые — на постсоветском пространстве (например, «Ретт Батлер» и «Последняя любовь Скарлетт» под псевдонимом Джулия Хиллпатрик) и неизвестны западным читателям.Татьяна Иванова-Продолжение бестселлера Маргарет Митчелл "Унесенные ветром"

Также есть предыстории вроде детства Скарлетт Хилптарик."Девочка из рода О хара. Возвращение Скарлетт" Тейлор Рита ,Тайны Скарлетт,Тайны Батлера Мери Рэдклифф,Дорога в Тару. Возвращение к Скарлетт.",Ветер стих". Элис Рэндалл и прочие подобные книги.

Авторские права

После смерти Маргарет Митчелл в 1949 году авторские права на произведение были разделены в равных долях между её племянниками Джозефом и Юджином Митчеллом. В 2012 году после смерти Джозефа его доля была по завещанию передана католической архиепархии Атланты, США.

Название романа

• Сначала автор планировала назвать роман «Tote Your Heavy Bag» или «Tomorrow is Another Day».
• Название «Gone with the Wind» основывается на третьей строфе стихотворения Эрнеста Доусона (Ernest Dowson) «Non Sum Qualis eram Bonae Sub Regno Cynarae»:

I have forgot much, Cynara! gone, gone with the wind,

Flung roses, roses riotously with the throng,
Dancing, to put thy pale, lost lilies out of mind;
But I was desolate and sick of an old passion,
Yea, all the time, because the dance was long:

I have been faithful to thee, Cynara! in my fashion .

Коммерческий успех

Роман имел феноменальный успех у читателей на родине и за границей. В первые три недели было продано 176 тыс. экземпляров, через год 1 млн. 176 тыс., а за первые десять лет только английский оригинал разошелся тиражом в 3 500 000 экземпляров.

…как в США, так и за границей роман Маргарет Митчелл в финансовом отношении оказался «книгой века».

— Литературная история Соединенных Штатов Америки. Т. III, с. 390

В Германии к 1941 году роман разошелся в количестве 360 693 экземпляров, после чего книга была изъята из продажи, в связи с объявлением войны США, «не удовлетворив всех желавших приобрести ее». Во франкистской Испании американские книги находились под подозрением, и «Унесенные ветром» были изданы только в 1943 году.

Однако «Унесенные ветром», со временем вышедшие во всех европейских странах и читавшиеся по обе стороны фронта в первые годы второй мировой войны, так и не увидели света в Советской России.

— Литературная история Соединенных Штатов Америки. Т. III, с. 520

В СССР книга была под запретом и первое издание вышло только в 1986 году, с началом Перестройки.

В Японии, где международное право не имело силы, договоренность, достигнутая в первое президентство Рузвельта, позволяла переводить любую американскую книгу, не уведомляя ее автора. Право первого издателя в этой стране также не уважалось, поэтому в Японии вышло пять различных искаженных переводов.

В гоминьдановском Китае в Шанхае каждый книжный магазин имел право продавать собственные издания, и «Унесенные ветром» вышли в одном или нескольких неавторизованных переводах. Всего в Китае к 2011 году было выпущено 24 издания романа.

По результатам опроса Harris Poll в 2008 роман Маргарет Митчелл оказался второй по популярности книгой в США после Библии.

Опрос показал, что роман имеет наибольшую популярность среди женщин, лиц в возрасте 44 лет или более, южан обоего пола и среднезападников, как белых, так и латиноамериканцев, а также тех, кто не учился в колледже. По опросам Harris Poll 2014 года «Унесенные ветром» оставались в Соединенных Штатах книгой номер два, обойдя по популярности романы Джоан Роулинг.

Всего, по подтвержденным данным, к 2010 году в мире было официально издано 30 млн. экземпляров романа.

Критика

Мнения критиков в первые годы после издания книги были неоднозначны. Большие споры вызывало само определение жанра этого произведения, которое можно одновременно отнести к категориям исторического, любовного, авантюрного романа, а также романа-эпопеи.

Литераторы и критики американского Юга, за исключением С. Янга, давшего положительную оценку, проигнорировали появление романа, а мнения критиков-северян разделились: одни считали «Унесенные ветром» превосходным образцом реалистической прозы, достоверно изображающим эпоху Гражданской войны и реконструкции Юга, другие — продолжением плантаторского мифа о счастливом Юге.

Известный критик Луи Д. Рубин-младший, отмечая банальность характеров и композиции, дал роману следующую характеристику:

Роману Митчелл присущи необходимые размах и амплитуда, но писательница потерпела неудачу в создании характеров. Под часто богатой и блистательной поверхностью романа, позади его событий больше нет ничего

—

Флойд К. Уоткинс в эссе «"Унесенные ветром" как вульгарная литература» определил книгу Маргарет Митчелл, как плохой роман, лишенный настоящих литературных достоинств, заодно раскритиковав решение Пулитцеровского комитета, отдавшего «Унесенным ветром» предпочтение перед романом Фолкнера «Авессалом, Авессалом!»

Фредерик Бегбедер в своем опусе «Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей» был вынужден посвятить роману несколько ироничных абзацев, поскольку тот занял 38-е место в рейтинге 100 книг века по версии Le Monde (Бегбедер связывает это с популярностью фильма).

За всяческими литературными экспериментами и формалистическими новациями XX век начал постепенно забывать о главной задаче романиста: он должен в первую очередь просто-напросто рассказывать истории, повествовать о приключениях и роковой любви, придумывать благородных героев, как, например, это делал Александр Дюма, и посылать их бегать по лугам и скакать галопом (или, наоборот, скакать по лугам и бегать галопом), а также целоваться посреди пылающего города, как Скарлетт О'Хара и Ретт Батлер. Романтика требует, чтобы все это скакало галопом, целовалось, разлучалось, снова встречалось и снова целовалось!

— Бегбедер Ф. Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей. № 38. Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» (1936)

Тем не менее,

…все-таки это очень слащавое сочинение с устаревшими приемами — историческая фреска, война, убивающая людей, герой — циничный красавец, героиня — юная влюбленная гусыня, чьей идеальной любви угрожает людское безумие… Поистине, со времени изобретения кинематографа стало ясно, что такие истории, скорее всего, изжили себя в современной литературе. (…) Это книга позапрошлого века!

— Бегбедер Ф. Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей. № 38. Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» (1936)

И. Б. Архангельская отмечает, что роман написан на стыке разных жанров и в парадоксальной манере, придающей важным лирическим сценам откровенно фарсовый финал, что является любопытным литературным приемом писательницы, не дающим произведению скатиться до уровня тривиального любовно-авантюрного романа. Исторические реалии показаны весьма точно, и Флойд К. Уоткинс, специально выискивавший в книге фактические ошибки, обнаружил лишь несколько мелких погрешностей. При этом Митчелл не считала себя знатоком военного дела, и от описания батальных сцен (кроме марша Шермана к морю и падения Атланты) благоразумно воздержалась.

К своей главной героине автор относится вполне критично, подчеркивая отсутствие благородства и прагматизм, и строя характер Скарлетт на сочетании контрастов (доброта и алчность, лицемерие и честность, изнеженность и трудолюбие), непредсказуемости поведения и безусловной верности родовому гнезду, которое она готова спасать любой ценой.

Относительно тезиса о принадлежности к традиции так называемого мифа о Старом Юге, вполне естественной для писательницы, оба деда которой сражались в армии конфедератов, исследователи указывают, что «Унесенные ветром» представляют собой наиболее известную конроверзу роману Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома», противопоставляя мифу о жестоком и бесчеловечном Юге миф о Юге прекрасном и счастливом.

Литература

• Литературная история Соединенных Штатов Америки. Т. III. — М.: Прогресс, 1979.

Ссылки

Архангельская И. Б. [elibrary.ru/download/98100411.pdf Роман М. Митчелл «Унесенные ветром»: история создания и специфика жанра] // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. — 2012. — Т. 2, № 3. — С. 119—123. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1997-4280&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1997-4280].

Отрывок, характеризующий Унесённые ветром

– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.