Универсальная фонологическая классификация Хомского — Халле

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Универсальная фонологическая классификация Хомского-Халле — классификация сегментов речи по дистинктивным признакам, имеющим артикуляционный характер. Была предложена американскими лингвистами Ноамом Хомским и Морисом Халле в 1968 году в их общей книге «Звуковая модель английского языка».





Основные положения теории

Согласно Хомскому и Халле[1] на фонетическом уровне всякий признак выступает в трёх формах: артикуляционной, акустической и перцептивной, в принципе возможно тройное описание инвентаря признаков в терминах этих уровней. Тем не менее, рассматривается лишь артикуляционный тип признаков. Все признаки на фонетическом уровне являются, как впрочем и в теории Якобсона, Халле, Фанта, бинарными. Имеется значительное количество нововведений, заметно отличающих эту систему от традиционных артикуляционных признаковых систем. Эти нововведения связаны главным образом с новыми представлениями о процессе речеобразования и с расширением типологических фонетических знаний. Авторами также предполагается системная организация инвентаря признаков: признаки объединены в группы, между которыми существует иерархия, выражаемая порядком изложения.

Механизм речепроизводства, который положен в основу интерпретации ряда признаков, выглядит следующим образом. Движение артикуляторов развертывается на фоне их исходного состояния (нейтральная позиция), принимаемого говорящим непосредственно перед актом речи. Нейтральная позиция, в отличие от позиции спокойного дыхания, характеризуется поднятием мягкого нёба (это приводит к закрытию носового прохода), продвижение тела языка вперед, сведением голосовых связок и созданием внутрилегочного давления, превышающего наружное атмосферное (речь произносится на выдохе).

При отсутствии существенного сужения в речевом тракте воздушное давление в нём равно атмосферному, и воздушный поток, обусловленный разницей давления под и над голосовыми связками, вызывает их автоматические колебания без специальной перестройки из нейтральной позиции. При наличии существенного сужения спонтанное озвончение невозможно, так как давление над связками увеличивается из-за задержки воздуха в голосовом тракте, и разница давлений становится недостаточной для возникновения автоматических колебаний связок при их нейтральном положении.

Признаки основных видов гласных

Поведение речевого тракта в речи можно представить как чередование замыканий и размыканий. Во время фазы замыкания поток воздуха из лёгких задерживается частично или полностью и давление в тракте увеличивается, во время фазы размыкания воздух проходит свободно. Общая схема замыкания-размыкания имеет три различных аспекта, характеризуемых отдельными признаками; эти признаки задают разбиение звуков на основные классы.

Сонорный-несонорный

Сонорные звуки характеризуются отсутствием существенного сужения в голосовом тракте, что приводит к их спонтанному озвончению(если сохранено нейтральное положение связок).Шумные звуки, напротив, производятся с существенным сужением прохода воздуха, что делает невозможным их спонтанное озвончение. Критическую степень сужения, при которой ещё возможно такое озвончение, имеют глайды j и w. Таким образом, к сонорным относятся гласные, плавные, глайды и носовые согласные.

Вокальный-невокальный

Сужение воздушного прохода в ротовой полости при производстве гласных i и u принимаются за предельное для вокальных звуков, вторым условием является нейтральное положение голосовых связок, позволяющее спонтанное озвончение. Таким образом, к вокальным относятся звонкие гласные и плавные. К невокальным относятся звуки, не удовлетворяющие одному или обоим указанным условиям: глайды, носовые и шумные согласные.

Консонантный-неконсонатный

Консонантные звуки производятся с существенным препятствием в области осевой линии речевого тракта. такое препятствие может, однако, сочетаться с достаточным для спонтанного озвончения воздушным проходом (звуки r и i). К консонантным, таким образом, относятся носовые и шумные согласные, а также плавные.

Полостные признаки

Под этим названием объединены признаки, характеризующие конфигурацию голосового тракта, то естьпризнаки, определяющие пространственную локализацию речевых органов и их форму, а тем самым-образуемые при произнесении звуков резоноторные полости голосового тракта.

Признаки главных зон сужения

Эти признаки разбивают голосовой тракт на зоны действия трёх главных артикуляторов: губ, передней части языка и тела языка. В переднеязычной зоне выделяется палато-альвеолярная подзона.

Переднеязычный-непереднеязычный

При произнесении переднеязычных звуков -зубных, альвеолярных и палато-альвеолярных(шипящих)-передняя часть языка поднята из нейтрального положения в направлении соответствующих артикуляционных областей. При произнесении непереднеязычных -губных-передняя часть языка остается в нейтральном положении.

Передний-непередний

При произнесении передних звуков преграда локализована впереди палато-альвеолярной области рта-это губные, зубные и альвеолярные. К непередним, таким образом, относятся все гласные, а также палато-альвеолярные,палатальные,велярные,увулярные и фарингальные согласные.

Распределённый-нераспределённый

Признаки, относящиеся к телу языка

Хомский и Халле едиными признаками характеризуются положение тела языка для гласных и согласных, находя существенный параллелизм в артикуляции передних гласных и палатальных согласных, с одной стороны, задних гласных и велярных согласных, -с другой. Эти признаки характеризуют смещение тела языка из нейтральной позиции.

Высокий -невысокий

Низкий-ненизкий

Задний-незадний

Признаки, относящиеся к губам

Огубленный-неогубленный

Огубленный признак наблюдается при произнесении гласных (о), (у). Остальные гласные в русском языке произносятся при неогубленном признаке. Например: сухой, солнце -огубленные; сахар, сервант — неогубленные.

Напишите отзыв о статье "Универсальная фонологическая классификация Хомского — Халле"

Литература

  • Кодзасов С. В., О. Ф. Кривнова. Общая фонетика. М;2001.
  • Chomsky N., Halle М. The sound pattern of English. N. Y., 1968.

Примечания

  1. Chomsky N., Halle М. The sound pattern of English. N. Y., 1968.

Отрывок, характеризующий Универсальная фонологическая классификация Хомского — Халле

– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.