Университет Вашингтона в Сент-Луисе

Не следует путать с Вашингтонским университетом.

Университет Вашингтона в Сент-Луисе
По-английски	Washington University in St. Louis
Девиз	лат. Per veritatem vis англ. Strength through truth рус. Сила через правду
Основан	1853
Тип	частный
Целевой фонд	$ 6,819 млрд
Канцлер	Марк Урайтон
Место расположения	Сент-Луис, Миссури, США 38°38′47″ с. ш. 90°18′23″ з. д.38.64639° с. ш. 90.30639° з. д. / 38.64639; -90.30639
Кампус	городской и пригородный (общая площадь — 9,45 км²)
Студентов	14 842
Бакалавров	7 543
Магистров и докторов	7 299
Преподавателей	3 645
Цвета
Талисман	Медведи
Официальный сайт	[www.wustl.edu/ www.wustl.edu]
Категория на Викискладе

К:Учебные заведения, основанные в 1853 году

Университет Вашингтона в Сент-Луисе (англ. Washington University in St. Louis) — частный исследовательский университет США, расположенный в Сент-Луисе, штат Миссури.

Основан в 1853 году и назван в честь первого президента США Джорджа Вашингтона. В университете учатся студенты со всех 50-и штатов, а также из более 110-и стран мира. С высшим учебным заведением связана работа 22-х нобелевских лауреатов, 9 из которых провели здесь большую часть своих исследований. В 2006 году университет получил $ 434 млн. из федеральных исследовательских фондов, став 7-м среди частных университетов по выделенным средствам и 4-м среди национальных институтов здоровья.

В 2010 году университет Вашингтона в Сент-Луисе занял 13-ю позицию в рейтинге «Национальные университеты» издания U.S. News & World Report, 38-ю в общемировом рейтинге Times Higher Education World University Rankings, а также 30-ю позицию в Академическом рейтинге университетов мира.

В состав университета входят 7 выпускающих школ. Официально был зарегистрирован как «Университет Вашингтона», в 1976 году совет попечителей добавил к названию фразу «в Сент-Луисе», чтобы избежать путаницы с его местонахождением и с Вашингтонским университетом, в английском языке название часто сокращается до WUSTL.

История

Основание и рост университета

Идея основания университета принадлежит 17-и бизнесменам, политикам и религиозным деятелям из Сент-Луиса, которые были крайне обеспокоены отсутствием высших учебных заведений на Среднем Западе. Во главе этой группы находились сенатор штата Миссури Уэйман Кроу и министр унитарианской церкви Уильям Элиот, дед поэта Томаса Элиота.

В 1853 году принят устав университет и назначен президент совета попечителей Уильям Элиот. Первым канцлером учебного заведения стал Джозеф Хойт. На обеспечение деятельности университета Элиот неоднократно запрашивал финансовую помощь среди местных бизнесменов и деловых лиц, однако добиться постоянного финансирования не смог, фактически учреждение не имело ни богатого покровителя, ни поддержки религиозных организаций или государства.

В течение первых 3-х лет университет трижды менял своё название. Сначала назывался «Семинария Элиота», но это название не нравилось Уильяму Элиоту, который не хотел, чтобы учебное заведение носило его имя, а также возражал против создания семинарии, которую могли бы обвинить в преподавании одной религии. Он выступал за объединение всех религий в университете. В 1854 году Попечительский совет изменил название на «Институт Вашингтона» в честь Джорджа Вашингтона. Присвоение имени первого президента США было знаком его всеобщего восхищения американцами, как отца Америки и символа национального единства. В 1856 году институт Вашингтона сменил название на «Университет Вашингтона». В 1976 году к этому названию добавили «в Сент-Луисе», чтобы отличить университет от почти 20 других, носящих имя Дж. Вашингтона.

Хоть учебное заведение и получило статус университета, в течение многих лет функционировало главным образом в качестве вечерней школы, которая находилась в центре города Сент-Луис. Из-за ограниченности финансовых ресурсов обучение проходило в общественных зданиях, первые занятия начались 22 октября 1854 года, в здании школы Бентона. В конце концов университету всё же удалось собрать средства на строительство комплекса собственных зданий.

В 1867 году в университете открылась первая частная юридическая школа на западе от реки Миссисипи. В 1891 году открылась медицинская школа, после того как Сент-Луисский медицинский колледж решил войти в состав университета. В 1890-х годах президент совета попечителей Роберт Брукинг Соммерс предпринял ряд важных задач по реорганизации финансирования университета, обеспечив стабильность притока средств и организовав покупку земли для нового кампуса.

Университет в XX веке

В связи со строительством нового кампуса, в 1899 году в университете был объявлен национальный конкурс на архитектурный проект новых зданий. Победителем стала известная в Филадельфии фирма Cope & Stewardson, предложив проекты зданий в готическом стиле, вдохновлённая архитектурой Оксфордского и Кембриджского университетов. Краеугольный камень первого здания — Басч-Холл, заложен 20 октября 1900 года. Вскоре после этого началось строительство ещё 3-х зданий, в которых с 1904 по 1905 года размещалась Всемирная выставка и проходили соревнования летних Олимпийских игр. Это позволило университету выручить дополнительные средства и построить 10 зданий кампуса, вместо запланированных 7-ми.

К 1915 году завершилось строительство медицинского центра, а 3 года спустя университет принял первых студентов-медиков женского пола.

Молодой профессор физики, Артур Холли Комптон в 1922 году провёл здесь серию экспериментов в подвале Идс-Холла и продемонстрировал обнаруженный им эффект изменения длины волны рентгеновского излучения. Это открытие, известное как «эффект Комптона» принесло ему Нобелевскую премию по физике в 1927 году. После многолетней работы в Чикагском университете, Артур Комптон в 1946 году вернулся в Сент-Луис и стал 9-м канцлером университета Вашингтона. Под его руководством резко вырос приём студентов, в первую очередь за счёт ветеранов Второй мировой войны.

В 1947 году профессор медицинской школы, Герти Кори стала первой женщиной из США, удостоившейся Нобелевской премии по физиологии и медицине.

В середине 1940-х годов в университете Вашингтона начался процесс расовой сегрегации и он стал объектом критических статей в местной афроамериканской прессе. Весной 1949 года группа студентов университета и студенческий комитет по приёму негров развернули кампанию за полную расовую интеграцию. В мае 1952 года совет попечителей принял резолюцию, запрещающую сегрегацию в школах университета.

Вторая половина XX века становится для университета временем его роста из регионального до национального исследовательского. В 1957 году началось планирование строительства комплекса современных общежитий для студентов, которые приезжали учиться не только из пригорода Сент-Луиса, но и других городов и штатов, к 1964 году таких студентов было уже более 70%.

В 1971 году совет попечителей назначил канцлером Уильяма Генри Данфорта, который руководил университетом во время социальных и финансовых трудностей 1970-х годов. За 24 года ему удалось укрепить отношения с жителями Сент-Луиса, добиться значительного улучшения медицинской школы, при нём создаются 70 новых кафедр, он обеспечил университет $ 1,72 млрд. пожертвований и утроил количество студенческих стипендий. В середине 1990-х годов университет обновил учебные планы ряда образовательных программ и ввёл в эксплуатацию более 30 новых зданий.

Современная история

В 1992 году Университет Вашингтона был выбран комиссией по президентским дебатам в качестве площадки для проведения дебатов в президенты или вице-президенты США. В рамках президентских кампаний, встречи прошли в 1992, 2000 и 2004 годах в спортивном комплексе университета. Были запланированы дебаты и на 1996 год, однако из-за разногласий в планах кандидатов, дискуссия не состоялась. 2 октября 2008 года в спорткомплексе прошли дебаты между кандидатами в вице-президенты Сарой Пейлин от Республиканской партии и Джо Байденом от демократов.

Несмотря на то, что после встречи 2004 года, канцлер Урайтон высказал сомнения о возможности проведения будущих дебатах на территории кампуса, заявка на проведение дебатов 2008 года всё же была подана. По его словам:

Это единственное в своём роде событие предоставляет уникальный опыт нашим студентам, вносит вклад в национальное понимание важных проблем и позволяет нам привлечь внимание нации и международного сообщества к Сент-Луису, как к одному из величайших регионов Америки.

Кампус

Кампус Данфорта

Отличается от других кампусов готической архитектурой зданий, расположен на западной границе Форест-Парка и занимает площадь 68,4 га. Ранее известный как кампус Хиллтоп, 17 сентября 2006 года был переименован в честь Уильяма Данфорта, 13-го канцлера университета.

Строительство кампуса было значительно ускорено за счёт выгодной аренды нескольких зданий для всемирной выставки «EXPO 1904». После окончания выставки, началась эксплуатация зданий по назначению. Кроме того свободная территория и гимназия Френсиса, арендованные для Летних Олимпийских игр 1904 года, были использованы для спортивного дивизиона университета.

После открытия вблизи кампуса Данфорта станций University City – Big Bend и Skinker метрополитена Сент-Луиса, добираться к другим кампусам стало быстрей и удобней.

Медицинский центр

Медицинский центр университета Вашингтона занимает территорию общей площадью 66,4 га и расположен в зданиях, распределённых по нескольким кварталам вдоль восточной границы Форест-Парка. Здесь находятся медицинская школа и связанные с ней клинические больницы: Еврейский госпиталь Барнса, детский госпиталь Сент-Луиса и др.

Северный и западный кампусы

В северном и западном кампусах располагаются комплекс административных зданий университета.

Северный кампус находится в Сент-Луисе, рядом с районом развлечений Delmar Loop. Университет приобрёл здесь здание в 2004 году, в котором ранее находилась фабрика униформы Angelica . В состав кампуса входят ведомства жилищного строительства, учёта, казначейство, служба сетевых технологий, а также компания Bon Appétit Management Company, занятая в сфере общественного питания в университете и др.

Западный кампус находится примерно в 1,6 км к западу от кампуса Данфорта, в Клейтоне, штат Миссури, и в первую очередь состоит из 3-х этажного бывшего универсального магазина, занимающего большую часть территории. В 1990 году университет выкупил здание и прилегающую парковку, и провёл серию реконструкций. Сегодня здесь располагаются библиотека, архивы конференц-центра, торговые площади, офисы, музыкальная комната для репетиций и Центр по применению информационных технологий, предлагающий образование в сфере IT услуг.

Исследовательский центр Тайсона

Исследовательский центр Тайсона занимает территорию в 809 га к западу от Сент-Луиса, у реки Мерамек. Университет получил этот центр в 1963 году от федерального правительства, в качестве избыточного имущества. Используется как университетская биологическая станция для исследовательских и образовательных целей.

Образование

Даты основания колледжей и школ
Школа или колледж	Год
Колледж искусств и наук	1853
Инженерная школа	1854
Юридическая школа	1867
Колледж искусств	1879
Медицинская школа	1891
Колледж архитектуры	1910
Бизнес-школа Олина	1917
Высшая школа искусств и наук	1922
Школа социальной работы	1925
Университетский колледж	1931
Школа дизайна и визуальных искусств	2005

Университет разделён по модели Оксфордского и Кембриджского университетов. В его состав входят 7 выпускающих школ. Университет Вашингтона предлагает более 90 образовательных программ со степенями бакалавра, магистра, доктора, 20 из которых входят в рейтинги 10-и лучших национальных программ в различных областях наук, по версии издания U.S. News & World Report. А также предлагает около 1 500 различных курсов, в том числе курсы иностранных языков, среди которых испанский, итальянский, русский, арабский, китайский, иврит, хинди и другие.

Среди преподавателей 23 члена Национальной академии наук, 29 — института медицины, 29 — Американской академии искусств и наук, 2 — Национальной академии инженерных наук, 13 — Американского юридического института, 3 — Американского философского совета.

Стоимость обучения в 2010—2011 учебном году составила $ 39 400.

Студенческая жизнь

В университете Вашингтона действуют более 200 студенческих организаций. Большинство из них финансируется студенческим союзом университета, располагающим фондом более $ 2 млн. и годовым бюджетом, которые полностью контролируются студентами. Это один из крупнейших студенческих союзов в США. Кроме того он выступает спонсором масштабных программ кампуса, включая Walk In Lay Down (концерт, проводимый в университетском центре дважды в год), бесплатные копии газет The New York Times, USA Today, а также St. Louis Post-Dispatch, телевизионную станцию университета WUTV и радиостанцию KWUR, которая стала лучшей радиостанцией Сент-Луиса в 2003 году, несмотря на то, что за пределами кампуса сигнал распространяется лишь на несколько кварталов. Также в университете имеются 12 братств и 7 женских клубов.

Большая часть этих организаций находятся в Университетском центре на кампусе Данфорта. Центр открыт 11 августа 2008 года и получил золотой сертификат LEED за экологически чистый проект здания.

75 % студентов живут на территории кампуса, общая площадь общежитий составляет более 160 000 м². Во всех общежитиях организовано совместное проживание, для студентов имеются бейсбольные и софтбольные поля, центр досуга и отдыха, центр красоты и здоровья и т. д.

Традиции

Walk In Lay Down — наиболее масштабный концерт, организуемый с 1973 года каждый семестр на кампусе Данфорта и привлекающий известных музыкантов и группы, среди которых Баста Раймс, Lil Jon, K’naan, The Black Eyed Peas, R.E.M., Live.

Баухаус — ежегодный «костюм» к вечеринке на Хэллоуин, созданный при поддержке Совета школы архитектуры, который представляет собой гигантскую палатку, устанавливаемую перед зданием Гивенс-Холл.

Vertigo — танцевальная вечеринка, которую организует Совет инженерной школы, для которой выставляются инновационные танцполы, созданные студентами, на 2,4 м и на 4,9 м с компьютерным управлением и модульным светодиодным освещением.

Известные выпускники

Джон Чамплин Гарднер — американский писатель. Том Фридмен — художник, скульптор-концептуалист. Роберт Мартин Калп — американский киноактёр, сценарист, режиссёр. Кристин Бауэр ван Стратен — американская актриса кино и телевидения. Харольд Аллен Рамис — американский актёр и сценарист. Джонни Кастл — американский актер. Джон Питер Сарсгаард — американский актёр. Мэри Уикс — американская актриса. Теннесси Уильямс — американский прозаик и драматург. Чарлз Ормонд Имз-младший и Рэй Имз — американские архитекторы и дизайнеры. Джеймс Стивен Фоссетт — американский бизнесмен, воздухоплаватель, яхтсмен, совладелец фирмы Scaled Composites. Уолтер Гудвин Стенли — американский спортсмен-конник.

Эдвард Синглтон Холден — американский астроном. Уильям Хайланд — американский политик. Конде Монтроз Наст — основатель американского издательского дома Condé Nast Publications. Кларк Макадамс Клиффорд — влиятельный американский юрист и государственный деятель. Дуайт Филли Дэвис — американский политик и спортсмен. Дэвид Роуленд Фрэнсис — посол США в России в 1916—1918 годах. Эдвин Герхард Кребс — американский биохимик, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1992 года. Джозеф Карл Робнетт Ликлайдер — выдающийся американский ученый, работавший в области информационных технологий. Сол Шпигельман — американский молекулярный биолог. Джон Хартфорд — американский певец народной музыки и кантри, один из известнейших представителей жанра блюграсс. Винфред Эшби — американский патологанатом, автор метода Эшби.

• Edward Singleton Holden 03688r.jpg

  Эдвард Синглтон Холден

• DRFrancis.jpg

  Дэвид Роуленд Фрэнсис

• Dwight Davis, Bain bw photo portrait.jpg

  Дуайт Филли Дэвис

• Williamwebster.jpg

  Уильям Уэбстер

• Fossett before globalflyer flight cropped.jpg

  Джеймс Стивен Фоссетт

• Sarsgaard at WUSTL 2007.jpg

  Джон Питер Сарсгаард

• Johnnykastl2.jpg

  Джонни Кастл

Ссылки

• [www.wustl.edu/ Официальный сайт Университета Вашингтона в Сент-Луисе]

Отрывок, характеризующий Университет Вашингтона в Сент-Луисе

– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.