Универсал (кузов)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Универса́л (от лат. universalis — «общий») — тип закрытого двухобъёмного грузопассажирского кузова легкового автомобиля. Представляет собой вариант седана с увеличенным багажным отделением и дополнительной подъёмной дверью в задке.

В данном значении этот термин используется только в России и ряде стран ближнего зарубежья (см. также раздел «Международная терминология» ниже по тексту).

Особенности

Форма универсала имеет принципиальное отличие от седана в том, что багажное отделение и пассажирский салон объединены, крыша продлена до заднего габарита, а в задней стенке кузова имеется дополнительная дверь.

Универсалы имеют обычно пять дверей, реже — три, задняя дверь служит для доступа в увеличенное багажное отделение. При этом в Северной Америке, как правило, учитывают только боковые двери и говорят о «четырёх-» и «двухдверном» универсале.

В настоящее время во многих развитых странах является общепринятым использование разделительной сетки между салоном и багажным отделением универсала для предотвращения травмирования пассажиров перевозимым грузом при ДТП. В частности, таковое требование включено в состав правил Еврокомиссии для производителей автомобилей (Правило R17 ЕЭК ООН).

От хетчбэка универсал отличается длиной заднего свеса — у хетчбэка он короткий, а у универсала — как на базовом седане или часто длиннее. Некоторые универсалы (Audi 100 Avant) имеют покатую крышу, как у хетчбэка, но длина заднего свеса выдает в них универсал. За границей в некоторых странах такой тип кузова с длиной заднего свеса как у седана и покатой задней стенкой кузова могут также называть «лифтбэк».

Многие универсалы обладают возможностью трансформации задней части кузова путём складывания всех рядов сидений, кроме первого. Всего рядов сидений в кузове универсала может быть два, три или даже четыре (некоторые американские модели на шасси полноразмерных седанов и лёгких грузовиков). Встречаются салоны с двумя рядами обычных (поперечно расположенных) сидений со вторым рядом, смотрящим назад, или с двумя рядами обычных сидений и расположенными в задней части боковыми (продольно расположенными) сиденьями, часто они выполняются складными. Большинство универсалов имеют простую подъемную или открывающуюся набок дверь в задке. Но у некоторых моделей (преимущественно североамериканских) она двустворчатая — состоящая из верхней и нижней независимо открываемых створок. Нижняя створка короче верхней и не имеет остекления, её открывают для перевозки особо длинномерных грузов. Из отечественных моделей, такую имели ГАЗ-22 и ранние выпуски «Москвича-426».

Очень редким типом задней двери является двустворчатая задняя дверь, верхняя часть которой выполнена в виде окна и полностью убирается в дверь — этот тип использовался практически только в Северной Америке в пятидесятые-семидесятые годы, и нередко сочетался с кузовом «хардтоп-универсал». Также на некоторых современных универсалах и внедорожниках предусмотрена возможность отдельно открыть стекло задней двери. Наконец, на полноразмерных универсалах GM первой половины семидесятых годов встречался уникальный тип задней двери (англ. Сlamshell), нижняя часть которой убиралась электроприводом внутрь пола кузова, а стекло — одновременно втягивалось внутрь крыши (см. [www.youtube.com/watch?v=JBdT-tg6B6k видео]).

Крыша в задней части универсала иногда может быть приподнята для увеличения полезного объёма.

История

В довоенные годы универсалы представляли собой сравнительно редкие узко специализированные грузопассажирские автомобили, в основном эксплуатировавшиеся мелкими бизнесменами. Большинство из них собиралось не на конвейере, а небольшими фирмами, широко использовавшими в конструкции кузовов дерево. В 1950-е годы непрактичные деревянные кузова вышли из моды, но в Северной Америке до сих пор существует традиция отделывать борта универсалов (и минивэнов) под дерево (стиль Woodie).

Первые цельнометаллические универсалы были практически одновременно представлены фирмами Wyllis и Plymouth в конце 1940-х годов, что положило начало эпохе массового производства автомобилей с данным типом кузова.

Всплеск популярности универсалов произошёл в 1950-е годы в Северной Америке в связи с активным развитием пригородов (субурбания), населению которых требовался достаточно вместительный, но при этом респектабельный транспорт. В результате вторая половина 1950-х и весь период вплоть до конца 1970-х годов стали эпохой расцвета американских полноразмерных универсалов. Именно в этот период появились такие экзотические варианты, как универсалы-хардтопы без центральной стойки кузова, двух / трёхдверные «спортивные» универсалы, универсалы с 4 рядами сидений на шасси грузовиков, всевозможные вариации компоновок салона, конструкции задней двери, и так далее. В конце пятидесятых годов на универсалы различных видов приходилось более половины производственной программы таких сравнительно бюджетных американских марок, как Plymouth.

Между тем, бензиновые кризисы 1973 и 1980 годов, а также появление в 1984 году первых американских минивенов — моделей Dodge Caravan и Plymouth Voyager — и мода на большие комфортабельные внедорожники положили конец господству больших американских универсалов. Американское законодательство в области экономии топлива, введённое после 1975 года (Corporate Average Fuel Economy — CAFE), устанавливало различные нормы вредных выбросов и расхода топлива для различных классов автомобилей, превышение которых приводило к штрафам для компаний-производителей. Для его обхода минивены были сертифицированы как лёгкие грузовые автомобили (light trucks), что сделало их выпуск намного выгоднее, чем легковых универсалов той же вместимости. В итоге если в 1979 году на light trucks (включая минивэны и «джипы») приходилось лишь 9,7 % продаж, к началу 2000-х годов доля этой категории транспортных средств на рынке США подошла к 50 %, универсалы же практически перестали выпускаться. Правда, в последние годы в Америке намечается определённая тенденция к возрождению этого класса автомобилей, но уже преимущественно в качестве имиджевых, а не утилитарных транспортных средств.

В Европе же универсалы весь послевоенный период сохранили свою сравнительно скромную, но стабильную популярность в качестве семейного и грузопассажирского коммерческого автомобиля.

В СССР универсал воспринимался главным образом как грузовой, а лишь затем как пассажирский автомобиль. Большая часть из них работала в народном хозяйстве, в частности — в системе торговли и службе такси. Этот подход во многом сохраняется и в современной России, где универсалы часто выполняют работу коммерческого развозного автомобиля, а не семейного транспортного средства.

Ранее универсалы часто использовались в качестве базы для автомобилей скорой помощи. Такую практику ещё сравнительно недавно можно было увидеть и в России, где в «скорой» работали универсалы «Волга». Однако современные стандарты в большинстве случаев допускают использование для этой цели автомобилей по минимальному объёму салона не меньше микроавтобуса. Поэтому кузов кареты «скорой» на базе легкового универсала приходится подвергать весьма существенной переделке, включающей повышение уровня крыши, что в большинстве случаев делает их использование экономически невыгодным.

Следует отметить, что кузова многих современных автомобилей класса SUV по сути принадлежат к типу универсала по своей конфигурации, однако в существующей практике их принято выделять в отдельную категорию.

Международная терминология

В Северной Америке, Австралии и Новой Зеландии универсал называют Station Wagon (в честь экипажей на конной тяге, затем — грузопассажирских автомобилей, развозивших пассажиров и их багаж со станций железной дороги). Иногда это слово сокращают до Wagon. В Австралии также иногда говорят — Station Sedan.

В британском английском этому термину соответствует слово Estate, или исторически — Shooting Brake («охотничий привал» — в честь конного экипажа без крыши, предназначенного для охоты аристократов).

Во Франции этимология слова та же, но пишется оно Break — сокращенное Break de Chasse, тоже «охотничий привал».

В итальянском и многих других романских языках универсал называют «семейным» кузовом — ит. Familiare, исп. Familiar, и т. п.

В германоязычных странах универсал называют Kombi — сокр. от Kombinationskraftwagen, но этот термин применяется по отношению и к любому другому легковому автомобилю с дверцей в задней части кузова. То же обозначение — Kombi или Combi — используется и в ряде восточноевропейских стран, например Чехии.

Универсал с глухими окнами в задней части кузова часто называют «фургон» (англ. Van). В Северной Америке этому термину соответствует Sedan Delivery, то есть «развозной седан», а «вэном» называют только фургон на базе микроавтобуса (смысл понятия «седан» в английском языке несколько отличается от русского понимания данного термина — так, некоторые универсалы фирмы Ford именовались Country Sedan).

См. также

• Развитие формы кузова легкового автомобиля
• Мультивэн

Отрывок, характеризующий Универсал (кузов)

– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.