Университет Париж Декарт

Университет Париж Декарт
Оригинальное название	L'université Paris-V
Год основания	1970, бывший Парижский университет 1253
Тип	государственный университет
Президент	Аксель Кан (Axel Kahn)
Студенты	35 000
Преподаватели	1 915
Расположение	Париж, Булонь-Бийанкур, Малаков, Монруж
Сайт	[www.univ-paris5.fr/ сайт]. [www.webcitation.org/66jpynkSy Архивировано из первоисточника 7 апреля 2012].К:Википедия:Статьи со сложным входом в Модуль:URL

К:Учебные заведения, основанные в 1970 году

Университет Париж V (или Университет Париж Декарт) — французский государственный медицинский университет, единственный в Иль-де-Франс имеющий одновременно факультеты медицины, фармацевтики и стоматологии. В 2010 году университет занял 151-200 место в академическом рейтинге университетов мира.

История

Факультет медицины Парижского университета основан в 1253 году вслед за факультетами теологии, литературы и искусства, права. Вплоть до XVIII века факультет копирует методы образования с факультета теологии, на протяжении многих веков не признает различные открытия в области медицины, постоянно ведет борьбу с докторами, хирургами и прочими «шарлатанами», не имеющими достаточного книжного образования. Только после Великой французской революции факультет модернизируется. Современная история университета начинается в 1769 году, когда по заказу Людовика XV была построена школа хирургии. В XIX веке школа присоединяется к факультету медицины Университета Парижа. В 1970 году, после майских событий 1968 года Университет Парижа расформировывается и создаются 13 независимых университетов. На базе факультета медицины создается Университет Париж V, к которому присоединяются факультет зубной хирургии и Институт физической культуры и спорта. В 1976 году к университету Париж V присоединяется факультет права, расположенный в Малохове.

Народное достояние и музеи

Здания университета и его факультетов являются народным достоянием. Также к университету относится Парижский музей истории медицины.

• Институт физической культуры и спорта расположен в здании с богатой историей, которая начинается в середине XVIII века. В здании располагался медицинско-оздоровительный центр La cure de Saint-Sulplice (до 1791 года), косметическая фабрика (1791—1829), коллеж (1829—1914), за это время отстроено пять новых зданий и часовня архитектором Лемарье, после пожара отстроены заново архитектором Жолли), госпиталем в период Первой мировой войны. В 1923 году здание переходит во владение Парижского университета.

• Университетский центр Сен-Пре состоит из трёх зданий. Здание Сен-Пре построено архитектором Жаном Пруве на месте часовни и Госпиталя милосердия Сен-Пре (1620), из-за второй мировой войны стройка затягивается на 17 лет. Этому зданию присуща уникальная архитектура 1950-х годов, которая больше не встречается в Париже. Также в своё время оно было самым современным и удобным зданием Парижского университета. Здание Жакоб, построено в 1970 году. История Собора святого Владимира начинается в 1620 году, когда по заказу Марии Медичи построена часовня для Госпиталя милосердия, в 1731 году часовня перестроена французским архитектором Робером Де Коттом. В XVIII веке в часовне располагается часть Госпиталя милосердия и только 1943 году она снова становится храмом, в этот раз Собором святого Владимира в честь киевского князя Владимира Святославича (Владимир Красное Солнышко).

• Факультет фармацевтики История этого здания начинается в 1257 году, год основания картезианского монастыря. В 1578 году известный французский аптекарь Николя Уэль основывает фонд «Дом христианского милосердия» в который входит здание монастыря. После его смерти здание и фонд переходят сообществу аптекарей, которые его перестраивают. В 1777 году основан Коллеж фармацевтики, а в XIX веке основана первая школа фармацевтики. Деревянный камин актового зала (1664 год), портрет Николя Уэля и картина «Встреча Менелая и Елены с государями Египта» являются национальным достоянием Франции.

• Факультет Права Здание построено в 1927 году для Высшей школы электрики, в 1976 переходит во владение Университета Париж Декарт. Здание является национальным достоянием Франции

• Факультет медицины располагается в нескольких зданиях, каждый имеет свою собственную историю. Францисканский монастырь Парижа основан в XIII веке и назван в честь Людовика IX Святого. Во время великой французской революции там находился Клуб кордильеров, там же позже был захоронен Марат один из предводителей революции. Госпиталь Кошен основан в XVIII веке, в 1893 году Луи Пастер открывает там первую современную операционную в Париже.

• Административный центр университета расположен в здании бывшей школы хирургии в парижском квартале Одеон. Здание построено французским архитектором Жаком Гондуэном в греческом стиле в 1774 году.

Структура

В университет входит 8 факультетов, Институт психологии, около 100 различных лабораторий (66 относятся к CNRS) и 6 докторских школ.

Факультеты

• Факультет гуманитарных наук
• Факультет права
• Факультет медицины
• Медико-биологический факультет Сен-Пре
• Факультет зубной хирургии
• Факультет фармацевтики и биологии
• Факультет математики и информатики
• Факультет физкультуры и спорта

Знаменитые выпускники

• Франсуа Фийон — премьер-министр Франции 2007—2012

Знаменитые профессора и бывшие профессора

• Жорж Баландье — французский социолог и антрополог
• Мишель Маффесоли — французский социолог

См. также

• Сорбонна
• Рене Декарт
• Образование во Франции

Ссылки

• [www.univ-paris5.fr/ Официальный сайт университета] (фр.). [www.webcitation.org/66jpynkSy Архивировано из первоисточника 7 апреля 2012].
• [www.bium.univ-paris5.fr/musee/ Музей истории медицины] (фр.).

Отрывок, характеризующий Университет Париж Декарт

– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.